Николай Лейкин - Наши за границей

Еврейчикъ мгновенно приподнялъ шляпу и отскочилъ, но когда супруги оглянулись, онъ шелъ сзади. Они вышли на площадь, на которой виднѣлся театръ, и стали любоваться фасадомъ. Еврейчикъ не утерпѣлъ и крикнулъ по-нѣмецки:

— Оперный театръ!

Противъ театра было нѣсколько ресторановъ и кофейныхъ. Супруги зашли въ одну изъ кофейныхъ и спросили себѣ мороженаго. Еврейчикъ исчезъ. Но когда они доѣдали свои порціи мороженаго, то опять увидали еврейчика. Онъ сидѣлъ въ отдаленіи отъ супруговъ и дѣлалъ видъ, что читаетъ газету, но на самомъ дѣлѣ наблюдалъ за ними, и когда они стали разсчитываться, онъ подошелъ къ нимъ и протянулъ имъ двѣ красненькія бумажки.

— Билеты въ оперный театръ. Могу вамъ предложить по дешевой пѣнѣ,- сказалъ онъ по-нѣмецки и тотчасъ-же перевелъ по-французски. — Zwei Gulden, nur für zwei Gulden.

— И досадно на него, да и смѣшно, — произнесла Глафира Семеновна. — Билеты въ театръ предлагаетъ по два гульдена.

— Да вѣдь ужъ теперь поздно, — отвѣчалъ Николай Ивановичъ.

— Да все хоть что-нибудь посмотримъ. Ну давай… Гебензи.

Еврейчикъ встрепенулся. Супруги хотѣли заплатить ему деньги за билеты, но онъ замахалъ руками и заговорилъ: Nachher, nacher werden Sie zahlen.

— Не хочетъ брать. Говоритъ, что потомъ… — перевела мужу Глафира Семеновна.

— Да вѣдь это для того, чтобы связать насъ съ собой.

— А ну его! Вѣдь ужъ все равно, онъ отъ насъ не отвяжется.

И супруги побывали въ театрѣ. Въ театрѣ публика оказалась также на половину еврейская. Носастость такъ и выдавала себя. Давали какую-то неизвѣстную супругамъ оперу, которой они уже не застали одного акта, и маленькій балетъ.

— Бьюсь объ закладъ, что и оперу-то поютъ жиды, — проговорилъ Николай Ивановичъ.

— Непремѣнно, — отвѣчалаГлафира Семеновна. — Прислуга, что отъ насъ верхнее платье на храненіе приняла, положительно жиды безъ подмѣси.

Когда супруги вышли изъ театра, еврейчикъ коммиссіонеръ встрѣтилъ ихъ на подъѣздѣ. Приподнимая шляпу, онъ произнесъ по-нѣмецки:

— Прикажете экипажъ? Прикажете показать вамъ лучшій ресторанъ для ужина? Супе, — пояснилъ онъ по-французски и прибавилъ по-нѣмецки:- Я могу указать на такой ресторанъ, гдѣ есть кельнеръ, который понимаетъ по-русски.

Глафира Семеновна перевела мужу предложеніе еврейчика. Тотъ улыбнулся и отвѣчалъ:

— Да ужъ чортъ съ нимъ! Пусть везетъ. Должно быть, ужъ такая судьба наша, чтобы онъ нами завладѣлъ. Ахъ, жиды, жиды! Вотъ въ душу-то къ человѣку мастера влѣзать!

Явился экипажъ. Еврейчикъ посадилъ въ него супруговъ, что-то сказалъ извозчику, вскочилъ самъ рядомъ съ нимъ на козлы и они поѣхали.

