Djonny - Сказки темного леса
— Ты кто такой? — спросил я. — И хуй ли тут делаешь?
Мне очень не понравилось, что незнакомец, похоже, заметил прислоненные к дереву пневматические винтовки. Вот ведь сука, подумалось мне, до чего же не вовремя!
— Меня зовут Тринадцатый, — представился незнакомец. — Что это у вас тут такое? Винтовки? Он, видно, хотел и еще что-то добавить — но не успел. Оказавшийся рядом Маклауд сбил его с ног, а потом (с помощью братьев) связал и полностью запихал Тринадцатого в здоровенный дерюжный мешок. Не так давно мы спиздили этот мешок на стоянке у Оукеншильда. А чтобы Тринадцатый не слишком разорялся, мы напихали ему в рот тряпок и поверх заклеили скотчем, который как раз на такой случай постоянно возили с собой. После этого мы дополнительно обмотали мешок веревками, а потом уселись поверх Тринадцатого и принялись решать — что с ним теперь делать?
— Может, стоит просто дать ему пизды? — предложил я. — Да на этом и …
— Ну нет! — возмутился Строри. — Лучше мы…
— Пусть ему дадут пизды его собственные товарищи! — неожиданно заявил Маклауд. — Тащите его на холм!
— Как это так? — удивились мы. — С чего бы это?
— Увидите! — отмахнулся Маклауд. — Волоките его за мной!
Взяв одно из ружей, Маклауд двинулся в направлении стоянки Оукеншильда, а мы — делать нечего, потащились за ним. Выйдя на поляну, Маклауд принялся звать Торина:
— Оукеншильд! — громко закричал он. — Мы одного из местных поймали, того, что в нас из лесу стрелял! Вот его винтовка, теперь она наша! Мы уже навешали ему как следует, но вдруг подумали — может, и ты тоже захочешь ему что-нибудь сказать? Взвесь-ка ему хорошенько!
— А ничего, что мы ваш мешок для него одолжили? — спросил осторожный и предусмотрительный Строри, раньше других оценивший злую соль Маклаудовской шутки. — Подходите все, не стесняйтесь!
Тринадцатый, услышав такие речи, судорожно забился в мешке — но напрасно. Предложение Маклауда было принято с редким воодушевлением. Торин и его люди за сегодняшнюю ночь достаточно натерпелись, и теперь им очень хотелось утолить на ком-нибудь свою злобу. Не прошло и тридцати секунд, как все они столпились возле колыхающегося и протяжно мычащего мешка.
— Смотри, как извивается, сука! — с откровенной злобой произнес Торин. — А ну, поучим его! С этими словами он и его люди принялись пиздить Тринадцатого, сидящего в мешке, с таким ожесточением, что НАМ пришлось оттаскивать их от него.
— Убьете же, изверги, — пытались образумить их мы, но все было напрасно.
— В лицо ему хочу посмотреть! — рычал Торин. — В глаза его заплывшие, сучьи! Тринадцатый к этому моменту уже перестал мычать и кататься по земле — затих без движения, лежа у себя в мешке. Тогда Торин достал нож, распорол плотную дерюгу, перевернул бесчувственное тело на спину — да так и застыл.
— А… — он только и мог теперь, что сипеть. — Тринадцатый… но как?
— Что такое, Торин? — с притворным удивлением спросил Строри. — Ты его знаешь?
— Да, знаю, — потерянно произнес Торин, но на этом месте голос его сорвался, поплыл: — Это один из моих людей!
— Да? — переспросил Строри, теперь с фальшивым ужасом в голосе. — А как же ружье? Ох, Торин, что-то ты темнишь!
На этих благоразумных словах мы закончили нашу ночную программу и отправились пить водку и спать, предоставив Торину и его людям приводить в чувство Тринадцатого и самим разбираться в сложившейся запутанной ситуации.
Полуденное солнце разожгло над озером золотой пожар, осветило облака и заставило верхушки деревьев пылать. Наполнив легкие до отказа смолистым дымом марихуаны, я вышел на берег, чтобы ополоснуть лицо и выпить немного прохладной озерной воды. Трава придала моему телу легкость и породила в уме звенящую пустоту, растворила в чистом и недвойственном сознании-основе все недобрые мысли, всю мою ненависть и весь гнев на Торина Оукеншильда. Я был спокоен и счастлив, бестревожная гладь разворачивалась передо мной, я легко мог разглядеть под толщей воды каждый камешек, любой стебелек — даже самую маленькую травинку.
— С добрым утром, брат, — поприветствовал меня Строри, выходя на берег озера с сигарой и не початой еще бутылкою бренди. — Высматриваешь рыб?
— Не, — лениво ответил я, — вышел воды попить.
— Воды? — осуждающе переспросил Строри и тут же протянул мне бутылку. — Запей воду-то, брат, запей!
Я вытащил пробку и понюхал из горлышка, а потом сделал несколько долгих, прочувствованных глотков. Обжигающая влага потекла вниз по пищеводу, тревожа чакры и наполняя всё мое тело бодрящей огненной праной. Утренний хмель — самый лучший: уже прибыло к рукам, но еще не убыло в голове.
— Как там Торин? — поинтересовался я. — Думаешь, он разгадал нашу шутку?
— Думаю — да, — отозвался Строри. — Только вряд ли он решится выступить со своими претензиями!
— Но ведь он должен был принять меры? — тут я обернулся и принялся наблюдать: виднеется ли еще на пригорке уютный лагерь «богородичных ниндзя»?
— Здесь они, никуда не делись, — успокоил меня Строри. — Я так думаю, Торину самомнение не позволяет бросить приглашенных и съебать с собственного фестиваля. Сегодня же основной заезд!
— Ах, вот как? — обрадовался я и снова запрокинул бутылку. — Значит, к вечеру у нас будут еще гости?
— Будут, будут, — подтвердил Строри. — Только до вечера еще дожить надо, а у нас еды нет. А я видел вчера на стоянке у Торина продуктовую палатку! Пошли к ним, сыграем в «шишки» на будущий обед?
— А что там может быть? — заинтересовался я. — А?
— Ну… — Строри на мгновение задумался, словно припоминая. — Тушенка, килька, паштет… по-моему, гусиный, сгущенное молоко, конфеты, шоколадный крем…
— Ладно заливать, — перебил его я. — Про шоколадный-то крем. Откуда ему там быть? Но перед моим мысленным взором уже возникли все вышеперечисленные вещи, а во рту сама собой появилась слюна и стойкий привкус паштета.
— Не веришь? — возмутился Строри. — А ну, пошли!
Мы неторопливо встали и направились по тропинке наверх — к стоянке Торина Оукеншильда. Идти здесь недалеко, так что всего через пару минут мы были уже на знакомой поляне. Воины Оукеншильда расселись на земле с понурыми лицами, на которые минувшая ночь наложила свой след. Кому в виде пластыря на половину ебла, а кому и в форме наливающегося синевою здоровенного фуфыря. На нас воины-ниндзя подчеркнуто не обращали никакого внимания, а самого Торина пока что не было видно. Впрочем, здесь и без него хватало на что посмотреть.
— Гляди, — кивнул я, показывая на длинную проплешину, след вчерашней огненной потехи. Она начиналась с одного края поляны и заканчивалась у другого, возле груды каких-то обугленных тряпок. — Пиздато запалили!
— А вот и продуктовая палатка! — в свою очередь показал мне Строри и добавил: — Курс строго на неё!
Приблизившись к своей цели, мы тихонечко присели у входа, расстегнули частые пуговицы и заглянули внутрь. Там нашему взору предстала умилительная картина: Барин, Ирка и Королева не теряли времени зря. Из пятидесяти килограммов скопившейcя в палатке еды наши товарищи не тронули разве что самые банальные вещи: сухие макароны, соль и крупу. Действуя по принципу «что не съем сам, то понадкусываю», друзья вскрыли большинство пакетов с едой и консервных банок, а затем полночи пировали. Сейчас есть по-настоящему они уже не могли — только лениво морщились, зачерпывая шоколадными конфетами из пластиковой бадейки шоколадный же крем.
— Ни хлеба, ни ложек, — пожаловался нам Барин, грустно заглядывая в бадейку. — Приходится прямо конфетами черпать…
Бойцов Оукеншильда Барин еще с раннего утра грубо послал от продуктовой палатки на хуй. Под тем предлогом, якобы здесь спит его любимая девушка, Барин запретил кому-либо заглядывать в палатку и отказался предоставить для завтрака ниндзя хоть что-либо из сложенной там еды.
— Вот проснутся все, — заявил Барин сквозь матерчатые стенки, — тогда и позавтракаете! Наученные горьким опытом минувшей ночи, воины Оукеншильда не стали провоцировать новый конфликт. И теперь ждали, покуда Барин освободит палатку и разрешит им чего-нибудь поесть. А Кузьмич с этим делом вовсе не торопился.
Подстегиваемый пересудами лишенного завтрака войска, сонный Оукеншильд выбрался наконец из командирской палатки, расставленной на краю поляны для него одного. Ему не пошел на пользу тревожный утренний сон: рожа у Торина опухла, он быстро сучил потными руками и недовольно косился на нас заплывшими глазками. Видно было, что по нашему поводу Торин еще ничего толком не решил. Так что вместо ножа в спину он принялся меня и Строри всячески увещевать. Про наше участие в недавнем погроме и про судьбу Тринадцатого Торин не сказал и полслова, зато произнес целую речь про засевшего у него в продуктовой палатке Кузьмича.
