Дэвид Лодж - МИР ТЕСЕН
по-английски, но с сильным немецким акцентом, отделяя и выплевывая, как косточки, согласные. Время от времени он взмахивал рукой в черной лайковой перчатке. Перс покрутил головой, как пловец, которому попала в уши вода. И хотя глаза его проснулись, в ушах, как ему показалось, продолжал звучать его сон. Перс ущипнул себя и вздрогнул от боли. Затем он ущипнул Морриса Цаппа, дремавшего в соседнем кресле.
— Прекрати, Фульвия, — пробормотал Моррис Цапп. Затем, открыв глаза, он выпрямился в кресле. — Ага, это фот Лурпиц. Он давно говорит?
— Не могу сказать, — ответил Перс. — Я тоже заснул.
— Ну и как его доклад?
— По-моему, очень интересный, — сказал Перс. Моррис Цапп помрачнел. — Но с другой стороны, — продолжил Перс, — я не вполне объективен. Потому что это я его написал.
— Что-что? — раскрыв от удивления рот, спросил Моррис.
В этот миг за окном сверкнула молния, и в зале погас свет. Публика испуганно охнула и заволновалась, но шум был перекрыт ударом грома, от которого все подскочили как ужаленные. Свет вдруг снова зажегся. Фон Турпиц, ни на секунду не прервавшись, продолжал читать доклад ровным бесстрастным голосом и минут через десять завершил выступление. Сложив свои бумажки ровной стопкой, он чопорно поклонился ведущему и под вежливые хлопки вернулся на место. Ведущий предложил начать обсуждение. Перс тут же вскочил. Ведущий, улыбнувшись, ободряюще кивнул ему.
— Я хотел бы спросить оратора, — сказал Перс, — не приходилось ли ему некоторое время тому назад читать проспект книги о влиянии Т. С. Элиота на современное прочтение Шекспира, представленный мною в лондонское издательство «Леки, Уиндраш и Бернштейн».
Ведущий удивленно посмотрел на Перса. Фон Турпиц остолбенел.
— Будьте добры, повторите вопрос, — попросил ведущий. Перс вопрос повторил. По залу волной пробежал тихий ропот: участники заседания делились мнениями и строили догадки. Фон Турпиц, склонившись к ведущему, что-то прошептал ему на ухо. Тот, кивнув, обратился к Персу через микрофон; его круглый значок качнулся на лацкане, как медаль.
— Позвольте у вас узнать, сэр, являетесь ли вы официальным участником конференции?
— Вообще говоря, нет, — ответил Перс.
— Тогда, должен вам сказать, ваш вопрос был задан в нарушение регламента, — заявил ведущий. Фон Турпиц перелистывал свои бумажки, как будто этот процедурный казус не имел к нему ни малейшего отношения.
— Это несправедливо! — запротестовал Перс. — У меня есть основания обвинить профессора фон Турпица в плагиате, а именно, в заимствовании фрагмента из моей неопубликованной рукописи.
— Прошу прощения, — сказал ведущий, — но я не могу дать слово тому, кто не является участником конференции.
— Я являюсь участником конференции, — сказал Моррис Цапп, поднимаясь с места. — Так что позвольтемнезадать этот вопрос: читал ли профессор фон Турпиц проспект книги Мак-Гарригла, представленный в издательство «Леки, Уиндраш и Бернштейн»?_
В аудитории началось волнение. На фоне всеобщего гомона раздались крики «Позор!», «Просьба соблюдать регламент!», «Пусть он ответит!», «Дайте ему слово!» и эквивалентные призывы на других языках. Ведущий беспомощно оглянулся на фон Турпица: тот, схватив микрофон и угрожающе тыча черным кожаным пальцем в Перса и Морриса Цаппа, разразился сердитой речью на немецком языке, а затем торжественно удалился из зала.
— Что он сказал? — требовательным тоном спросил Моррис.
Перс пожал плечами:
— Я по-немецки не понимаю.
— Он заявил, что не желает оставаться в этом зале и подвергаться оскорблениям, — сказала сидящая позади них мисс Мейден. — Но, на мой взгляд, вид у него был несомненно виноватый. Вы поступили совершенно правильно, молодой
человек, встав на защиту своих интересов против этой Черной Руки.
— Да, теперь пойдут круги по воде, — сказал Моррис Цапп, радостно потирая руки. — Подпортил себе репутанию профессор фон Турпиц! Идем, Персик, я еще раз угощу тебя джином.
Однако ликование Морриса Цаппа длилось недолго. В баре он приметил торчащее из кармана Персова пиджака литературное приложение к «Тайме».
— Это последний номер? — полюбопытствовал он. — Позволь-ка взглянуть.
— На вашем месте я бы от этого воздержался — сказал Перс, успевший прочесть газету по дороге в Амстердам.
— Почему?
— Потому что там есть довольно злая рецензия на вашу книгу. Ее написал Редьярд Паркинсон.
