Эффект ненависти
Дверь распахнулась, на пороге возник отец, одетый как обычно по-деловому, в строгий классический костюм, с галстуком, запонками и прочими стильными атрибутами успешного человека. Мама мелькала за его спиной, ободряюще улыбаясь и немного виновато пожимая плечами.
— Вы опоздали на десять минут, — проворчал отец, пропуская нас в квартиру.
— Мы заезжали за десертом, — я сунула ему коробку и тут же угодила в объятия матери. Стас неуверенно топтался на пороге, от его обычной смелости не осталось и следа. Слегка злорадствуя про себя, я взяла его за руку и торопливо проговорила:
— Мам, пап, вы уже знаете Стаса. Он…
— Я бы хотел попросить руки вашей дочери.
Я пораженно замерла, приветливость на лице матери сменилась изумлением, а отец грозно нахмурил брови. Спокойным остался только Марк, видимо, эта сволочь его предупредила...
— Торохов, значит... — Папа смерил Стаса пронзительным взглядом. — Тот самый Торохов. Трехлетней давности.
— Торохов, — подтвердил Стас. — Но не трехлетний, а изменившийся.
— Дамы на кухню, мужчины в зал, — скомандовал старший Корнеев, и оба парня послушно последовали за ним. На пороге отец остановился, пропустив их вперед. — Марк, где коньяк стоит, ты знаешь.
Брат кивнул и закрыл за собой дверь. Папа повернулся ко мне:
— Ну Соня...
— Не сердись на дочь, дорогой. — Мама смогла прийти в себя быстрее, чем я и улыбнулась. — Судя по всему, она сама ничего не знала о предложении.
— Это не освобождает ее от ответственности. Идите на кухню и не высовывайтесь, пока я вас не позову.
Однако стоило ему зайти в зал и прикрыть дверь... В общем, мама никогда не была послушной женой. А меня нельзя было назвать послушной дочерью, поэтому мы обе оказались у двери, прислушиваясь к разговору.
— Неожиданно, я вам скажу, молодой человек. Спасибо, Марк. Итак, моя дочь достаточно повзрослела, чтобы затащить ее в постель?
— Прошу прощения?
— Ну, три года назад она была слишком мала. Теперь подросла?
— Андрей Леонидович, я уже сказал вам, что изменился.
— А я тебе не верю на слово.
— Пап, не забывай...
— Во-первых, я ничего не забываю, Марк. А во-вторых, не вмешивайся пока в наш разговор.
— Я не прошу верить мне, но, очевидно, ваша дочь уже сделала свой выбор.
— Да-а-а? — насмешка в голосе отца была настолько очевидна, что я поморщилась. — Я вот по ее реакции не могу этого сказать.
— Она просто не ожидала... подобного. Но мы любим друг друга. Она со мной счастлива.
— Три года назад она тоже была счастлива, но это не помешало тебе... любить других.
— Вы считаете, что люди не способны измениться и поменять свое отношение к жизни и отношениям?
— Я просто не хочу, чтобы моей дочери было больно, когда ты наиграешься и уйдешь к другой.
— Я люблю вашу дочь.
— Сколько ты продержишься в ожидании, когда она решится на секс с тобой? — Голос отца приобрел какие-то беспощадные нотки, и я уже хотела вмешаться, но мама остановила меня, знаком показывая, что стоит подождать.
— Она как бы уже решилась, — вмешался Марк. — Дня через три после... инцидента с Лесковым.
Я покраснела под удивленным взглядом матери и мысленно чертыхнулась: — кто просил Марка выдавать родителям такие подробности моей личной жизни?
— Я не думаю, что нам стоит обсуждать эту тему без Сони. — Да, да, да, черт возьми!
— Что, кишка тонка отвечать за свои поступки? Думаешь, я одобрю то, что мою дочь трахает какой-то мерзавец, возомнивший себя ее спасителем? — Агрессия в голосе отца зашкаливала, я еще никогда не была свидетелем подобной злости с его стороны.
— Следите за своими словами, Андрей Леонидович. — От спокойствия Стаса не осталось и следа, гневные интонации хлестали словно плеть.
— Не смей указывать мне, щенок!
— Папа! — Марк предупреждающе повысил голос.
— Как ты мог это допустить? Куда смотрели твои глаза, Марк?
— Пора вмешаться, — шепнула мама.
Я распахнула дверь и разъяренной фурией возникла на пороге. Отец обернулся, на лице — мрачная решимость и ярость, пальцы с такой силой сжимали стакан с коньяком, что даже костяшки побелели.
— Ты зашел слишком далеко, Андрей. — Мама зашла следом за мной, осуждающе глядя на папу.
— Если тебя это действительно так сильно волнует — я переспала со Стасом по собственному желанию. А он до последнего держал оборону. И давайте все же мы не будем обсуждать мою интимную жизнь, мне не пятнадцать лет!
— Ни о свадьбе, ни об отношениях не может быть и речи. Пусть выметается из моего дома сейчас же.
— Отлично. Тогда я ухожу с ним.
— Нет.
— Да, папа. — Я пересекла комнату и встала рядом со Стасом. Он тут же обнял меня, не сводя взгляда с моего отца.
— Твоя самостоятельность уже однажды привела к ужасным последствиям. Подумай о себе хотя бы сейчас.
— Подумала. И я ухожу с ним.
— Соня, я пойду, а ты останься, поговори с родителями. Видимо, я поспешил лезть со своими благими намерениями. — Торохов поставил на стол свой бокал и ободряюще сжал мою ладонь. — Вам нужно о многом поговорить в кругу семьи.
— Андрей, — с укором проговорила мама, качая головой. — Будь благоразумным.
Папа сверлил взглядом Стаса, тот отвечал тем же. Минуту в комнате царила тишина, пока отец, наконец, не произнес:
— Оставьте нас наедине со Стасом. Марк, проследи, чтобы они не подслушивали.
Что-то в его голосе заставило нас с мамой послушаться, и следующие полчаса мы провели на кухне под бдительной охраной Марка, в зловещем ожидании.
В квартире было тихо. Из зала не доносилось ни звука, и это меня настораживало. Я нервно расхаживала из угла в угол, поглядывая на часы и прислушиваясь к происходящему за стеной. В конце концов, Марк не выдержал и усадил меня на стул, сунув в руки чашку с горячим чаем. Я лишь молча кивнула и стала пить горячий напиток, пахнущий лимоном и малиной. Волнение — не лучший помощник в сложившейся ситуации, поэтому мне было жизненно необходимо взять себя в руки и контролировать эмоции.
