Генрих Ягода. Генеральный комиссар государственной безопасности - Леонид Михайлович Млечин
12. Ходят ли в увеселительные места.
13. Кого из врагов Советской власти изобличил сам, помимо даваемых ему дел».
Политическому руководству аппарат госбезопасности был важнее любого иного ведомства. Тогдашний руководитель наркомата юстиции Николай Васильевич Крыленко, которого никто не рискнет назвать большим гуманистом, писал: «ВЧК страшен беспощадностью своей репрессии и полной непроницаемостью для чьего бы то ни было взгляда». Крыленко предлагал включить органы госбезопасности в состав наркомата юстиции, чтобы и на местах чекисты были под контролем губернских юристов.
Дзержинский был, разумеется, категорически против:
«Отдача ВЧК под надзор наркомата юстиции роняет наш престиж, умаляет наш авторитет в борьбе с преступлениями, подтверждает все белогвардейские россказни о наших “беззакониях”… Это акт не надзора, а акт дискредитации ВЧК и ее органов… ЧК находятся под надзором партии. Введение комиссара Губюста означает фактически перемену курса против ЧК, так как Губюсты это органы формальной справедливости, а ЧК органы дисциплинированной партийной боевой дружины».
Переподчинить Лубянку другому наркомату (министерству), поставить в какие-то рамки – означало лишить ведомство госбезопасности его особой роли. Чекисты, подчиненные юристам, – это уже не силовики.
28 сентября 1922 года Дзержинский отправил Ягоде записку:
«Сегодня принято политбюро постановление о расширении наших прав, в том числе о праве ведения нами следствия и вынесения приговора по должностным преступлениям наших сотрудников. Цель этого права – суровость наказания – должна быть нами разъяснена всем губернским отделам, иначе опасения Крыленко могут оправдаться, и это право может превратиться в безнаказанность. Напишите циркуляр по этому вопросу для рассылки его одновременно, но с принятием постановления Президиумом ВЦИК.
Прошу Вас еще раз подготовить мне для ЦК материал о положении сотрудников ГПУ и наладить Административно-управленческий аппарат, постоянно наблюдающий за положением наших сотрудников по губерниям, за мерами, принимаемыми по улучшению этого положения, за преступностью сотрудников, за партийным составом, за их уровнем. Сейчас это должно быть главной работой Адм. – упр. Без такового заботливого отношения развалимся. Прошу прислать точную справку о выполнении – не забудьте включить транспортников.
Хорошо будет, если придете ко мне сегодня с докладом».
После Гражданской войны страна находилась в бедственной ситуации. Высшее руководство и центральный аппарат о себе позаботились. Но далеко от Москвы и чекисты жили скудно.
Ягода представил Дзержинскому доклад о материальном положении местных органов госбезопасности:
«Обследование материального положения губотделов ГПУ с очевидной ясностью подтвердило всю его катастрофичность. На местах рисуется картина поражающей необеспеченности местных органов.
Все доклады, телеграммы, письма, беседы – сплошной вопль о безвыходности, об отчаянности положения. Нет денег и кредитов, нет продовольствия, нет обмундирования, отсутствует самое необходимое. Не о работе приходится думать, а стоит вопрос, как удержать разваливающийся аппарат, и это общее почти для всех губотделов.
Среди сотрудников – массовое дезертирство. Ни увещевания, ни аресты недействительны для разбегающихся, т. к. остаться для них – иногда буквально голодная смерть. Такое положение не исключает и партийных, которые, оставаясь козлами отпущения, идут на все ухищрения, не останавливаясь даже перед уходом из партии, лишь бы не служить в органах ГПУ. Среди остающихся – деморализация, взяточничество и другие цветы, вырастающие пышно на этой почве.
