Константин Берегов - Смотря по обстоятельствам
Но больше всех поведение иностранца возмутило Верочку! Размахнув во всю ширь накладные ресницы, она шептала, отвернувшись от иностранца, но так, чтобы слышали свои:
— Вишь, чем взять захотел!.. Империалист проклятый!..
Когда в конце дня заглянул шеф, подтянутый и немногословный, он застал своих подчиненных в идеально рабочих позах, будто все бюро фотографировали для доски Почета!..
Деловую, производственную обстановку находил он, к своему удовольствию, и в последующие дни. Даже бормотания Митрича не нарушали ее, а скорее подчеркивали.
К гостю привыкли, как привыкают, например, к новогодней елке, если она долго стоит в комнате, он перестал казаться таким уж экзотическим, таким «не нашим». И, когда на исходе второй недели иностранец простился, безбожно коверкая русский язык, и в сопровождении бдительного шефа исчез со своим потрясным «дипломатом» и невзрачным тубусом, кабешникам стало даже грустно! Все стояли у кульманов и грызли карандаши…
Если бы кто-нибудь из подчиненных последовал за начальником, то увидел бы нечто странное.
Заведя иностранца в свой кабинет, Борис Сергеевич вдруг панибратски положил руку на его плечо и сказал:
— Ну, Коля, у нас в кармане квартальный план и премия, у тебя — дипломный проект! Желаю тебе успеха в институте!.. А мне пожелай придумать что-то новое… Будь здоров, спасибо… с меня причитается!..
Мария Кленова
СЕРДЦЕЕД
Сухонького Сим Симыча с сединками на висках, говорят, все еще любят дамы. Он по-модному одевается. На нем желтое в клетку пальто, берет, сумка спортивная через плечо. Не так давно он изменил этой юной спутнице жизни — сумке, приобрел портфель.
Приходя со службы домой, Сим Симыч долго, тщательно у порога вытирает о влажную маечку ноги, с умилением осматривает красненькую дверь.
Вот кнопка от звонка. А вот беленький номерочек от квартиры, а вон скважинка. Это замок английский. Дверь запирает напрочь!
А вон пятнышко. Ноготком он хочет сковырнуть пятнышко — ничего не получается.
Это его дверь. Собственная дверь от собственной квартиры. И он с достоинством открывает ее, пальцем — хлоп! — задвигает язычок английского и запирает дверь на свой, отечественный замок.
«Кто знает, какую штуку за ночь выкинет «англицкий»? Еще на службу не попадешь! То-то и оно: «Мой дом — моя крепость!»
Сегодня расстроенный тем, что не досталось в буфете апельсиновых долек, он толкнул дверь локтем и сразу скинул обувь.
Но тут резкая боль пронзает его спину. Он вскрикивает и прислоняет плечо к дверному косяку.
«М-да… неженатый человек… тьфу — и нет тебя, как и не бывало!»
Боль в спине стихает, и Сим Симыч уже сузившимися в довольной улыбке глазами обегает комнату с большим шелковым абажуром, низко опущенным над столом, приходит в восторг:
«Моя… совершенно отдельная… полная самостоятельность…»
Но заваленная узлами, коврами и ковриками, она уводит его не в столь отдаленные блаженные дни, и образ «хозяюшки» встает в его сознании во всей своей кроткой ясности.
«Скажем, навести порядок… Молодаюшка — раз, раз, раз — и шик-блеск! А ты сиди себе в кресле, смотри телевизор и занимайся ногтишками — стриги, пили, подкрашивай… «Анюта, подай, будь добра, голубушка, вон те вон шлепанцы — ноги после ванны, пусть себе отдыхают»… М-да-а! Что ни говори, а жена — существо в доме не лишнее».
Вздыхая, он шлепает в вышитых тапках на кухню, заглядывает в бар, а не пронюхал ли винное его царство холера-сосед — вор, пьяница, паршивец.
Вчерашние куриные косточки еле-еле прикрывают дно в мусорном ведерке.
«Нет, так дело не пойдет, так, чего доброго, и мышь заведется! Тоже мне механизация, понимаешь! Удобство — мусорные машины! Жди, когда у несемейного человека наберется ведро, карауль эту самую госпожу-карету четырехколесную!» — Он держит ведерко в руке, озирается по сторонам. И вдруг счастливая идея осеняет его несчастную голову.
Он складывает косточки в пакетик и кладет на ботинки, чтобы прихватить завтра с собой.
Щеки Сим Симыча в нервозных гримасах. Ему вспоминается разговор.
«Правда, что судьба играет человеком, а человек лишь на трубе играет… — ухмыляется Сим Симыч. — Иван Иваныч… Умник. Мне: «Квартиру получил — радуйся! А чего бы ты еще хотел?!» Чего бы я еще хотел? Наивный человек… А ты, милейший, чего бы еще хотел на своем и моем месте?»
