Константин Берегов - Смотря по обстоятельствам
Он отодвинул с глаз машинописные листы и набрал номер телефона.
— Скажите… вот это место, — мягким, вкрадчивым голосом и небывалой воспитанностью обратился к автору редактор.
— Одну минуточку, — горячо подхватил автор. — Пороюсь в бумагах. — Он тотчас вернулся к трубке, ответил: — Все верно. Прошло в газете.
— Нет уж, — повысил голос редактор. — Вы уж, будьте добры, не по газете сверяйте, а томик Пушкина в руки возьмите… Кстати, откуда строки?
— К-аа-к от-ку-да? — Автор был растерян, зол и несколько озадачен. — Хорошо, — ответил он небрежно, — замечание понял…
На другое утро снова позвонил редактор.
— Все верно, — оборвал его автор с подчеркнутым высокомерием. — Цевница… знаете, есть такой народный духовой инструмент, типа свирели…
— А при чем тут цевница? — уже вскричал редактор. — Вы-то сами? Са-ми! Знаете, откуда эти строки? — Всем телом наклонясь к трубке, редактор вращал белками разозленных глаз: — Сами? Из любопытства? Из простого интереса? Для себя! Читатель, возможно, и помнит?
Он бросил на рычаг трубку. Встал гордо и утомленно. Хотелось куда-то идти, идти, идти, чтоб забыться, а еще лучше — разверзлась бы под ногами земля и до дна бы моря вниз головой: до того все осточертело, все казалось невыносимым.
Тяжело вздохнув, надел шляпу. Закрыл стол. Положил в карман сигареты. Под столом валялась трость — поднял ее.
И тут раздался спасительный звонок.
— Слу-шай-те! — Взрыв восторга ошеломителен. Автор необыкновенно польщен. — Из «Евгения Онегина», — выкрикнул он победно. — Вторая глава. Двадцать вторая строфа. Вот:
Она поэту подарилаМладых восторгов первый сон,И мысль об ней одушевилаЕго цевницы первый стон…
Он бурно расхохотался.
Но не без горечи, разумеется. Строки не откуда-нибудь, а из «Онегина».
— Конечно же, «об ней»! «От» — вычеркните, — басил он. — Как это корректор не заметил?! Глазная ошибка, понимаете… ерунда явная… абракадабра…
Он снова рассмеялся.
— Ну и тяжела же ты, шапка Мономаха! — попытался иронией несколько смягчить неважнецкую ситуацию автор.
— А выкиньте ее, Иван Алексеич, к чертовой матери, — съехидничал редактор.
— Как, то есть, выкиньте, коль богом дадена?
Остановить теперь Ивана Алексеевича было уже трудно.
— Дай, думаю, по слогам сличу… слепой я, что ли, ошибки не нахожу?
Долго еще, со всеми подробностями, не замечая, что начинает повторяться, Иван Алексеевич рассказывал, как достал словарь, как искал у Пушкина строки, которые привел в рукописи по памяти…
Редактор, естественно, не отнимал у автора право на победу. И все же, в отместку за муки и страдания, слушая его, деловито пробегал текст, надеясь найти хоть что-нибудь, чтоб прицепиться. Но было будто все в порядке.
Если исключить фамилию самого Ивана Алексеевича, в которой имелась опечатка, и она проскочила тем и другим не замеченной.
Валерий Козловский
КОНСТРУКТОР ИВАНОВ
На одном заводе было что-то с планом. Нет, его выполняли. Но! Почти! Почти по всем показателям, кроме плана по сбыту.
Делал завод одну вещицу. Для дома и семьи. И не одну, а столько, сколько было запланировано плюс на несколько штук больше. Нет, теоретически вещь в хозяйстве нужная и даже очень. Только вот получалась она несколько тяжеловатой, несколько высоковатой и дороговатой. И плана нет. По сбыту. Не берут и все. Мимо проходят, а покупать не покупают. Месяц не берут, два не берут… На третий — вызывает директор к себе главного инженера.
— Иван Иванович!
— Слушаю вас, Василий Васильевич.
— У тебя вещица наша в доме есть?
— Нет!
— Почему?
— Э… — хотел было главный инженер долго и умно объяснять, но директор хлопнул рукой о стол и сказал:
— Не надо разговоров. Надо купить!
Главный инженер — не директор. Как отказать? Купил. Купил и вызывает на следующий день к себе главного конструктора. Тот только дверь в кабинет открывает, а главный инженер ему:
— У тебя вещица наша есть?
— Нет! — отвечает главный конструктор.
— Почему?
— Я что — дурак, по-вашему, что ли, — возмутился главный конструктор. — Она же…
— Не надо, — поднял главный инженер на него глаза, — не надо объяснений. Купить!
Купил главный конструктор вещицу. Пока в сарайчик поставил. Купил и вызывает к себе начальников отделов.
