Алистер (СИ) - "Гори Вива"
— Я не выберусь, — еле, шёпотом.
— Что?..
— Меня заперли в этом доме.
— Я не…
— Всё, идите, вы, наверное, устали. Не хочу вас задерживать, — черты у него потемнели, и он чуть не выгнал меня взглядом, зовущим совершенно к обратному.
Хорошо, отец. — Оно часто повторялось в нескончаемом потоке. Голос был не только Рю. Как будто год за годом старшие сыновья вторили это то ли заученно, то ли воодушевлённо своим отцам. Первое относится к подросшим, а второе — к невиновным пока детям, не понимающим, на что они подписываются какой-то левой фразой.
Я, не добавляя дров в огонь, вышел за дверь, не найдя причин быть там боле.
Глава 4
Акира поведал мне чрезвычайно важную историю, за неё-то я и зацеплюсь, и вытащу всё как следует кусочек за кусочком, разбирая части этакой истории по местам, им надлежащим, даже беря в счёт то, что для меня его личное пространство оказалось (ой как неожиданно) обителью ада для Проводника.
Начнём с семьи. Она, подобно подавляющему числу японских семей, означала долг, полную отдачу, жизнь за работу, работу за жизнь. И никак иначе. Выбирайте! По-моему, самое выделяющейся во всей картине — протест.
Лучшее решение для меня — прийти снова к Акире и подвергнуться опасности дважды за день, нет, трижды, если посчитать моё наиприятнейшее знакомство с подставным коллегой. Думаю, Акира захочет меня впустить, но с тем, что я отныне получил его непредвиденное и столь личное послание, вряд ли он будет говорить со спокойной душой, будто он тем самым поступком подверг неверности близких, а усугублять его и без того незавидное положение мне не хочется. Я понимаю, мир жесток, я сам проверял это утверждение на клиентах в бесчисленных попытках, когда существовал под названием Рядового, будучи тогда и оставшись до сих пор зрителем, но мне препятствуют две немаловажные причины: правило номер три и тихая несправедливость.
Она у меня развита лучше многих, то есть справедливость; к сожалению, та не всегда используема или пригодна, в особенности, когда дело в ребёнке, не принимающем её, справедливость, в свою сторону с помощью глупых взрослых.
Дайте детям крылья для полёта, они всё равно вернутся, ведь любому нужен дом, и лучше пусть дом свобода пересекаются в вашей жизни, ведь они оба окрыляют и вместе помогают ярче ощутить и то, и другое.
Надеюсь, я сдержу обещание и не потревожу Акиру. В случае моей неудачи (её не будет) я обращусь именно к нему, ибо голос бабушки я там отчётливо узнал.
По крайней мере я мало чем могу помочь этому мальчику. Пусть хотя бы хорошие воспоминания у него останутся перед тем, как он потеряет небезразличного ему человека.
Собранной у Акиры информации мне хватит, даже больше, чем хватит. Как бы меня не подталкивало желание подсобить, оказать услугу, я не имею прав на мальчишку. Его заперли, следовательно, Акира будет заперт. И пока я не буду трогать его, всё будет спокойно течь своим чередом, и до меня снова не доберутся надоедливые голоса. Флюиды от них ужасные, это же даже не об наждачку, а пенопластом по стеклу с примесью сухого горла после слёз. Да, это точное для меня определение.
И ведь столько лицемерия заключено в фотографиях, наигранности или откровенного унижения, а он целыми днями окружён ими. Я не говорю про семейные ценности, обязанности любящих людей. Они везде разные. Но в этой семье поставленная иерархия, для каждого дяди, племянницы найдётся свой уголочек, кличка и суффикс в конце имени. Я это смету, мне это не надо, однако связанные с Куросавой факты я попридержу.
Отныне я не очень понимаю его решение называть его по фамилии, ибо она навсегда прогнила в «родных» руках. Или он даёт мне этим глубокий намёк?
Ох, диковинная натура.
Я похлопал себя сбоку от живота, где преспокойненько себе лежала позаимствованная фотография, и вошёл к Рю, после чего узрел сравнительно пикантную картину. Я знал, что подростки на всё способны, но такого я от тебя не ожидал, дорогой Куросава. И как тебе не стыдно? Увидеть же могут! Ты не знал о существовании замка? Боже… его в принципе нет.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})— Стучаться надо уметь, — укорил меня Рю.
