Анархия в школе Прескотт - Кейтлин Морган Стунич

Я не ненавидела этого парня, но, черт подери, он знал, как меня разозлить.

— Вообще-то, я планировала специально написать о том, как девушки стыдят других девушек за то, что не убирают воском волосы, которые естественно растут у них между ног. Словно от того, что ваша пизда выглядит, как в препубертатном возрасте, она становится сексуальнее. Опять-таки, я, стыдящая их за депиляцию воском, это сама по себе мезогиния. От того, что женщины принижают друг друга из-за чего-то настолько тривиального, тошнит, не так ли? Явно это инструмент патриархата.

Мистер Дарквуд смотрел на меня долгую гребанную минуту, а потом отправил меня в кабинет директора с запиской, в которой причиной за мое исключение с урока были написаны «вульгарность» и «дерзость». Не то, что бы это имело значение, учитывая, что теперь Ванн был собачкой Хавок, но какая разница.

Я решила пойти в уборную, чтобы освежить помаду, когда увидела Стейси Лэнгфорд, направляющуюся в кабинет Ванна с такой же запиской в руке. Она не увидела меня, так как уже была на полпути, и я открыла рот, чтобы окликнуть ее.

Вот тогда-то и началась вся эта хренотень, из которой состоял вторник в школе Прескотт.

Мужчина вошел в школу, словно владел этим местом, и посмотрел на Стейси.

— Ты Стейси Лэнгфорд? — спросил он, и она остановилась, повернувшись, чтобы посмотреть на него с вскинутой бровью и выражением лица, пропитанным скептицизмом и презрением.

— Кто, блять, хочет.. — начала она, но не закончила предложение, потому что мужчина достал пистолет и всадил пулю прямо ей в голову так быстро, что я едва ли успела моргнуть.

Ее тело упало на пол, когда стрелок достал лыжную маску со своего кармана и надел ее, направляясь прямо в класс мистера Дарквуда. Он шел с одной лишь целью на уме, которая сказала мне одну особенно важную вещь: он искал меня.

— Что здесь происходит? — огрызнулся мистер Дарквуд, открывая дверь и побледнев, когда увидел, с чем столкнулся.

Он щелкнул замком двери кабинета, вышел в коридор и захлопнул ее за собой, а потом бросился на стрелка.

Этот ход удивил меня, но еще выиграл мне достаточно времени, чтобы прошмыгнуть в женский туалет на первом этаже, в тот же, где однажды Билли и Кали прижали меня в угол с их лакеями.

Звук второго выстрела был приглушенным, но отчетливым. Мужчина определенно использовал глушитель и дозвуковые пули, чтобы все было тихо.

Мое дыхание было настолько учащенным, что я не слышала ничего, кроме него, эхом раздающегося по закрытому пространству уборной. Находиться здесь не очень хорошая идея. Если один из этих придурков «Банды грандиозных убийств» войдет, я в жопе. Куда мне идти, запертая в гребанном туалете школы Прескотт?

Мне потребовалось несколько секунд, чтобы собраться. Этого я не ожидала. Из всех вещей этого я не предвещала. А должна была, не так ли?

Успокойся, Бернадетт. Эта школа, как бы дерьмовой, плохо спонсируемой и ужасной она не была, принадлежит Хавок. Она принадлежит тебе. Веди себя как королева, коей ты с такой гордостью себя назвала.

Достав телефон из заднего кармана, я думала стоит ли звонить или писать одному из парней. Что если их телефоны не на беззвучном и тогда звук выдаст их второму нападающему? Я решила, что, по крайней мере, должна написать им.

Мне не пришлось думать, что писать. У нас было кодовое слово на такой случай.

Бред сивой кобылы.

Я отправила только это сообщение всем парням, а потом поставила свой телефон на беззвучный и засунула его обратно в задний карман. Скорее всего, они уже искали меня.

Я прошмыгнула через дверь, заставляя себя дышать медленно и ровно. Тишина — вот моя цель. Я старалась быть настолько тихой, как гребанная мышь, что жила за стеной шкафчиков в основном здании.

Теперь в шкафчиках были дыры от пуль. Это то, чего, несмотря на гнусную историю школы и посещающего ее сброда, здесь никогда раньше не было. Я стояла в дверном проеме уборной, спрятавшись в маленькой нише, прислушиваясь к шагам. Я другой части школы я услышала еще выстрелы.

Сердце замерло в горле, хоть я и знала, что мальчики лучше смогут постоять за себя, чем я. Видите, в этом проблема любви: она иррациональна. В ней нет смысла. Это такая вещь, которая заставляет вас засиживаться допоздна, держа ладонь над желто-оранжевым пламенем свечи, только чтобы увидеть, обожжет ли она вас. Конечно, обожжет. Свечка обожжет вас так же, как и любовь.

Она меня опалила, вот и все.

Заработала система тревоги, этот ужасный рев сирены, напоминающий тот, что используют в зонах с торнадо. Он сопровождался автоматическим сообщением, которое снова и снова повторяло: стрелок в кампусе, стрелок в кампусе.

Пока что берег чист. Все двери кабинетов будут заперты и заколочены изнутри, шторы опущены, ученики спрячутся под партами или в кладовках. Было ощущение, что мир стих.

Сейчас или никогда подумала я про себя, потому что у меня не будет шанса лучше этого, и я определенно не застряну в уборной без окон, где некуда идти и невозможно себя защитить. Бедная Стейси Лэнгфорд.

Я буду скучаю по этой сучке.

Мой мозг переключился в режим выживания. Выбраться, достать один из спрятанных пистолетов, вернуться, спасти мальчиков. Это не все, Бернадетт осознала я, пока старалась сохранять шаги легкими, двигаясь настолько быстро, насколько могла, не позволяя своим подошвам скрипеть по линолеуму. Ты, прямо как Хаэль. Ты всегда хотела быть хорошей.

Часть меня, которую я не могла сломать, хотела спасти мисс Китинг, и нашу учительницу-лесбиянку по математике мисс Эдди, и даже глупую Билли, потому что мне было жалко ее ребенка.

И именно поэтому я не смогла убить Кали.

Потому что мне было больно смотреть в ее глаза, когда мои руки обхватывали ее горло. Не из-за нее. Из-за меня. Я не хотела видеть, как тот, кто раньше был моим лучшим другом, умирал подо мной в лесу.

Я начала бежать, когда услышала, как открылась дверь, и потом инстинктивно