Саша Черный - Собрание сочинений. Т. 1
КОМНАТНАЯ ВЕСНА*
Проснулся лук за кухонным окномИ выбросил султан зелено-блеклый.Замученные мутным зимним сном,Тускнели ласковые солнечные стекла.
По комнатам проснувшаяся мольЗигзагами носилась одурелоИ вдруг — поняв назначенную роль —Помчалась за другой легко и смело.
Из-за мурильевской Мадонны на стенеПрозрачные клопенки выползали,Невинно радовались комнатной весне,Дышали воздухом и лапки расправляли.
Оконный градусник давно не на нуле —Уже неделю солнце бьет в окошки!В вазончике по треснувшей землеПроворно ползали зелененькие вошки.
Гнилая сырость вывела в углуСухую изумрудненькую плесень,А зайчики играли на полуИ требовали глупостей и песен…
У хламной этажерки на ковреСидело чучело в манжетах и свистало,Прислушивалось к гаму на двореИ пыльные бумажки разбирало.
Пять воробьев, цепляясь за карниз,Сквозь стекла в комнату испуганно вонзилось:«Скорей! Скорей! Смотрите, вот сюрприз — Оно не чучело, оно зашевелилось!»
В корзинку для бумаг «ее» портретДавно был брошен, порванный жестоко…Чудак собрал и склеил свой предмет,Недоставало только глаз и бока.
Любовно и восторженно взглянулНа чистые черты сбежавшей дамы,Взял лобзик, сел верхом на хлипкий стул —И в комнате раздался визг упрямый.
Выпиливая рамку для «нея»,Свистало чучело и тихо улыбалось…Напротив пела юная швея,И солнце в стекла бешено врывалось!
<1910>МЕРТВЫЕ МИНУТЫ*
Набухли снега у веранды.Темнеет лиловый откос.Закутав распухшие гланды,К стеклу прижимаю я нос.
Шперович — банкир из столицы(И истинно-русский еврей)С брусничною веткой в петлицеНыряет в сугроб у дверей.
Его трехобхватная РаяТуда уронила кольцо,И, жирные пальцы ломая,К луне подымает лицо.
В душе моей страх и смятенье:Ах, если Шперович найдет! —Двенадцать ножей огорченьяМне медленно в сердце войдет…
Плюется… Встает… Слава Богу!Да здравствует правда, ура!Шперович уходит в берлогу,Супруга рыдает в боа.
<1911> Кавантсари. ПансионПЯТЬ МИНУТ*
«Господин» сидел в гостиной И едва-едваВ круговой беседе чиннойПлел какие-то слова.
Вдруг безумный бес протеста В ухо проскользнул:«Слушай, евнух фраз и жеста,Слушай, бедный вечный мул!
Пять минут (возьми их с бою!) За десятки летБудь при всех самим собоюОт пробора до штиблет».
В сердце ад. Трепещет тело. «Господин» поник…Вдруг рукой оледенелойСбросил узкий воротник!
Положил на кресло ногу, Плечи почесалИ внимательно и строгоПосмотрел на стихший зал.
Увидал с тоской суровой Рыхлую жену,Обозвал ее коровойИ, как ключ, пошел ко дну…
Близорукого соседа Щелкнул пальцем в лобИ прервал его беседуГневным словом: «Остолоп!»
Бухнул в чай с полчашки рома, Пососал усы,Фыркнул в нос хозяйке домаИ, вздохнув, достал часы.
«Только десять! Ну и скука…» Потянул альбомИ запел, зевнув, как щука:«Тили-тили-тили-бом!»
Зал очнулся: шепот, крики, Обмороки дам.«Сумасшедший! Пьяный! Дикий!»— «Осторожней — в морду дам».
Но прислуга «господину» Завязала ротИ снесла, измяв, как глину,На пролетку у ворот…
Двадцать лет провел несчастный Дома, как барбос,И в предсмертный час напрасноЗадавал себе вопрос:
«Пять минут я был нормальным За десятки лет —О, за что же так скандальноПоступил со мною свет?!»
<1910>ЧЕЛОВЕК В БУМАЖНОМ ВОРОТНИЧКЕ*
Занимается письмоводством.
Отметка в паспортеПозвольте представиться: Васин.Несложен и ясен, как дрозд.В России подобных орясин,Как в небе полуночном звезд.
С лица я не очень приятен:Нос толстый, усы, как порей,Большое количество пятен,А также немало угрей…
Но если постричься, побритьсяИ спрыснуться майским амбре —Любая не прочь бы влюбитьсяИ вместе пойти в кабаре.
К политике я равнодушен.Кадеты, эсдеки — к чему-с?Бухгалтеру буду послушенИ к Пасхе прибавки добьюсь.
На службе у нас лотереи…Люблю, но, увы, не везет:Раз выиграл баночку клею,В другой — перебитый фагот.
Слежу иногда за культурой:Бальмонт, например, и Дюма,Андреев… с такой шевелюрой —Мужчины большого ума!..
Видали меня на Литейном?Пейзаж! Перед каждым стекломТорчу по часам ротозейно:Манишечки, пряничный лом…
Тут мятный, там вяземский пряник,Здесь выпуски «Ужас таверн»,Там дивный фраже-подстаканникС русалкою в стиле модерн.
Зайдешь и возьмешь полендвицыИ кетовой (четверть) икры,Привяжешься к толстой девице,Проводишь, предложишь дары.
Чаек. Заведешь на гитареЧарующий вальс «На волнах»И глазом скользишь по Тамаре…Невредно-с! Удастся иль швах?
Частенько уходишь без толку:С идеями или глупа.На Невском бобры, треуголки,Чиновники, шубы… Толпа!
Нырнешь и потонешь бесследно.Ах, черт, сослуживец… «Балда!»«Гуляешь?» — «Гуляю». — «Не вредно!»«Со мною?» — «С тобою». — «Айда!»
<1911>ДВЕ БАСНИ*
IГуляя в городском саду, Икс влопался в беду:Навстречу шел бифштекс в нарядном женском платье. Посторонившись с тонким удальством, Икс у забора — о проклятье! За гвоздик зацепился рукавом. Трах! Вдребезги сукно, Скрежещет полотно — И локоть обнажился.От жгучего стыда Икс пурпуром покрылся: «Что делать? Боже мой!» Прикрыв рукою тело,Бегом к извозчику, вскочил, как очумелый, И рысью, марш домой!..
Последний штрих, — и кончена картина: Сей Икс имел лицо кретинаИ сорок с лишним лет позорил им Творца, — Но никогда, Сгорая от стыда,Ничем не прикрывал он голого лица.
IIМудрейший индивид,Враг всех условных человеческих вериг,Пожравший сорок тысяч книг И даже Ницше величающий буржуем, Однажды был судьбою испытуем Ужасней, чем Кандид: Придя на симфонический концерт И взором холодно блуждая по партеру,Заметил, что сосед, какой-то пошлый ферт, Косится на него, как на пантеру. Потом другой, и третий, и четвертый — И через пять минут почти вся зала, Впивая остроту нежданного скандала,Смотрела на него, как сонм святых на черта. Спокойно индивидВ складное зеркальце взглянул в недоуменье: О, страшный вид!«В зобу дыханье сперло!»Растерянно закрыв программой горло, Во все лопатки, Бежал он из театра,— Краснел, Бледнел И дома принял три облатки Бромистого натра.
Зачем же индивид удрал с концерта вспять?Забыл в рассеянности галстук повязать.
<1910>СТИЛИСТЫ*