Константин Райкин и Театр «Сатирикон» - Дмитрий Владимирович Трубочкин
Актерам непросто работать с Ю. Бутусовым: от них требуется много этюдной фантазии, актерских предложений, готовности принимать и осваивать непонятный пластический рисунок, а приняв, сразу же поменять его. Актерам рационального склада, не умеющим ухватить роль без классической «мотивации» и целеполагания, по школе Станиславского, бывает трудно совладать с бескрайней, ошеломляющей, парадоксальной ассоциативностью мышления режиссера, с иррациональными идеями и склонностью менять все на ходу и напрочь отменять то, что еще вчера «закрепили». Бутусов достигает своих целей часто через неудовлетворенность и конфликтность в репетиционной работе, которой заражает свою творческую команду: он непримирим ко всем так же, как и к себе. Тем самым прямо на репетициях создается среда болезненно обостренной чувствительности, доставляющая мало душевного комфорта, но в итоге продуктивная для спектакля в целом: эта среда распространяется на сценическое действие и насыщает его взвинченностью, напряжением обнаженного нерва, раскаленного, как стальная струна, которую приблизили к жерлу печи. Это напряжение ощутимо из зрительного зала в любой работе Бутусова.
К. А. Райкин шутил, что Юрий Бутусов может тщательно, в течение нескольких недель решать, какой костюм подойдет такому-то актеру, устраивать несколько примерок и подгонок, добиться идеального соответствия фигуре и в последний момент заставить высокого и низкого поменяться костюмами. Недаром сатириконовцы, из всех московских трупп имеющие самый долгий опыт работы с Бутусовым, после премьеры «Отелло» (2013) выпустили комплект футболок с надписями на спине: «Я репетировал с Бутусовым и выжил».
Сатириконовская труппа оказалась идеально подготовлена к такой трудной работе: артисты, собранные К. А. Райкиным, были исключительно трудоспособны, великолепно подготовлены технически, смелы, умели работать в полном послушании у режиссера и бесконечно поправлять, переделывать и перекраивать начатое, отзываясь на трудные, порой нелогичные требования с необходимой профессиональной гибкостью и энтузиазмом. Артисты великолепно «держали» этот сложнейший спектакль в цельности, месяц за месяцем не давали ему распускаться, вкладывались в него без остатка: они по-настоящему полюбили эту работу. В «Макбетте» собралась актерская команда, преимущественно молодая, с которой Бутусов потом не хотел расставаться и продолжал работать в следующих спектаклях; а некоторых из них – например, Тимофея Трибунцева – желал видеть в спектаклях других театров.
Критики встретили «Макбетта» в целом благосклонно (кто-то сравнивал его с первыми громкими премьерами Бутусова и, как обычно, находил много поводов для скепсиса); а вот зрительский прием мало назвать восторженным. За короткое время у спектакля появились преданные почитатели, для которых регулярный приход на «Макбетта» и овации полюбившимся артистам в финале превратились в своеобразный театральный моцион. Когда К. Райкин, по своему обыкновению, готовился снять спектакль на шестой год проката, в «Сатирикон» пришло коллективное письмо на имя худрука от зрителей, в котором просили продлить срок жизни «Макбетта». В итоге спектакль продержался в театре семь лет, соседствуя в афише рядом с двумя следующими работами Бутусова – уже по Шекспиру.
Символично то, что Юрий Бутусов взялся за первую работу по Шекспиру (после пьес С. Беккета, Г. Бюхнера, Г. Пинтера, А. Камю и Э. Ионеско) именно в «Сатириконе». Как только в 2003 году стало известно, что Бутусов работает над «Ричардом III» и заглавную роль будет исполнять К. Райкин, театральные круги забурлили в ажитации (и было от чего); а наблюдательные зрители поняли, что К. А. Райкин и Ю. Н. Бутусов мыслили сотрудничество не набором отдельных и случайных спектаклей, а целым направлением, в котором угадывалась своя логика: движение к большой классике.
«Сатирикон» в те годы действительно заражал интересом к классике. В самом деле, не только режиссер оказывает влияние на театр своими художественными идеями: театр тоже влияет на режиссера – на его художественный выбор. «Сатирикон» привел Юрия Бутусова к Шекспиру; и о шекспировском дебюте установившегося на несколько лет творческого альянса Райкин – Бутусов заговорила вся Москва.
«Ричард III»: младенец с тенью гиганта
К роли Ричарда III Константин Райкин, по его обыкновению, подступался долго[28]: несколько лет – не набегом, а крадучись и останавливаясь, размышляя и сомневаясь, присматриваясь и примериваясь к режиссерам. Убежденный «Макбеттом», он наконец предложил эту пьесу Ю. Бутусову.
Самые заметные премьеры тех лет вызывали выдающееся количество рецензий в журнальной и газетной прессе – в том числе очень объемных и полемичных; критика отзывалась на такие спектакли охотно и бойко. Так было и с «Ричардом III», вышедшим прямо посередине сезона (26 февраля 2004 года). Это лишний раз говорило о том, что «Сатирикон» был в центре внимания и все главные составляющие премьерного события вызывали ажиотаж. Притягивала к себе новая большая работа К. Райкина, уже играющего на неделе (шутка ли сказать!) двухчасовой моноспектакль «Контрабас» и «Синьора Тодеро» – две грандиозные актерские работы начала 2000-х. Громко звучало в Москве имя режиссера Ю. Бутусова, и критики пытались распознать перемены в его стиле, навеянные Москвой: кто-то заметил, что Бутусов стал смелее использовать образы массовой культуры, что в первую очередь выразилось в «поп-музыкальном» оформлении его работ.
Вызывал интерес и сам по себе шекспировский персонаж Ричард Глостер. Хоть и нечасто появлявшийся на наших подмостках, он тем не менее был знако́м практически всем театралам и уж тем более критикам: исчадие зла: самый знаменитый из отъявленных злодеев и негодяев мирового театра, подчинивший свою жизнь воле к власти: циник из циников, презревший все моральные принципы: клоун, предающий, убивающий людей и во время каждого своего предательства и убийства подмигивающий зрителям из-под маски.
В то же время Ричард Глостер – ярчайший гротескный образ мирового театра, ибо Шекспир наделил этого злодея уродливым телом. В первом же монологе трагедии Ричард говорит о себе так:
Меня природа лживая согнула
И обделила красотой и ростом.
Уродлив, исковеркан и до срока
Я послан в мир живой; я недоделан,
Такой убогий и хромой, что псы,
Когда пред ними ковыляю, лают[29].
Историки находят свидетельства о том, что настоящий Ричард Глостер не был низеньким и хромым горбуном, каким рисовала его легенда и художественный вымысел, и сомневаются, так ли уж оправданно приписывать ему коварное убийство двух юных принцев в Тауэре. Но легенда пересиливает историческую правду: Ричард был и остается на сцене уродливым злодеем. Поэтому актеры, игравшие Ричарда, искажали тело с помощью бутафорского горба – большого (Лоуренс Оливье, Энтони Шер) или маленького (Михаил Ульянов) – или же представали согбенными не по возрасту и сгущали черты лица ярким гримом, рисуя образ злого клоуна (Рамаз Чхиквадзе).
В этом смысле К. Райкин и Ю. Бутусов были в традиции, когда наделили Ричарда Глостера ясными внешними признаками деформации скелета и двигательных нарушений: огромный горб на полспины; сведенный судорогой кулак, ввороченный