— А есть, — говорит, — у вас в доме паша вещица?
— Нет! — дружно отвечают начальники отделов.
В общем, в этом месяце завод план выполнил и по сбыту тоже.
На следующий месяц главный конструктор в сарайчик вторую вещицу поставил. Поставил и задумался, прикинул площадь сарайчика и загрустил. Ну, парочку месяцев он еще выдюжит. А дальше?.. Ведь деньги плачены и не малые. Им самим, из собственного кармана.
Сидит в кабинете, чуть не плачет.
Стук в дверь.
— Войдите! — кричит. Входит конструктор Иванов. Не бритый, костюм мятый, глаза красные.
«Наверное, в отгул, за свой счет, проситься будет», — главный конструктор недовольно полагает.
— Петр Петрович, — говорит Иванов. — Я вот тут третью ночь не сплю. Думаю все.
— Как так, Иванов, почему? — удивляется главный конструктор.
— Да на новом месте всегда поначалу не спится.
— Ты что же, квартиру новую получил?
— Да нет, в своей спать негде. После того, как еще одну вещицу купил, жена у матери ночует, детишек родственники разобрали. Я — в отделе.
— Да, дела! — вздыхает главный конструктор.
— И я к вам по делу, — обрадовался Иванов. — Третью ночь не сплю. Думаю все. Вот предлагаю. — И чертежи протягивает. — Вещица наша. Легче, дешевле, а главное, — облегченно вздыхает, — меньше.
В общем, на одном заводе было что-то с планом. Но…
Впрочем, на нашем заводе с планом все в порядочке. И по сбыту тоже.
Иванов ночует дома.
КАБЛУК
— Можно вас? — услышал я за спиной неуверенный голос. — Не помешаю?
«Помешаешь», — подумал я, так как именно в это время решал дифференциальное уравнение четвертого порядка.
— Ну, что вам? — оборачиваюсь и вижу: стоит дядя в замшевом пиджаке и кирзовых сапогах. Около него валяется большой грязный мешок, набитый чем-то доверху.
— Вот принес, — говорит дядя, широко улыбаясь.
— Что это? — интересуюсь я и тоже улыбаюсь.
— Каблуки!
— Какие каблуки? При чем здесь каблуки? — Удивляюсь. Ничего не понимаю.
— Какие? — Дядя начинает развязывать мешок. — Известно какие. Высший сорт.
— Это ты брось! — соскакиваю со стула и мешаю развязывать мешок. — Я тут при чем?
— Так к вам приказали обратиться!
— Кто?
— Вахтер внизу! А потом это, — он бросается к моему столу, и хватает табличку, стоявшую на ней. — Вот, я сразу заметил. — Он ставит на место табличку и снова начинает развязывать мешок. — Так что принимайте.
Рассматриваю табличку. «Тишкин А. Г.» Все правильно, Тишкин — это я. А дальше. Я замираю от ужаса: «Старший инспектор по приемке каблуков». Да, все верно. Когда-то я и в самом деле принимал каблуки.
Дядя между тем мешок уже развязал и залез в него с головой. Наверное, ищет свой лучший экземпляр.
«Надо его кому-то сплавить». Тороплюсь.
«Жукову?» Так он на курсах филуменистов. Зуев и Сидоров — на семинаре «Живопись и дети». Иванов — на курсах эсперантистов.
«Стоп! — осенило меня. — Прошечкин. У него завтра курсы по рыбоводству начинаются. Так что он здесь».
— В общем, так, гражданин, — хватаю его мешок и тащу к дверям. Дядя за мной. — Сейчас скажу, куда вам. — Дядя хватает мешок и тащит его обратно. — Вы что, глупый? — возмущаюсь я. — Не хотите сдавать каблуки?
— Хочу! — возражает дядя.
— Тогда слушайте… Сейчас пойдете по коридору, третья дверь налево…
«Нет, все-таки занятия прикладной математикой делают ум изобретательным», — думаю я, закрывая дверь за дядей.
Проходит ровно пятнадцать минут. Вдруг дверь с шумом открывается. Врывается Прошечкин, а за ним дядя в замшевом пиджаке и кирзовых сапогах.
— Нет, ты посмотри какой каблук, — опять начинает песню дядя. Он извлек его из мешка и вертит перед самым моим носом.
Я присмотрелся и — мать честная! Это надо же! Ну, точь-в-точь такой же на моем правом ботинке. Старом. С левого каблук уже год как потерял, и теперь ботинки пылятся где-то в кладовой.
— На́ тебе два рубля и вываливай сюда, — говорю я дяде.
— Два рубля? За такой каблук? Не отдам ни за что.
Он начинает рыться в мешке.
— Ты смотри, какой товар! И все согласно ГОСТу. — Он преданно на нас смотрит, но у меня денег больше нет.
