Саша Черный - Собрание сочинений. Т. 1
БОДРЫЙ СМЕХ*
…песню пропойте,Где злость не глушила бы смеха —И вам, точно чуткое эхо,В ответ молодежь засмеется.
Из письма «группы киевских медичек» к авторуГолова, как из олова.Наплевать!Опущусь на кроватьИ в подушку зарою я головуИ закрою глаза.Оранжево-сине-багровые кольцаЗавертелись, столкнулись и густо сплелись,В ушах золотые звенят колокольцы,И сердце и ноги уходят в черную высь,Весело! Общедоступно и просто:Уткнем в подушку нос и замрем —На дне подушки, сбежав с погоста,Мы бодрый смех найдем.Весело, весело! Пестрые хариЩелкают громко зубами,Проехал черт верхом на гитареС большими усами. Чирикают пташки, Летают барашки, Плодятся букашки, и тучки плывут. О грезы! О слезы! О розы! О козы! Любовь, упоенье и ра-до-стный трудВесело, весело! В братской могилеЩелкайте громче зубами.Одни живут, других утопили,А третьи — сами. Три собачки на дворе Разыграли кабаре: Широко раскрыли пасти И танцуют в нежной страсти. Детки прыгают кругом И колотят псов прутом. «У Егора на носу Черти ели колбасу…»Весело, весело, весело, весело!Щелкайте громче зубами.Одни живут, других повесили,А третьи — сами…Бесконечно-милая группа божьих коровок!Киевлянки-медички! Я смеюсь на авось.Бодрый смех мой, может, и глуп и неловокДругого сейчас не нашлось.Но когда вашу лампу потушат,И когда вы сбежите от всех,И когда идиоты задушатВашу мысль, вашу радость и смех,—Эти вирши, смешные и странныеПоложите на ноты и пойте, как пьяные:И тогда, о смею признаться,Вы будете долго и дико смеяться!
<1910>ВО ИМЯ ЧЕГО?*
Во имя чего уверяют,Что надо кричать — «рад стараться!»? Во имя чего заливаютПомоями правду и свет?
Ведь малые дети и галкиДруг другу давно рассказали, Что в скинии старой лишь палкиДа тухлый, обсосанный рак…
Без белых штанов с позументомУгасло бы солнце на небе? Мир стал бы без них импотентом?И груши б в садах не росли?..
Быть может, не очень приличноСредь сладкой мелодии храпа С вопросом пристать нетактичным:Во имя, во имя чего?
Но я ведь не действую скопом:Мне вдруг захотелось проверить, Считать ли себя мне холопомИль сыном великой страны…
Чины из газеты «Россия»,Прошу вас, молю вас — скажите (Надеюсь, что вы не глухие),Во имя, во имя чего?!
<1911>УТЕШЕНИЕ*
В минуты,Когда, озираясь, беспомощно ждешь перемены, НевольноСкуратова образ всплывает, как призрак гангрены… О счастье,Что в мир мы явились позднее, чем предки! Все лучшеПо Чехову жить, чем биться под пытками в клетке… Что мукиДуховных застенков, смягченных привычной печалью, Пред адомХрустящих костей и мяса под жадною сталью? У нас ведьСимфонии, книги, поездки в Европу… и Дума — При ГрозномТак страшно и так бесконечно угрюмо… Умрем мы,И дети умрут, и другое придет поколенье — В минутыПовышенных, новых и острых сомнений Вновь скажутОни, озираясь с беспомощным смехом угрюмым: «О счастье,Что мы родились после той удивительной Думы! Все лучшеК исканиям новым идти, томясь и срываясь, Чем, молча,Позором своим любоваться, в плену задыхаясь».
<1911>БИРЮЛЬКИ*
Лекционная религия пудами прибывает.На безверье заработать можно очень хорошо.
Современные банкроты испугались беспроблемья —Отрыгнув Проблему Пола, надо ж что-нибудь жевать!
Много есть на свете мяса, покупающего книги,Заполняющего залы из-за месячных проблем.
Кто-то хитрый и трусливый первый крикнул рыбье слово,И сбежались остальные, как на уличный скандал!
Успокоиться так любо! Дай им с формулами веру,С иностранными словами, с математикой тоски.
Брось им кость для нудных споров о Великом НезнакомцеЭта тема бесконечна для варьяций индюков.
Как приятно строить мостик из бездарных слов и воплейИ научно морщить брови, и мистически сопеть…
И с куриным самомненьем сожалеть о тех «незрячих»,Кто, закрыв лицо руками, целомудренно молчит.
С авиатикою слабо… И уже надоедаетКаждый день читать, как Игрек грудь и череп раздробил…
От идей слова остались, а от слов остались буквы —Что нам стоит! Можно к Небу на безверье полететь.
На Шаляпина билеты достают одни счастливцы.Здесь же можно за полтинник вечность щупать за бока!
Мой знакомый, Павел Стружкин, замечательная личность:Он играет на бильярде, как армейский капитан.
Двести двадцать слов он знает на российском диалектеИ завязывает галстук на двенадцать номеров.
Но вчера я на заборе увидал с тоской афишу:Павел Стружкин. «Бог и вечность». Бедный Тенишевский зал!
Вам смешно? А мне нисколько. Я его не буду слушать,Ну а вам не удержаться, мой читатель дорогой…
Можно вволю посмеяться, покричать, побесноваться —Кой-кому сия проблема заменяет даже цирк.
«Скучно жить на белом свете!» — Это Гоголем открыто,До него же — Соломоном, а сейчас — хотя бы мной.
<1910>УЕЗДНЫЙ ГОРОД БОЛХОВ*
На Одёрской площади понурые одры,Понурые лари и понурые крестьяне.Вкруг Одёрской площади груды пестрой рвани:Номера, лабазы и постоялые дворы. Воняет кожей, рыбой и клеем, Машина в трактире хрипло сипит.
Пыль кружит по улице и забивает рот,Въедается в глаза, клеймит лицо и ворот.Боровы с веревками оживляют городИ, моргая веками, дрыхнут у ворот. Заборы-заборы-заборы-заборы. Мостки, пустыри и пыльный репей.
Коринфские колонны облупленной семьейПоддерживают кров «Мещанской Богадельни».Средь нищенских домов упорно и бесцельноУгрюмо-пьяный чуйка воюет со скамьей. Сквозь мутные стекла мерцают божницы. Два стражника мчатся куда-то в карьер.
Двадцать пять церквей пестрят со всех сторон:Лиловые и желтые и белые в полоску.Дева у окна скребет перстом прическу.В небе караван тоскующих ворон. Воняет клеем, пылью и кожей. Стемнело. День умер. Куда бы пойти?..
На горе бомондное гулянье в «Городке»:Извилистые ухари в драконовых жилетахИ вспухшие от сна кожевницы в корсетахПолзут кольцом вкруг «музыки», как стая мух в горшке. Кларнет и гобой отстают от литавров. «Как ночь-то лунаста!» — «Лобзаться-с вкусней!»
А внизу за гривенник волшебный новый яд —Серьезная толпа застыла пред экраном:«Карнавал в Венеции». «Любовник под диваном».Шелушат подсолнухи, вздыхают и кряхтят… Мальчишки прильнули к щелкам забора. Два стражника мчатся куда-то в карьер.
<1911>В ДЕРЕВНЕ*
