Пепел
Пулей выскочив из кабинета, я помчалась по ступенькам, оступилась и чуть не полетела кубарем – так быстро бежала. Сердце прыгало, подобно мячику, ребра сжимались от нахлынувших чувств, а губы тряслись, едва сдерживая обиду.
Я тосковала.
Сейчас я отчетливо понимала, насколько сильно. Но в то же время, смотря на то, каким стал Шестаков, куда дошли его лучи тепла, и на девчонку, что бежала к Вите, мысль сама потянулась на язык: мы разные. Наши дороги не должны пересекаться. Такие, как Шестаков, созданы для кого-то вроде его Алены, чьи глаза переливаются, подобно алмазам.
В детстве было проще. В детстве мне казалось, солнце, исходящее от Вити, принадлежит только мне. Однако в то время, как мой свет успел погаснуть, его стал еще ярче.
Домой я вернулась без настроения. Хорошо еще, что мама с Мотей играли на полу, их заливистый смех заставил улыбнуться. Поэтому, кинув рюкзак в комнату, я вернулась в зал, уселась к ним и начала тоже веселить годовалого мальчишку. Мне так хотелось, чтобы Матвей вырос в любви и никогда не узнал второй личности нашего отца. Наверное, поэтому я тщательно скрывала свои синяки и боль от матери. В конце концов, скоро закончится школа, и у меня будет отличный повод сбежать из дома.
Вечером позвонила Ната.
– Ну, колись! – голос ее отливал любопытными нотками, типично женскими.
– Мне нельзя вслух говорить такие вещи, – шепнула я в трубку, то и дело поглядывая на закрытую дверь. Если отец услышит знакомое имя, его может накрыть.
– Ладно, давай тогда придумаем твоему Ромео обозначение. Как насчет «дерево»?
– Ты серьезно? – прыснула я, вспоминая улыбку Шестакова. А потом в мыслях вспыхнул образ Алены, и я ощутила укол ревности в груди. Необоснованной, между прочим.
– Конечно, а как мы его обсуждать будем? – возмутилась Краснова.
– У дерева есть дерево, смекаешь?
– Ой, ну, Ритусь, это вполне ожидаемо. Он же смазливый, было бы странно, не будь рядом с ним девчонки, – деловито заявила подруга.
– Она в жизни еще красивей, чем на фотках, – грустно вздохнув, призналась я. Мне в моих кофтах на три размера больше даже рядом не встать.
– Он тебя хоть узнал?
– Угу, притом сразу, видимо. И… – протянула я, вспоминая то, что сотворила с нами классный руководитель.
– И?.. – повторила за мной Ната.
– Нас посадили вместе, на первую парту.
– Да ну? – она так громко крикнула, что мне пришлось телефон отвести от уха.
– Я не глухая, не обязательно так кричать.
– Это же судьба, Марго! Вы должны быть вместе, для этого нужно только переодеть тебя.
– Не бывать этому, иначе отца разорвет. У него на В… то есть на «дерево» красные сигналы, – я усмехнулась. Называть парня «деревом» в таком возрасте попахивает сумасшествием. Но лучше так, чем получать удары от папы. Порой мне кажется, он никогда не перестанет поднимать на меня руку. А если и перестанет, переключится на мать, чего я не могла допустить.
– Да пошел он, – фыркнула Краснова. – Вместе с моим на три веселых. Ладно, у меня свиданка намечается. А ты сиди и подтекай от своего смазливого мальчика.
– Какая ты добрая, – иронично подчеркнула я.
– Какая уж есть.
На этом мы распрощались с Наташей, и я принялась готовиться к новому дню в новой школе. Даже откопала рубашку прошлых лет, которая сейчас идеально сидела на мне: обтягивала талию и подчеркивала грудь. Оказывается, у меня было что подчеркнуть. Однако когда утром я вышла к завтраку в ней, отец чуть не подавился кофе.
– Это что за внешний вид? – крикнул он, ударив ладонью по столу. На звук тут же прибежала мама, испуганно глянула на меня, поджав губы и теребя свою длинную до пола юбку. Папа и ее заставил выглядеть монашкой.
– Я запачкала вчерашнюю… – тихо пролепетала, боясь посмотреть в глаза отцу. Казалось, в них сверкали молнии.
– У тебя больше нет вещей? – стальным и бескомпромиссным тоном произнес папа. Я понимала – спорить бесполезно. Он вбил себе в голову, что одежда не должна обтягивать, что мы должны носить на себе мешок, и не только на теле. Опустив голову, я развернулась и поплелась к себе. Вытащила первую попавшуюся рубашку, нацепила ее на себя и со вздохом посмотрела в зеркало. Юбка ниже колен, скрывающая мои худые ноги и синяки на бедрах, белые носки и эта отвратительная рубаха, которую мне пришлось заправить под резинку пояса. Очки на переносице как нельзя кстати гармонировали с образом ботанички, мечтающей стать невидимкой.
– Риточка, – мать вошла в комнату, тихо прикрыв за собой дверь. – Ты не обижайся на отца, он у нас…
– Да, – театрально кивнула я, надевая поддельную улыбку на лицо. – Он у нас и так многое пережил. Понимаю.
– Хорошо, – мать кивнула и вернулась к своим делам. Как легко было ей врать, порой я даже задумывалась – дело в моих актерских навыках или в пофигизме матери. Но эти мысли надолго не задерживались в голове, и без них жилось не сладко.
Надев на плечи рюкзак, я прикрыла за собой входную дверь и пошла в школу. В этот раз специально вышла пораньше, чтобы пройтись пешком. В автобусах душно в начале сентября и вечная давка, как будто весь город едет в одном направлении. Лучше уж музыка, осенний ветерок, пение птиц вокруг, чем поездка на общественном транспорте утром.
