Эффект ненависти

"В одну реку дважды не входят" —

трещат повсеместно мамы, друзья, подруги.

А что если это бездонное синее море?

Море, которое дышит,

море, которое любит,

и даже имеет руки.

Источник неизвестен

два месяца спустя

Утро было волшебным. Нежась в родных и любимых объятиях, я до последнего не хотела открывать глаза, пока, наконец, не раздался звонок будильника. Стас вздрогнул, прижал к себе покрепче и, не размыкая век, пробормотал:

— Может, никуда не поедем?

Я улыбнулась, прижавшись щекой к груди парня, и тихо ответила:

— Увы, но мы не можем себе этого позволить. Родители ждут нас к девяти, Марк должен заехать через полчаса. Нужно вставать.

— Ненавижу утро, — простонав, Стас выпустил меня из объятий и сел на кровати, потирая ладонями лицо. — Я в ванную, а ты на кухню, делать мне кофе. Иначе я никуда не поеду.

— Ну конечно, — засмеявшись, я вылезла из-под теплого одеяла и сладко потянулась. — Тебя съест любопытство и сожрет совесть.

— Поперхнутся и выплюнут, я не вкусный. — Он встал и неторопливо направился в душ, напоследок окинув меня лукавым взглядом. — Кофе и поесть что-нибудь, малыш, чтобы я смог нормально функционировать.

Кинув в него подушку и как всегда промахнувшись, я потопала на кухню готовить этому наглецу завтрак.

По телевизору о мировых новостях вещала выспавшаяся и счастливая ведущая, яркое солнце озаряло кухню своими лучами, окрашивая стены в золотисто-песочный цвет. Пощелкав кнопки, я остановила свой выбор на музыкальном канале и, прибавив громкость, взялась нарезать батон. Вырезав мякоть и положив корочки на сковороду, быстро обжарила их с двух сторон и залила каждую яйцом. Насыпав кофе и залив его водой, поставила турку на огонь. Теплые ладони скользнули на мою талию, меня нежно поцеловали в макушку. В этом невинном поцелуе было больше любви и тепла, чем в любом другом, более страстном.

— Мне так нравится видеть тебя на своей кухне, в моей футболке, растрепанную и сонную. В такие моменты ты самая красивая, малыш.

— И когда только ты из брутального негодяя превратился в домашнего парня? — я увернулась от шутливого щелчка по носу и вернулась к приготовлению завтрака. Стас сел за стол и взял в руки пульт.

— Я все такой же негодяй. Просто теперь меня вкусно кормят и у меня регулярный секс. От такого мужчины добреют.

— И все? Дело только в еде и сексе? — я сдвинула брови, не забыв при этом снять с огня яичницу.

— Ну, еще я влюбился в одну своенравную и вредную девушку, но думаю, это не причем.

Я лишь покачала головой и продолжила накрывать на стол. Через несколько минут перед Стасом стояла чашка крепкого ароматного кофе и тарелка с завтраком. Ели мы в привычном молчании, тишину нарушал лишь тихий разговор двух серьезных политиков на одном из центральных телеканалов. Изредка встречались взглядами и улыбались, словно разговаривая. Для меня это и было счастьем.

Марк заявился в тот момент, когда я ушла одеваться, а Стас убирал грязную посуду в мойку. Торопливо закончив легкий макияж и прихватив сумку, я вышла в прихожую, встречать брата. Крепко пожав руку Торохова, он торопливо поцеловал меня в щеку и как обычно спросил:

— Арина не объявилась?

В очередной раз я почувствовала себя виноватой, понимая, что мне снова предстоит врать брату.

— Нет, она не звонила и не писала. Уже два месяца ни слуху, ни духу от нее.

Стас осуждающе на меня посмотрел, но промолчал. Мне пришлось долго уговаривать его поддержать мою ложь и сделать вид, что он ничего не знает об Арине, как и я. Первое время он порывался рассказать все Марку, чтобы эта парочка наконец поговорили и разобрались в том, что между ними происходит, но потом передумал, рассудив, что и Марк, и Арина уже взрослые люди и способны самостоятельно решить свои проблемы.

— Хорошо. — Марк на секунду замер, поджав губы, а затем улыбнулся: — Нам пора выезжать, родители ждут.

— Заедем в кондитерскую за пирожными к чаю? — спросила я, выходя из квартиры следом за парнями и вызывая лифт, пока Стас замыкал дверь.

— Угу, — кивнул брат. Больше за всю поездку я не услышала от него ни слова. Он все время бросал быстрые взгляды на телефон, нервно постукивая пальцами по рулю. Хмурился, морщился, сердито поджимал губы. Из веселого, жизнерадостного парня Марк превратился в мрачного типа, зло поглядывающего на мир. За это я Арину ненавидела. Подруга подругой, но то, что она творила с моим братом не могло вызывать моего одобрения. Однако любая попытка уговорить ее хотя бы позвонить ему и сообщить, что она жива-здорова, жестко пресекалась с ее стороны. Я понимала, что ей сейчас не до нас, что ей тяжело устроить свою жизнь в абсолютно чужом для нее городе, да еще и с маленьким ребенком на руках, но... Мы обе знали, что Марк наплюет на все, бросит прежнюю жизнь здесь и умчится к ней, возьмет под свою опеку, сделает ее жизнь проще. Арина не хотела от него зависеть, не хотела казаться слабой и признавать поражение. Как я когда-то.

Наша машина подъехала к подъезду моего дома. С легким оттенком грусти улыбнулась, ни капельки не жалея, что перебралась жить к Торохову. Я была счастлива как никогда.

Выбравшись из машины и передав коробку с пирожными Стасу, набрала номер квартиры родителей.

— Кто?

— Мам, это мы.

— Открываю.

Знакомый писк огласил двор. Стас придержал дверь и пропустил меня вперед. Уже у квартиры родителей, ожидая, когда нам откроют дверь, я повернулась к нему, поправила несколько непослушных прядей и ободряюще улыбнулась:

— Не волнуйся, они тебя не съедят. Папа может поворчать немного, но ты главное улыбайся и обнимай меня.

Он сглотнул и крепче сжал мою руку. Дело в том, что я до сегодняшнего момента до сих не представила Торохова родителям как своего парня. Даже мой переезд к нему вышел без одобрения родственников. Просто мои вещи незаметно перебрались в его квартиру стараниями Марка. После ареста Лескова я виделась с родителями всего три раза, и тогда нам было вовсе не до разговоров о моей личной жизни. Маму волновало мое здоровье, а отца — безопасность. Сегодня же мне предстояла представить им Стаса не как своего спасителя и охранника, а как своего парня.