Спорим, моя?
Встречаемся с одногруппниками около аудитории. Все свежие и радостные. Еще не обремененные домашками, лекциями, в добавок со свежими воспоминаниям как я провел каникулы.
— Что тебе родители подарили на Новый год? — спрашивает Селезнева.
— Вот, — указываю на золотой кулон у себя на шее. Он открывается и там наше семейное фото. Вторая сторона пуста, пока у меня нет еще одного подходящего снимка.
— Очень красиво, — отвечает она, рассматривая сердечко на тонкой изящной цепочке, — а мне билет на концерт. Я была поражена! Билеты распродали еще летом, даже не знаю, где они его откопали! — она такая радостная, эмоций уйма и я тепло ей улыбаюсь.
— Здорово, — говорю совершенно искренне, — ездила домой на каникулы?
— Ага. Как же хорошо дома! — выдыхает Лена и по мечтательному выражению я понимаю, что она уже там, на концерте.
— А концерт когда? Или уже был?
— В эту субботу! Так жду! — она даже в ладоши хлопает. Забавная, но очень искренняя.
— А мне вот эпл вочи подарили, — хвастает Ксюха, которую, к слову, никто не спрашивал, — останется у меня даже через год, не то что билеты.
— Сними на телефон пару песен! — прошу Ленку, чтобы поддержать, при этом полностью игнорируя Федорову, — я тоже буду представлять, что слушаю «Калуша» вживую.
Селезнева снова светится и кивает, а к нам подходит Тая.
— А тебе что наш препод подарил?
— Какая тебе разница, Ксюш? — спокойно держит удар моя подруга. Она уже не та мягкотелая девочка, которую из нее слепили родители.
— Ну как… интересно, — та ведет плечом, но взгляд не отводит.
— Когда меньше знаешь, спишь спокойнее, — с мягкой улыбкой отвечает Тая, а я прыскаю.
— Научи меня так культурно отшивать людей, — шепчу Жаровой на ухо, и мы смеемся.
— Тай, — снова цепляется Федорова.
— Ксюх, — поворачиваю голову в ее сторону, — а ты уже сессию сдала или по-прежнему претендентка на вылет? — она мне надоела, чесслово, — Если нет, то прибереги свое остроумие для Кожедуба.
— А ты что, её адвокат? — вкидывается и шипит. Будто ждала, наконец, реакции.
— Я лучше. Все, Ксень, отвали. Нет у меня на тебя настроения, — и фыркаю, махнув рукой.
Прибегает староста, открывает аудиторию. А я все еще про себя ругаюсь с Федоровой. Это же надо такой противной быть!
Сегодня облегченная версия лекций. Преподы ведь тоже после каникул и им тоже лень, хоть и раскачиваются быстрее нас.
После первых двух пар у нас открытая конференция для тех, кто идет на магистратуру. Тая на магу не идет и в зал я вхожу без нее. Рядом плюхается Ветров.
— Привет, интересная Арина.
— Привет, сладкий, — не взглянув здороваюсь с ним, — ты почему тут? На второй год планируешь?
— Я знал, что ты будешь, вот и пришел. — боковым зрением замечаю, как он пожимает плечами.
На нас оборачивается и поджимает губы сидящая через два ряда впереди Федорова. Вижу, как что-то шепчет Тане, немного привстает, но снова стрельнув глазами в Макара, все же остается на месте. Видно, что хотела бы пересесть, но после его прямого отказа около «Ребра» это было бы слишком даже для нее.
Сидельцев вещает с видом знатока. Будто он один на свете прошел через все бури и невзгоды и стал аспирантом. Бесконечно подчеркивает, насколько был сложным его путь, как много он старался и карабкался, чтобы достичь этой вершины и не упускает возможности упомянуть, как признателен стенам родной альма-матер за оказанное доверие. После рассыпается в благодарностях ректорату, деканату и отдельно Борису Петровичу Рябову, нашему декану. Его выступление — настоящий фарс. Слышны вздохи студентов, Макар даже рукой глаза прикрыл. Только уйти никто не решается, все-таки здесь присутствуют все важные персоны нашей кафедры, а Ветров, судя по всему, ждет только одну важную персону, поэтому титаническими усилиями удерживает свой зад на соседнем стуле.
— Давай прогуляемся после пар? — тихо предлагает он, склонившись ко мне спустя пятнадцать минут конференции.