…Утром, наводя на себя последний лоск, Сим Симыч бежит к дверям. Потный, красный, он трясет на себя дверь. Приналегает плечом.
«Шик-модерн квартира! Замки отличного качества!..»
Он колотит в дверь… дробно, мелко.
«Вот тебе номер с хвостиком. Чего боялся, того и дождался!»
— Эй, слышишь, чего барабанишь? — отозвался холера-сосед.
— Не отворяется, каналья… выручай, голубчик!
— Поверни кружочек от себя, за собачку дерни, — отвечает вор, пьяница, паршивец.
…В одной руке — портфель. В другой — важный синий пакет. Сим Симыч спускается по лестнице. Он бережно прижимает пакет к груди. Тянет портфель к голове, поправляет берет.
«Нет чтобы во дворе поставить деревянные, как в старину, ящики… пошел, вывалил мусор, когда тебе удобно, когда тебя больше устраивает, а то мусорку стой, дожидайся… Стой и жди, когда ее величество — королева замызганная — соизволит приползти… А ты, изволь, вылезай из ванны, напяливай штаны, беги догоняй ее с ведром под мышкой… Сколько чести, понимаешь!.. Тьфу! И чья-то голова ведь придумала, еще и премию, поди, выписали за рацпредложение!»
Он ныряет в проходные дворы. Ящики для отходов на глаза ему не попадаются.
Он спешит на службу. Голова его гордо поднята. Давешний маленький страх и волнения отходят окончательно.
Вон уже дом… подъезд… Ступенька… две… десять — позади…
Длинный коридор. Дверь вправо, дверь влево… прямо… Вон стул и стол с тремя ящиками.
«Кхэ… седьмое марта… смотрят… любопытничают коллеги… полагают, приготовлен подарок некоей даме…»
Сим Симыч кладет пакет в верхний ящик, затем перекладывает в средний, вынимает и снова — в верхний.
«Дам пацану десятчик, — решает Сим Симыч. — Дети — народ сознательный. И то сказать: наше будущее».
Он бежит к начальству отпрашиваться по неотложным обстоятельствам.
В мозгу начинает рисоваться экстравагантная дама с черными страстными глазами.
«Когда будет грустно, когда будет скучно, когда некому будет, как говорится, морду набить, милости просим ко мне на огонек, в мои апартаменты. — Слова льются, давят нервы. — Одному ужасно трудно, до умопомрачения трудно. Недавно похоронил я женщину. — Он представляет, как при этом растянет свой махонький ротик дама, и повторяет: — Да, очень близкую мне женщину… а теперь, видите ли, сестра покидает этот мир… Из-за нее ведь я холостяком остался. Младшенький… Серафимчик, поешь. Серафимчик, простудишься… три ковра, хрусталь… сберкнижка на машину и английский велосипед…»
Сим Симыч бросает взгляд на обрадованные черные глаза экстравагантной дамы… И кровь ударяет ему в лицо.
Он видит перед собой обожаемое начальство. И тут же впивается в него обожающим взглядом.
— Все стою и думаю: идти… то ли, может, не идти, — с приятной, сладкой улыбкой на чистом выбритом лице говорит Сим Симыч.
— Чего же, — холодно отвечает замороченное начальство, — коль уже оделись?
— Нет, — не хватает у Сим Симыча смелости согласиться с начальством. — Пожалуй, вернусь в свои чертоги. — И понимающе улыбается, тычет пальцем в небо: — Что, Иван Иваныч, обратно на ковер?..
Под столом — портфель, набитый молочными бутылками. Можно успеть до прихода начальства сдать в магазин. Однако…
Ах, Сим Симыч! Он кулачком ударяет себя по лбу. Глаза веселеют.
«Грушеньке позвоню… хорошая женщинка — Гру-ше-нь-ка-а!»
Предавшись заманчивым иллюзиям, он бежит, бежит по коридору звонить Грушеньке… И останавливается.
Мысль о подарке к Восьмому марта подавляет благой его порыв. Он переносит свиданье с Грушенькой на девятое.
ПОМНИТЕ, У ПУШКИНА?..
Редактор еще только притронулся к двери, как сквозь узкую щель опять увидел на столе этот злосчастный материал. Он ведь его уже подписал!
Не раздеваясь, подсел к столу. Фразу, в которой, казалось бы, не должно быть ошибок, корректор подчеркнул, а слова «от ней» взял в кружок.
«Помните, у Пушкина?.. — заигрывал с читателем автор: — «И мысль от ней одушевила его цевницы первый стон»?»
— Пардон, что-то такого не припомню, — опустошенно пробубнил редактор, и красные пятна покрыли его лоб и шею.
Он отодвинул с глаз машинописные листы и набрал номер телефона.