В подтверждение действительной грозности положения, привожу выписку из письма тов. Уншлихта: «Лучшие работники от нас бегут. Работают в постоянном напряжении. С бандами справиться не могут. Говорил с нашим транспортником, рабочим, хорошим партийным товарищем, все время гражданской войны сражающимся на фронте, он мне с горечью заявил: “Не думайте, что при таком положении вещей можно работать на совесть, нет, теперь работают за страх”. Этот человек говорил искренне. Взяточничество или честность из-за страха попасться».
А вот еще выписка из письма тов. Нацаренуса: «Госснабжение выдается неаккуратно, подчас то, что выдается, – гнилое и испорченное. Обмундирования нет, нет шинелей, сапог, дров. Такое положение толкает ко взяткам. Надо принять меры, чтобы остановить начавшуюся деморализацию».
Представитель Украины, донося о ничтожности, мизерности пайкового и денежного довольствия сотрудников ГПУ, сообщает: «День за днем приближается катастрофа, сулящая развалить некогда сильный аппарат».
Таково положение. Спрашивается, какова вообще может быть продуктивность работы, если учреждение не имеет, чем платить даже за помещение, и располагается чуть ли не в сарае, как, например, Калмыцкий губотдел, или нужно представить себе условия работы в таких губотделах, как Уральский или Особотдел Восточно-Сибирского округа, где удаленность пунктов друг от друга равняется иногда 500–600 верст, а учреждения лишены возможности приобрести транспорт, и сотрудники вынуждены делать по 60-100 верст пешком.
Я мог бы еще упомянуть Кубано-Черноморский отдел, где условия работы чрезвычайно тяжелы /свирепствует малярия/, а сотрудники по четыре месяца не получают жалования. Руководитель этого Губотдела, указывая на поголовное дезертирство, заявляет, что через два месяца он останется один.
Карельский губотдел сообщает, что у них не только нет обмундирования, продовольствия, но нет даже необходимых канцелярских принадлежностей. Работа стоит. Сотрудники заняты в поисках за куском хлеба».
Дзержинский и Ягода доказывали руководству страны, что, несмотря на нехватку средств, необходимо позаботиться о ведомстве госбезопасности. Генрих Григорьевич был главным ходатаем чекистских дел. Он хорошо разбирался в том, как функционирует советский политический механизм, знал, от кого зависит успешное прохождение бумаги по длинной бюрократической цепочке.
Ягода отправил в ЦК и Совнарком подробную докладную записку:
«Постановлением Политбюро образована комиссия, коей поручено в целях возможного сокращения ассигнований на расходы Государственного Политического Управления в 1923/1924 бюджетном году представить свои соображения о возможности сокращения аппарата ГПУ.
В настоящее время аппарат ГПУ:
33 152 гласных сотрудника,
12 900 секретных /штатных/ сотрудников,
74 777 войск/территориальные, пограничные и конвойные/.
Последнее сокращение на 40 процентов было вызвано исключительно необходимостью улучшить материальное положение сотрудников, до того времени находившихся в несравненно худших условиях против сотрудников остальных госучреждений.
Столь значительное сокращение, произведенное в целях поднятия заработной платы, не отразилось на ходе работы ГПУ лишь только потому, что сокращая число сотрудников, Госполитуправление главным образом обратило внимание на качественный подбор остающихся в штате, вследствие чего и удалось со свернутым штатом, несмотря на перегруженность работой, выполнить все задания, возложенные на ГПУ законодательными и высшими органами.
За период 1921—22–23 гг. штатное количество секретных сотрудников сократилось на 80 процентов. Кроме того, ОГПУ необходимо располагать суммами на содержание конспиративных квартир, пополнение и содержание секретного гардероба, расходы по информации».
Руководители Лубянки в ту пору старательно избегали критики со стороны партийных товарищей – не хотели подставляться. Одергивали слишком рьяных, призывали учитывать ситуацию.
Заместитель председателя ОГПУ Ягода инструктировал начальников управлений и отделов:
«За последние месяцы одновременно с увеличением числа арестовываемых по разработкам участились случаи, после более или менее продолжительной сидки, освобождения заключенных за отсутствием состава
