Алистер (СИ) - "Гори Вива"

— Ну и автобиография… — шепнул про себя Рю, из-за чего я натянул улыбку пошире и поправил маску, как бы завязав мою новую специализацию с виденьем мира через рамки белых линий.

— Но как вы встретились с Куросавой-куном?

Я полностью понимаю его озадаченность.

— Однажды вечером я заблудился и увидел Куросаву. Он рассказал мне, как добраться до нужной мне улицы, но я порой такой рассеянный, что сразу же всё забыл. Он меня и отвёл.

— Я работник многоуважаемой Сумико-сан, его бабушки, но близок к их семье. Если что-то будет нужно, обращайтесь, я в помощи не откажу. Раз Куросава-кун вам помог, то он точно от вас не отцепится. Ему будет нелегко это сделать.

Я в удивлении повернулся на Рю, но лицо его мне говорило абсолютно ничего нового. Да нет, вроде бы он выгнул бровь… Впервые я узрел на нём чуточку меньше эмоций, чем на лице Чарли Чаплина. Это было смешение пофигизма, недопонимания в бренном мире и всего самого разного в роли самого Куросавы Рю. Я, право, смешался немного от его реакции. Скрепи пальцы обратно, мальчик, а то твой любимый инструмент упадёт тебе на ноги, и ты лишишься своего ненаглядного чехла.

Я уже давно переменился в лице, со временем ты доходишь до того, что нужно скрывать очень много аспектов своих эмоций. У него, однако, нотки притворного изумления сменялись фирменным равнодушием. Он находился в отключке. Ямамото этого не замечал или притворялся, потому что уже точно был в такой ситуации. Вроде и Рю умеет укрываться от проявления чувств, но слова Ямамото его, похоже, поразили. А что, на такое я даже не надеялся. Спасибо за дополнительную «фотографию», искренне.

И столько всего можно откопать всего лишь из одного мимолётного знака, движения.

И ведь это моё заслуженное вознаграждение за часы, проведённые в автобусе.

Может, Куросава не хочет думать так о самом себе. Всё-таки он ещё очень мал.

Поверить не могу, компания из трёх человек оказалась неподдельно интригующей для моего зоркого глаза.

Знакомство с Ямамото дало мне какой-никакой кусочек пазла видения Рю. И всё же я могу считать себя коим художником, ведь собирать и работать с картинами людей — тоже искусство, в коем я преуспел. А картины мои — душа. Душа — очень страшное дело: кто влез в неё, у того нет права на отступление.

Наконец мы вышли из машины. Мы с Ямамото пожали друг другу руки и разошлись, по-дружески попрощавшись. Он сказал, что потом отвезёт нас обратно. Как же не хотелось бы мне его расстраивать.

— Какое у тебя яркое прошлое, — Рю резким движением головы смахивает чёлку. Мы снова идём в неизвестном мне направлении, но теперь по траве.

— Импровизация.

Глава 3

Впереди виднеется двухэтажный дом, в принципе не подходящий под японский стиль, я имею в виду размеры, а в остальном он ничем не отличается от других, которые чуть дальше.

Дом был на пустой от цивилизации местности. Подняв голову, я уловил одно из лучших видов на протяжении всего моего существования. Рисовые террасы вдалеке очень красивы, а какие они вблизи? Небо голубое-голубое, плавное течение облаков, колыхающаяся трава вокруг. Пока у меня есть драгоценное время, нельзя тратить его попусту, значит, мне стоит отказаться от этой идеи. Это не вызывает во мне чего-то противоречивого, просто, для меня выполнение задания есть высшая точка наслаждения. И если придётся променять мягкую прогулку на выполнение долга, я так и сделаю. К тому же Рю оказался тем, в ком я долго не копался.

Чувство, что он создан для моих экспериментов.

— Эй, сколько ещё будешь глазеть? — Куросава уже был дальше, и я с почти невозмутимым видом пустился к нему ниже по дороге. — Позволишь себе такие же выкрутасы с моей бабушкой, я…

— Кхм-кхм, — приложил кулак к губам. — Спасибо.

— Эй, ты!..

— Попрошу ни-ни. То, что я твой Проводник, ей ни слова. И то, что ты скоро…

— Моя очередь перебивать. Тебе мозг зачем?

— У меня его нет.

— Это был риторический вопрос, — Рю поднимался и опускался по неровной тропинке, кидая мне периодически недовольства.