LXXXVIII

Еврейчикъ привезъ супруговъ въ прекрасный ресторанъ. Когда они ѣхали по улицамъ, еврейчикъ, прицѣпившійся на козлахъ рядомъ съ извозчикомъ, все оборачивался къ супругамъ и разсказывалъ, какъ называются тѣ улицы, по которымъ они проѣзжали, указывалъ на достопримѣчательныя зданія, попадавшіяся по дорогѣ. Болталъ онъ безъ умолку на четырехъ языкахъ, но супруги понимали его плохо. Ресторанъ, въ который онъ ихъ привезъ, состоялъ изъ громаднаго зала, блестяще освѣщеннаго электричествомъ и уставленнаго маленькими столиками съ мраморными досками. За столиками сидѣло много публики. Прислуга въ ресторанѣ была на половину женская, состоявшая изъ и молодыхъ красивыхъ женщинъ въ черныхъ платьяхъ и бѣлыхъ передникахъ, и очень интимничала съ мужчинами. Нѣкоторыя изъ этихъ женщинъ, подавъ какое-нибудь блюдо или питье посѣтителю, прямо присаживались къ его столу, пригубливали изъ его стакана пиво или вино и весело болтали. Посѣтители, въ свою очередь, не стѣсняясь, хватали ихъ за талію, щипали за пухлыя щеки, трепали по спинѣ. Это не уклонилось отъ взора Глафиры Семеновны.

— Ахъ, халды! Смотри, что онѣ себѣ позволяютъ, эти самыя прислужающія! Вонъ та блондинка съ бѣлыми цвѣтами на груди даже мужскую шляпу себѣ на голову надѣла, — указывала она мужу. — Гляди, гляди, бакенбарды мужчинѣ расправляетъ. Нѣтъ, ужъ это изъ рукъ вонъ! И какъ только это мужчины имъ позволяютъ.

— Холостой народъ. Холостые люди это любятъ… — отвѣчалъ Николай Ивановичъ, косясь на женщинъ.

— Поди ты! Здѣсь, я думаю, на половину женатыхъ.

Супругамъ, однако, прислуживалъ кельнеръ во фракѣ, котораго имъ рекомендовалъ еврейчикъ за понимающаго по-русски.

— Вотъ что, голубчикъ, нельзя-ли намъ что-нибудь а ля рюссъ, по-аппетитнѣе, — сказалъ ему Николай Ивановичъ по-русски. — Понимаешь, что-нибудь повкуснѣе.

— Да, господине, — отвѣчалъ кельнеръ, подвигая ему карту, и оказалось, что кромѣ этихъ двухъ словъ да счета, кельнеръ ничего не знаетъ по-русски

Николай Ивановичъ тотчасъ-же отпихнулъ отъ себя карту.

— Да что ты мнѣ карту-то суешь! Карта нѣмецкая, надо ее читать, и все равно не поймешь, а ты дай намъ четыре порціи чего-нибудь хорошенькаго. Двѣ для мадамъ и двѣ для меня. Первое рыбки, второе мясо. Понялъ?

— Міасо? Да, господине…

— Фишъ и флейшъ, но нихъ кальтъ, — прибавила Глафира Семеновна, тотчасъ-же усумнившаяся въ знаніи кельнеромъ русскаго языка.

Кельнеръ оживился и побѣжалъ исполнять требуемое.

Была подана осетрина, запеченная какъ-то въ молокѣ и яйцахъ съ картофелемъ, былъ поданъ винершницель изъ телятины съ гарниромъ. Порціи были огромныя, приготовлено было вкусно, и супруги остались совсѣмъ довольны.

— Вотъ это я понимаю, вотъ это ѣда и порціи не какъ въ Парижѣ, не на воробьиный аппетитъ, а на человѣчій, — говорилъ Николай Ивановичъ, запивая ужинъ прекраснымъ вѣнскимъ пивомъ. — Ты, Глаша, мороженаго не хочешь-ли?

— Да пожалуй, съѣла-бы…

— Вотъ и отлично. Кушай, кушай… Откармливайся послѣ Парижа-то. Потребуй себѣ грушу съ виноградомъ. Здѣсь не съѣшь, такъ дома, ложась спать, скушаешь.

Глафира Семеновна съѣла и мороженаго, и грушу, и винограду, а вторую грушу отложила, чтобы взять домой про запасъ.