— Этот старый пердун? Если я когда-нибудь дождусь от него положительной рецензии, я буду знать, что на мне можно ставить крест. Дай-ка сюда газету. — Моррис выхватил ее из рук Перса и дрожащими пальцами стал перелистывать» выискивая рецензию Паркинсона. — Но это все о книге Филиппа Лоу — нахмурившись, сказал он, пробегая глазами газетные колонки.
— О вас в самом конце—сказал Перс—Боюсь, вам. это не понравится.
Моррису Цаппу и в самом деле не понравилось. Закончив читать рецензию, он несколько минут с побледневшим лицом сидел, не говоря ни слова и шумно вдыхая воздух.
— Так. Англичашки плетут интриги, — наконец сказал он. — Паркинсон прокладывает себе дорогу в ЮНЕСКО под прикрытием дифирамбов жалкой книжонке Филиппа Лоу об Уильяме Хэзлитте.
— Вы действительно так думаете? — спросил Перс.
— Какие тут могут быть сомнения—взгляни на название статьи: «Английская школа литературной критики». Надо было назвать ее «Английская школа рафинированной галиматьи». Можно мне позаимствовать у тебя этот номер? — спросил он, вставая и засовывая газету в карман пиджака. — Пожалуйста. А куда вы теперь?
— Хочу просмотреть свой доклад перед завтрашним выступлением. Может быть, впишу пару реплик в адрес Редьярда Паркинсона.
— Я и не знал, что вы будете читать доклад.
— А как бы иначе я получил грант на конференцию? Это тот же самый доклад, что я читал в Раммидже, только слегка подправленный. Вообще, доклад мой на удивление универсален. Этим летом я собираюсь читать его по всей Европе. Ты не хочешь вечерком прогуляться по городу?
— Хочу, — ответил Перс. И они договорились о встрече. Как только Моррис Цапп исчез из виду, на освободившееся место в укромном уголке бара рядом с Персом присел смуглый худощавый мужчина. Это был Мишель Тардьё.
— Какое драматическое вмешательство в ход конференции! — сказал он, назвав свое имя. — А вы, насколько я понял, специалист по Т. С. Элиоту?
— Именно так, — сказал Перс. — Я писал по нему магистерскую диссертацию.
— Тогда вас, возможно, заинтересует конференция, которую организуют этим летом мои швейцарские друзья.
— Я еще не знаю, куда поеду этим летом, — сказал Перс.
— Я лично собираюсь принять участие в этой конференции, — начал Мишель Тардьё, кладя под столом руку Персу на колено.
— Дело в том, что я разыскиваю одну девушку, — прервал его Перс.
— А-а-а, — пожав плечами, сказал Мишель Тардьё, убирая руку. — Сest la vie, c'est la narration[52]. Все мы — субъекты, проводящие время в поисках своих объектов. Вы случайно не видели здесь молодого человека в черных джинсах?
— Нет, не видел, — ответил Перс. — Прошу прощения мне надо идти.
Выйдя из отеля «Сонеста», Перс увидел, что небо прояснилось и предзакатное солнце осветило умытый, посвежевший город. Перс решил проехаться на туристическом катере, коих множество сновало по узким каналам. Они с опасной скоростью пролетали под мостами, чуть не задевая боками идущие навстречу катера, и со всех бортов раздавались разноязыкие, усиленные мегафоном веселые шутки. Краем глаза Перс увидел идущую по мосту девушку, похожую на Анжелику, но ему было понятно, что это лишь видение, плод его фантазии. Когда катер поравнялся с мостом, девушка исчезла.
Поздним вечером, когда каналы Амстердама стали похожи на обрамленные деревьями узкие черные, зеркала, Моррис Цапп вывел Перса на прогулку в район красных фонарей, в сплетенье переулков неподалеку от Нового рынка. Как Моррис и обещал, это зрелище значительно сильнее впечатлило и шокировало Перса по сравнению с тем, что он увидел в Сохо, да и вообще оказалось трудно поддающимся пониманию непорочного юноши из ирландского графства Мейо. В ярко освещенных окнах, похожих на витрины магазинов, сидели проститутки — кто в неглиже, кто в платье в обтяжку — и откровенно высматривали среди прохожих потенциальных клиентов. То были истинные улицы греха, на которых объекты мужского вожделения выставлялись напоказ и на продажу. Достаточно войти внутрь, договориться о цене, и женщина задернет штору и удовлетворит желание клиента. И лишь по двум причинам торговля женским телом выглядела не слишком отвратительно. Во-первых, безупречная чистота и мещанский уют комнат с мягкой мебелью под кружевными салфеточками, с геранями в горшках и белоснежным постельным бельем, и, во-вторых, сами женщины — молодые, красивые и к тому же в ожидании клиентов коротающие время за таким умиротворяющим домашним делом, как вязание на спицах.