— А я думаю, мне это не необходимо.
Куросава возился со своим ноутбуком, перевернув его и тыкая отвёрткой. Вот именно, как тебе не стыдно разбирать свой инструмент захвата мира?
Я радостно похлопал в ладоши.
— И чем мы тут занимаемся? — и заинтересованно подошёл к столу.
— Разве не видно? Чиню его, — как само собой разумеющееся произносит Куросава.
— Нет, ты его не чинишь. Зачем тебе жёсткий диск?
— Вау, молодец, — вышло наигранно, но я в любом случае благодарен ему хоть за что-то в этой несправедливой жизни.
— Не утрируй. Ты слишком стараешься ради меня, только похвалить, замечу, ты забыл.
Какой невоспитанный юноша! Он даже не закатил глаза! Я глубоко оскорблён.
— Если я его не вытащу, то боюсь, что станется с Аи.
— Кем-кем?
— У него есть имя, у ноутбука, — поправил Рю.
— Тогда по твоей логике Аи должна быть мальчиком.
— По логике, но не по моей.
— Твоя девушка? Эй, ты на меня хоть повернёшься? — я давно уже хотел задать этот вопрос. А то стоишь тут, ждёшь, когда на тебя обратят внимание.
— Я ещё не закончил, — пробурчал он, после чего послышался звук, с которым Рю достал жёсткий диск, а затем аккуратно, бережно положил на дальний угол стола, чтобы ненароком не задеть его.
Он быстро прикрутил всё на свои места в Аи и открыл мне свой секрет. Не прося меня уйти, Рю открыл задвижку внизу столешницы и убрал нижнюю доску. Тайник. Вот оно что, Куросава, и каков же твой план? В конце концов, я не чувствовал себя обделённым или как-то неприятно, мне с самой первой встречи с этим клиентом было комфортно. Некоторые мне выкладывали всё и сразу, это происходило по большей части в психиатрических больницах и тогда, когда клиенты были в «слишком» спокойном состоянии. Покойном. Это людям и надо — чтобы их услышали. К сожалению, не каждый подходит на роль слушателя, и не все понимают, как это захватывает.
Все согласятся со мной, что Рю вовсе не нужен слушатель. Он не нуждается в само покаянии, ибо мне даже неизвестно, из-за чего он кается. Из него не выуживаешь, а подбираешься к разъяснению тех или иных поступков, действий, громких слов. В этом и есть главное отличие: тебе не сервируют стол по первому же твоему приказу, ты сам разбираешься с посудой, сервировкой, можешь вазу с цветами для красоты поставить. Я изучаю Куросаву по последовательности, какую он предложил. Я будто становлюсь не только слушателем и зрителем, а сам вживаюсь в его виденье мира, прохожу с ним одну из огромного множества часть истории.
И хоть это всего лишь незначительный приезд к бабушке, но почему-то же он умрёт завтра.
Рю жалуется на жизнь одним своим тёмным взглядом, но не похоже, что он займётся самовыпилом. У парнишки есть цель, которую он обязался выполнить. Он не похож на серый планктон, которым можно управлять, потому что он сам возьмёт управление в свои умелые гибкие руки и начнёт убеждать вас, что, да, я служу своему начальнику. А в конечном итоге отодвинет начальника и сядет на его место, но и этого ему будет недостаточно, поэтому всё бросит и будет завоёвывать остальные высокие места в обществе.
В последний момент Рю позвенел ключиком в замочной скважине и положил его не к себе в карман, а в наволочку подушки. А ключ, как все догадались, от задвижки.
— И как это называется?
— Предусмотрительность.
— Рискну спросить зачем.
— Я хочу обезопасить Аи. Без неё я никуда не выхожу на долгое время, под моим присмотром ей будет лучше. Был однажды случай, когда она упала в обморок. В городе нам лучше, мы приспособились, но в этом доме… нет. Я терял её и не допущу того, чтобы сделать это снова.
— Извини меня, я и не подозревал, — я прикусил губу и замер.
Рю на миг разомкнул губы, подняв руку в неуверенности; я и виду не подал, но так же опасался шевелиться.