— Главное, что хорошо, такъ это то, что видишь, что ѣшь. Осетрина — ѣда знакомая, — говорила она. — И вѣдь не угораздило его подать къ осетринѣ улитокъ какихъ-нибудь, а подалъ осетрину съ картофелемъ.

— Довольна, стало быть?

— Очень довольна, хоть и жидовскій городъ. И пиво какое прекрасное…

— Ну, вотъ и отлично. Вѣну видѣли, всѣмъ можемъ разсказать, что были въ Вѣнѣ; стало быть, завтра, ежели хочешь, то можемъ отправиться и въ русскія палестины.

— Завтра, завтра. О домѣ я ужъ и такъ стосковалась.

— Да и меня сильно тянетъ. Ну ее, эту заграницу! Какъ пріѣду домой, сейчасъ первымъ дѣломъ въ баню! Шутка-ли, сколько времени не былъ.

Расплатившись за ужинъ и давъ щедро кельнеру на чай, супруги вышли изъ ресторана. Еврейчикъ ждалъ ихъ на подъѣздѣ около экипажа.

— А! явленное чудо! Все еще здѣсь! — воскликнулъ Николай Ивановичъ при видѣ еврейчика, но на этотъ разъ уже безъ неудовольствія, и даже потрепалъ еврейчика по плечу.

Еврейчикъ радостно улыбнулся и сталъ подсаживать супруговъ въ экипажъ.

— Nach Hause? — спросилъ онъ, вскакивая на козлы.

— Да, да… Домой. Въ готель, — отвѣчала Глафира Семеновна.

Домой еврейчикъ везъ ихъ ужъ по другимъ улицамъ и продолжалъ называть тѣ мѣста и зданія, мимо которыхъ они проѣзжали.

Но вотъ и гостинница.

— Комбьянъ? — спросилъ Николай Ивановичъ, выходя изъ экипажа, и хотѣлъ разсчитаться съ извозчикомъ, но еврейчикъ опять не далъ ему этого сдѣлать.

— Nachher, nachher… Après… — заговорилъ онъ и повелъ супруговъ по лѣстницѣ гостинницы, привелъ ихъ къ самой ихъ комнатѣ, отворилъ даже дверь комнаты ключемъ, раскланялся, пожелалъ супругамъ покойной ночи и мгновенно исчезъ.

LXXXIX

На другой день поутру, когда супруги пили кофе и чай, хотя и безъ самовара, но съ достаточнымъ количествомъ запаснаго кипятку въ мельхіоровыхъ кувшинахъ съ крышками, въ комнату ихъ постучался еврейчикъ. Онъ вошелъ, раскланялся и заговорилъ по-нѣмецки:

— Не будетъ-ли какихъ порученій отъ господина и мадамъ? Театральные билеты, модные товары, сигары, вино…

И тутъ онъ мгновенно вытащилъ изъ кармана афиши, адреса магазиновъ и ловко разложилъ все это передъ супругами на столѣ, продолжая бормотать и мѣшая нѣмецкую рѣчь съ французскою и польскою.

— Ничего, братъ, не надо, ничего… Все кончено… — замахалъ руками Николай Ивановичъ. — Сегодня ѣдемъ въ Петербургъ. Подай счетъ, и чтобъ съ тобой больше не знаться.

— Ну партонъ суаръ а Петерсбургъ… — перевела еврейчику Глафира Семеновна.

Еврейчикъ даже выпучилъ глаза.

— Какъ сегодня? Въ такомъ городѣ, какъ Вѣна, и вы не хотите остаться даже на три дня! — воскликнулъ онъ. — Да вы, мадамъ, дѣлаете себѣ убытокъ. Вы можете купить здѣсь много, очень много, хорошихъ товаровъ по самымъ дешевымъ цѣнамъ. Я-бы могъ рекомендовать вамъ такое венгерское вино, за которое вамъ нужно заплатить въ Россіи втрое дороже. Да вотъ не угодно-ли попробовать, всего два гульдена за бутылку.