— Но скажи, так получилось даже лучше.

Мы помолчали некоторое время, а затем Рю, кажется, и впрямь забыл про меня. У него можно кое-чему поучиться, например, заставлять всех и вся ощущать себя пустым местом. Жаль, что со мной у него такового не выйдет. Я глина, попытайтесь вывести на чувства густую серую массу, а я посмеюсь в сторонке. Только не трогайте мои эксперименты, это моё личное право, скрашивающее пребывание на этой бренной земле.

Рю своей маячащей фигурой указывает верный (я надеюсь) путь, и мы через пару мгновений оказываемся у крыльца двухэтажного дома, позади которого в сотнях метров и лежали рисовые террасы. Время было ещё дневное, и я не мог не поблагодарить Рю за этакий путь от города до сюда. Конечно же, молчаливые благодарности он получил, ибо полностью потакать этому мальчишке неразумно. А я так, иногда слушаюсь, хожу по пятам, не отсвечиваю, насколько это, разумеется, считается правдой, потому как я не увидел ни одного человека, который бы больше всех остальных походил на туриста. Да и замечать тут нечего. Япония и не такое перенесла. Чего только стоят суицидники, число которых за эту недолгую поездку определённо поднялось. Грустно, мы вроде бы на острове, а моря мне сегодня не видать, как и благоразумия Куросавы.

— Хорошо, можешь не заходить, я даже рад.

— Не дождёшься.

И сразу же после перед нами появляется, насколько я могу посудить, бабуля моего клиента, Сумико-сан.

— Привет, бабуля, — Рю по семейному обычаю тянется обнять родню с какой-то непонятной гримасой, а та сначала оглядела всего меня на предмет… личности?

С этими взрослыми следует быть аккуратней, они намного проницательней. Мало ли, заподозрит что-то.

Ах да, бабуля, как мило, Куросава, а строишь из себя… Рю обнимает бабушку не так, как я себе представлял и не так, как мне удавалось заставать во время работы: он одной рукой постучал ей по лопатке и отпрянул, всё-таки посчитав нужным улыбаться.

Улыбаемся и машем.

— Привет, Рю-кун. Наверняка уже забыл обо мне, пока учился.

О, вы не одна такая, я вас сердечно понимаю, каково это, когда о тебе не помнят, не ценят твои труды, потом оказывается, что совершённое тобой насмарку. Я на вашей стороне, напротив Рю-куна.

Голос у неё под стать всем представлениям внуков о хорошей бабушке, однако сравнительно в нём выделялись твёрдые нотки, а в глазах — всеобъемлющее обожание внуком. Занятно, я готов с этим поработать. К тому же она от меня не сводит глаз. Она хоть и не смотрела напрямую, но наблюдала очень-таки хорошо. На её место тоже можно встать: не каждый день под руку с твоим любимым младшеньким ходит шарлатан в «маскарадном» костюме.

Не имею разрешения предполагать, но, кажись, Рю ещё не растерял уважение к старшим (ко мне) и не пересекает порог дома потому, что меня с ним пока что не пускают.

— Благодарю, Сумико-сан, что радушно встретили нас. Я рад с вами познакомиться. Позволите? — я не многозначительно уставился на её опущенную руку, и погодя она согласилась, всё равно ища объяснений от Рю, как самый настоящий и ответственный взрослый. Вдруг вор нагрянул? Что делать прикажете бабке?

Я поцеловал её ручку, к чему она отнеслась с пониманием, ибо я точно источал амуры другой культуры. Взгляд её больно острый, цепкий, и со всем этим он прикрывается за пеленой доброты и живого блеска. Сумико-сан, видно, радовалась жизнью и тому, что Куросава выполняет долг внука. Она может считать, что это для него чисто обязанность или по своей воле он навещает старушку. Честно, даже я не совсем тут способен вставить пару «лишних», доказать, так сказать, свою точку зрения.

Мне нужны фотографии. Срочно.

— Алистер, друг Куросавы.

Сумико-сан тотчас оглянулась на внука ради подтверждения, повторил за ней. Дело было только за Рю. Он, смекнув, чего от него ожидают, скрестил руки на груди и вытянул ногу вперёд, обращаясь, несомненно, ко мне единственному: из-за меня его в дом не пускают. А следующее я никак не ожидал услышать: