Александр Покровский - Бегемот
Изрыты и спущены в реки.
Изгажено-продано-пропито.
Сохранена только национальная неприкосновенность.
Вот где наблюдается чистота и этническое целомудрие! (Может быть, я только что сказал масло масляное, но если дело касается армян, то это ничего, это как раз хорошо, потому что с первого раза до них, как правило, не доходит.)
И потом, какая экспрессия!
Имбирь, натуральный имбирь, в виде запаха, начинает метаться по воздуху, когда несколько армян спорят о направлениях собственного развития.
Бегемот это слушать не может.
Отказывается.
И все после того, как он безуспешно пытался им навязать мини-гидроэлектростанции, а также ветряные электростанции, и они сначала спорили друг с другом до появления стойкого запаха имбиря, а потом, видимо сговорившись, обратились к Бегемоту:
— А можно мы это оплатим гранитом?
— Нет! — вскричал Бегемот. — Только не гранитом! Я это уже слышал! Гранит уже был! Ты хочешь гранит? — обратился он ко мне, и я замотал головой.
— И я не хочу гранит! И розовый туф не хочу! А также я не хочу асфальт, кокс, выделения из электролита, соединения меди и алюминия, цементную пыль и буковые поленья! Все! Хватит! Вместо электричества будете дрова жечь!
И пошли они жечь дрова.
Хотя было еще потом несколько звонков, но с ними говорил я, Бегемот уже не мог говорить — у него в желудке перегорали котлеты.
Армяне звонили и предлагали поставлять компоты в трехлитровых банках, вагонами, а банки нужно было прислать им назад в тех же вагонах. И все это через три границы, где со всех сторон шла война.
— А сена у них нет? — спросил обессилевший Бегемот.
И сено у них было: в виде чабреца,
тмина,
душицы,
мальвы однолетней,
мяты,
дикого чеснока,
лука,
борщевика,
кизила,
барбариса,
грецкого ореха,
фундука и черте чего еще.
Все горы усеяны.
Тоннами можно производить.
Сотнями, тысячами тонн, десятками тысяч.
Господи!
Как бы мы зажили, если бы не обессилел Бегемот, который теперь, когда ему говорили про армян, вспоминал только гранит, один только гранит, реже розовый туф.
Мы бы торговали травами!
И все же, я думаю, окончательно его доконала идея производства персикового масла: собираются, спешите видеть, персики, из них выделяется косточка, сушится, отделяется скорлупа, которая потом идет на обрамление столешниц, семечко давится, масло — в бутылки, жмых — скоту.
Все!
Бегемот кончился, когда он нашел людей, технологию, механизмы, сертификаты, министерство пищи и труда, собрал, запустил, испытал, а они ему заявили, что расплатятся вазелином, застрявшим на армейских складах.
Все!
Кончился.
Я стоял над разлагавшимся трупом Бегемота, который медленно, как уставший паровоз, исходил белыми газами.
Потом он, правда, пришел в себя, но слушать об армянах уже больше не захотел.
И вообще у него слух испортился.
И вот тогда — для восстановления потухшего слуха Бегемота — я пел ему, читал стихи, декламировал творения политических авторов, ерничал, словоблудствовал и вообще вел себя как полный кретин: сочинял, например, детские стишки:
Утром распухло яйцо динозавра -Самца…
— и так далее.
Наконец я был прощен, потому что персиковые косточки — это была моя идея.
И армяне тоже.
Им позволено было жить и размножаться.
И они были оставлены в своих горах с гранитом, вазелином, чабрецом и кизилом в полном счастье.
Кончилась наша армянская эпопея, зато все остальное, по-моему, только началось.
Электрошок
Как вы относитесь к электрошоку?
Скорее всего, никак.
И подобное устойчивое легкомыслие будет наблюдаться до тех пор, пока вы с ним не столкнетесь.
Будет так: вы стоите в этой стране на асфальте, ни о чем не подозревая, и тут вам неожиданно встречаются пятьсот вольт, и вы их наверняка поприветствуете, поднимете, скажем, ножку, с видимым усилием, отведете ее в сторону, откроете пошире глазки, ртом захотите сказать: «Ах!» — да так и замрете, думая о себе как о постороннем, который стоит (если стоит), держась глазами за забор, и валит в штаны.
Бегемот навалил в штаны, когда случайно эта штука у него в кармане сработала.
Амикошонство с подобными вещами, я считаю, не проходит бесследно — это мое личное наблюдение.
До этого Бегемот прикладывал это выдающееся изобретение ко всяким встречным пьяницам и бродячим собакам, радостно наблюдая у них хорошо отрепетированный паралич, и тут, закончив, как он изволил выразиться, «ходовые испытания», он сунул ее в брючный карман и совершенно машинально нажал куда следует, и тут же обосрался, и буквально, и фигурально.
Вообще-то военнослужащий, должен вас предупредить, многое делает машинально, особенно нажимает на курок.
Никакого разумного объяснения этому явлению нет.
В лучшем случае говорят: «Парность случая» — то есть если нажал один раз, то, что бы ни случилось, нажмешь еще.
Я сам однажды нажал, когда мне показывали газовый пистолет, дети брызнули в окна.
А у Бегемота поменялось лицо, чуть не сказал «на жопу», то есть я хотел заметить, изменилось его выражение: вихреватое добродушие сменила сторожевая бдительность и общая полканистость.
Точно такое же выражение я видел только у жены маячника — смотрителя маяка, когда ее вместе с подкидной доской сняла с постамента портовая грязнуха, а доска называлась подкидной потому, что устанавливается в деревянном гальюне, стоящем на торце пирса, на полу,
в ней еще дыра прорубается,
и вот через эту дырищу волной-то тебя и может запросто поднять и даже подкинуть под потолок,
а волна получается из-за всяческих плавсредств, разнузданно проходящих по акватории порта, и поэтому,
сидя над этой дырой,
следует внимательнейшим образом смотреть вперед и
в щелях между досками следить за этими гондонами -
проходящими плавсредствами,
чтобы потом было время убежать из этого гальюна, до подхода к нему такого губительного цунами.
А случилось это в одном секретном портовом городишке -
назовем его пока Бреслау,
где жена маячника,
назовем ее Агриппиной,
подобным образом сидела и наблюдала за акваторией,
и к ней, с наветренной стороны,
совершенно бесшумно,
подобралась портовая грязнуха,
которая своими длиннющими аппарелинами,
выставляющимися далеко вперед, как челюсти, собирала с воды всякую дрянь и которая не поднимала такой безумной волны, как остальные суденышки,
по причине того, что без волнения легче мусор собирать.
Капитан на грязнухе пребывал в сильнейшем опьянении,
и поэтому она ходила по заливу абсолютно самостоятельно и все время находилась вне сектора наблюдения маячницы Агриппины.
Так что в какой-то момент она просто сняла гальюн с постамента и стала возить его по заливу концентрическими кругами.
Крыша гальюна от вибрации сползла в воду, стены сами развалились, и открылась миру жена маячника, с тем же выражением лица — «Я — Полкан!», — что и у Бегемота.
Она боялась пошевелиться и от страха смотрела только вперед,
и ее мраморная задница была далеко видна.
Со стороны казалось, что по заливу движется ладонь великана, бережно держащая маленькую фарфоровую статуэтку.
— Молодой человек, вам нехорошо? — спросили у Бегемота на улице, и Бегемот сказал, что ему хорошо,
потому что неправильно себя оценивал после столь мощного извержения.
Потом он продал это чудное изобретение все тем же придуркам из Москвы.
Они тут же захотели испробовать.
— Работает? — радостно взблеяв, спросили они у Бегемота.
— Работает, — скромно ответил Бегемот и, отведя глаза в сторону, мягко добавил: — На себе проверял.
— Ну и как?
— Впечатляет.
— А у нас самая впечатлительная — Маруся, — сказал генеральный директор этого анклава придурков, и не успел Бегемот сказать: «Ах!» — как тот, предварительно пошлепав, то есть несколько все же разрядив прибор, приложил электрошок электрическими губками к чувствительным ягодицам стоящей рядом секретарши.
То, что сделала потом секретарша, описать нетрудно.
Интересно, где это в человеке помещается столько говна?
Не иначе как в каких-то кладовых.
А потом она села туда же — поскольку наложила она, прямо скажем, сквозь собственные трусы на колени своему директору, и тот, в поднявшейся неразберихе, тоже оказался ужаленным все тем же инструментом, выпавшим из рук, после чего он потерял речь,
зрение,
обоняние,
осязание,
слух и разум,
и забыл нам оплатить вторую половину денег.
Мало того, за Бегемотом еще гнались полквартала, и он бежал как ветер.
Именно с этого момента во мне проснулся интерес к литературе
Точно, это было в пятницу: я вдруг подошел к книжному шкафу и, что никогда не делал, ласково погладил корешки (книг, конечно же).