Пепел

На следующий день в школе все только и говорили, что о проигрыше «Воронов». Да и ребята ходили мрачнее тучи: молчаливые, осунувшиеся, искоса поглядывали на всех, словно дикие волчата. А Кирилл Иванов так вообще, когда столкнулся со мной в гардеробной, даже не извинился, хотя я едва устояла на ногах.

Нет, оно и понятно – парни мечтали о победе, и настроению тут, собственно, взяться неоткуда. Я смотрела на мальчишек и грустила вместе с ними, продолжая напоминать себе о той драке. Пусть Витя говорил обратное, но его явно не хватало на игре, не хватало из-за меня. О таком невозможно забыть, да и простить сложно.

После уроков мы с Шестаковым договорились встретиться, ну вернее, я должна была поехать к нему на часик. Мать соврала отцу, якобы у нас подготовка к экзаменам, дочка задержится. Однако по пути к Вите я неожиданно встретила Наташку.

Завидев меня, она как-то растерялась, словно не знала, куда глаза деть. Потом все же осмелела, подошла и даже улыбнулась натянуто. Мы стояли на бульваре, мимо на самокатах пронеслись двое подростков и проехал с грохотом трамвай.

– Как Витя? – спросила Ната, позабыв поздороваться.

– Нормально, уже лучше.

– Понятно.

– Я тебе звонила, – напомнила я о звонке, на который так и не дождалась ответа.

– Да, я… я помню.

– Чего не набрала?

– Думала, ты злишься, – со вздохом проронила Наташка, отводя взгляд в сторону.

– Я злюсь, да. Витя не попал на игру, его команда проиграла. И все из-за этого! У меня слов нет, честно! – сорвалась на эмоциях.

– Не надо так! Валек и сам пострадал! – вдруг начала заступаться за этого Валька Краснова. Грудь в ту же секунду опалило жаром. Ведь я прекрасно помнила, как этот недопарень предложил нас с Наташкой под раздачу, лишь бы спасти свою шкуру.

– Ты забыла, как он себя повел?

– Его родителям угрожали, Валек просто был на эмоциях! – возразила Краснова.

– Под какими бы эмоциями он ни был, это его проблемы, и он должен был решать их сам, а не делать из тебя спасательный круг!

– В жизни всякое бывает, – прошептала Ната, стараясь не смотреть мне в лицо.

– Наташ, ты головой ударилась? – повысила голос я. – Он тебя готов был заложить!

– Они бы ничего не сделали мне, Валек это знал.

– Постой, только не говори мне, что ты его… простила? – облизнув засохшие губы, я пронзила Краснову взглядом, который мог бы испепелить. Меня трясло от ее слов, от того, как она оправдывала этого подонка. Да как такое вообще можно оправдать? Неужели любовь ослепила и убила мозг, сердце и здравый смысл? Я даже отца не могла простить за побои, а тут какой-то левый парень!

– Это моя жизнь! – уверенно заявила Ната. – Я как-нибудь сама разберусь!

– Из-за него пострадал Витя, чуть не пострадала я!

– Отличный повод зато поговорить и помириться с ним, не находишь? – выдала крайне абсурдную вещь подруга. У меня аж глаза округлились по две монетки, до того я была ошарашена ее заявлением.

– Знаешь, у всего есть предел. Ты можешь любить его, можешь сходить с ума, но не забывай о себе, о своей гордости, о посторонних, которые могут пострадать. Разве не ты говорила, что никогда не уподобишься матери? Что в итоге, Нат? Сегодня любовь, а завтра он тебя на бутылку променяет, как твой отец, как все те мужики, кот… – однако договорить я не успела. Краснова отвесила мне пощечину.

Отрезвляющую, звонкую, словно ножом полоснула по сердцу. Я коснулась щеки, глянула на подругу, а она и сама пребывала в каком-то ошалелом состоянии, уголки ее губ поползли вниз, лицо помрачнело.

– Р-Рит я… – сглотнув, проронила Наташка.

– Ты права, это твоя жизнь, – тихо, почти неслышно отозвалась я. Затем обогнула Краснову и двинулась по бульвару, позабыв обо всем: о предстоящей встрече с Витей, о ничтожно коротком времени, которое отвела мне мать. Голова опустела, будто меня обесточили, отключили все функции, оставляя только возможность идти в неведомом направлении.

Я и не дышала, казалось, в глазах был морок, и лишь щека, что нещадно горела, напоминала о проклятой реальности, где лучшая подруга меня предала. Я ничего не понимала, все это выглядело таким абсурдным, нелепым до невозможности. Ведь Валек подставил всех, ее в первую очередь, а по итогу Наташка его простила!

Она всю жизнь хорохорилась, что будет ставить себя на первое место, что уж ради мужиков никогда не подставится, высмеивая терпеливую мать. Сколько та испытала унижений, сколько слез пролила, сколько отодвигала на второй план собственную дочь. И вот теперь Ната будто повторяет судьбу собственной матери, покорно приняв реальность, став зависимой от человека, который и мизинца ее не стоил.

Эти мысли кружились каруселью в голове, они пронзали ребра, заставляя задыхаться. В какой-то момент я оступилась и упала на асфальт. Слезы хлынули из глаз, до того сделалось тошно. Такая безнадега накатила, апатия. Сил не было даже элементарно подняться, сесть на лавку, отряхнуть колени и ладони.

– Рита, – где-то эхом раздался мужской голос. Однако я не ответила, продолжая сидеть на холодном асфальте посреди шумного бульвара.