Жуков. Танец победителя - Сергей Егорович Михеенков
Лечил Жукова академик Е. И. Чазов. Из Японии был приглашён крупный специалист по иглоукалыванию. Теперь дни и ночи были подчинены спасению жизни. А он продолжал думать о рукописи, всё ещё не завершённой.
Летом Жуков поправлял здоровье и отдыхал в Барвихе. А издательству необходимо было срочно завизировать в ЦК несколько глав. Изувеченные цензорами главы принесли маршалу. Он внёс правку и передал редактору.
Мемуары Жукова теперь читал Л. И. Брежнев. Они ему понравились. Брежнев мгновенно понял, что это будет книга колоссальной популярности.
В издательство позвонили, сообщили, что всё хорошо, но необходим ещё один, последний штрих, который решит всё: автор должен упомянуть в книге начальника политотдела 18-й армии полковника Л. И. Брежнева…
«Доводчики» тоже были в ужасе. Как? С какой стати здесь Брежнев? Они и не встречались на фронте… Но кто-то из редакторов среди копий архивных документов нашёл упоминание о том, что 18 апреля 1943 года маршал Жуков вместе с наркомом ВМФ Н. Г. Кузнецовым, командующим ВВС А. А. Новиковым и представителем Генштаба генералом С. М. Штеменко прибыл в штаб 18-й армии генерала К. Н. Леселидзе, «чтобы на месте изучить обстановку перед готовящейся операцией». Тут же подготовили вариант правки. Дописали всего три строки – о том, что, мол, маршал приехал посоветоваться с начальником политотдела 18-й армии…
Анна Миркина ехать к Жукову и согласовывать новую поправку вначале наотрез отказалась. Ночью ей позвонил Вадим Комолов и приказал немедленно ехать в Сосновку и привезти согласованную поправку, так как «завтра утром САМ будет лично смотреть рукопись…». Бедная Миркина не знала, что ей делать. Машина за ней уже была выслана. Делать нечего, позвонила в Сосновку. Трубку сняла Галина Александровна.
«Вхожу в дом, – вспоминала Анна Миркина. – Георгий Константинович, как обычно, сидит в своём кресле в синем домашнем сюртуке, застёгнутом на все пуговицы, перед ним – рукопись, открытая на пресловутой странице с приколотой скрепками вставкой[229].
Длительное молчание.
– Георгий Константинович! Нет выхода. Они ни за что не пропустят книгу без этой вставки!
Галина Александровна горячо меня поддерживает:
– Георгий, ты подумай, такой труд затрачен! Всё это для истории, для будущих поколений, чтобы знали правду о войне!
Маршал ничего не отвечает. Долго молчит. Потом молча берёт фломастер:
– Умный поймёт! – с раздражением произносит он и подписывает вёрстку.
Стараясь не смотреть ему в глаза, низко опустив голову, забираю рукопись и вместе с Галиной Александровной выхожу в прихожую».
В 12.00 следующего дня в кабинете директора издательства АПН раздался звонок. Звонили из ЦК: Леонид Ильич прочитал рукопись, она ему понравилась, можете запускать в производство, советским людям, особенно ветеранам войны и молодёжи, книга эта очень нужна…
Георгий Константинович рассматривает военные фотографии. 1970 г.
[РИА «Новости»]
Первый тираж – 100 тысяч экземпляров – отпечатала типография «Правда».
Сигнальный экземпляр в Сосновку привезла Анна Миркина. Там уже были Элла Георгиевна с мужем Виктором Александровичем Ерохиным, Комолов, фотокорреспонденты некоторых центральных газет.
Жуков взял книгу в руки, поставил её на стол, долго молча смотрел на неё…
Буквально через несколько дней книга вышла в Югославии.
В книжные магазины страны «Воспоминания и размышления» поступили в апреле 1969 года. К Дому книги на Новом Арбате очередь занимали от кинотеатра «Октябрь». В магазине «Книжный мир», где теперь «Библио-Глобус», толпа поднажала на двери так, что посыпались витрины, и пришлось вызывать конную милицию для наведения порядка.
Письма, хлынувшие в адрес издательства от благодарных читателей, в Сосновку возили в больших крафтовых мешках. Среди них были такие, которые стали прекрасным материалом для будущих переизданий и дополнений.
В издательстве тем временем трудились как пчёлки переводчики. Переводы на английский, немецкий, французский, испанский и арабский языки были осуществлены в АПН. Поскольку школа перевода в стране тогда была высочайшего уровня, иностранные издатели и читатели получили весьма качественные тексты.
За рубежом книга сразу вошла в каталог бестселлеров и имела устойчивый коммерческий успех.
На суперобложке западногерманского издательства DFA (Штутгарт) крупным красным шрифтом было набрано: «ОДИН ИЗ ВЕЛИЧАЙШИХ ДОКУМЕНТОВ НАШЕЙ ЭПОХИ».
Во всех крупнейших газетах и журналах появились рецензии. На выход мемуаров одного из величайших полководцев Второй мировой войны откликнулись известные историки, военные публицисты, политики, читатели, люди, пережившие фашизм. Многие из них с благодарностью вспоминали русского солдата, принёсшего им освобождение.
В Советском Союзе несколько месяцев стояла гробовая тишина. И только осенью в журнале «Коммунист» появилась обширная рецензия маршала Василевского.
Самый верный и глубокий по смыслу отзыв на «Воспоминания и размышления» дал Михаил Шолохов. Назвав Жукова великим полководцем суворовской школы, Шолохов заметил: «Он понимал, что на плечи солдата легла самая нелегкая часть ратного подвига. Думаю, поэтому его воспоминания и пользуются такой любовью. Писателям-профессионалам иной раз нелегко тягаться с такой литературой. Это – свидетельство очевидцев и участников событий».
Глава одиннадцатая. Последние дни
1
Когда Марию Георгиевну однажды спросили о том, как она относится к той возне вокруг имени её отца и упрёкам, что, мол, Жуков и не так воевал, и солдат не жалел, и к славе по трупам шёл, она задумалась и вдруг ответила словами Иоанна Восторгова, проповедника и миссионера, расстрелянного в 1918 году: «Клевета норовит прилепиться чаще всего к той области, где человек наиболее безукоризненно себя проявляет».
Пожалуй что так. Совсем недавно, перечитывая подаренную Марией Георгиевной книгу об отце, я нашёл это место и снова внутренне согласился с точностью определения.
«Его не стало, когда мне было семнадцать лет, – написала в своей книге «Маршал Жуков – мой отец» Мария Георгиевна Жукова. – Когда он был рядом, трудно было представить себе, что он может умереть. Он уже долго болел – с декабря месяца 1973 года, сразу после 40-го дня по смерти мамы попал в кремлёвскую больницу. Я регулярно бывала у него, состояние его было всё это время примерно одинаковым, довольно тяжёлым. Свидания наши были короткими: отцу трудно было говорить».
«Вспоминаю слова бабушки: «Папа с такой тоской смотрел на тебя».
Его подкосила ранняя смерть любимой жены – Галины Александровны, Галюши, как он её называл.
Порученец Иван Прядухин, долгие годы наблюдавший их взаимоотношения, говорил: «Такой любви можно только позавидовать».
C дочерью Эрой. 1971 г.
[РИА «Новости»]
И им, конечно же, завидовали. Особенно ему. Всё у него в жизни получалось. Наследник