Дэвид Лодж - МИР ТЕСЕН

Дэвид Лодж

МИР ТЕСЕН

Марии, с любовью

От автора

Академический роман «Мир тесен», являющийся в некотором роде продолжением книги «Академический обмен», тоже напоминает порой так называемый реальный мир, хотя и не вполне соответствует ему и населен людьми, которые есть не что иное, как плод моего воображения (имя одного из второстепенных персонажей в позднейших изданиях было изменено, дабы избежать недоразумений на этот счет). Раммиджне Бирмингем, хотя в чем-то он отвечает известным представлениям об этом городе. Между тем в аэропорту Хитроу действительно есть подземная часовня, а в Цюрихе — паб «Джеймс Джойс», однако ни в Лимерике, ни в Дарлингтоне университетов нет, и, насколько мне известно, в Генуе нет представителя Британского Совета. Конференция Ассоциации по изучению современного языка 1979 года имела место не в Нью-Йорке, хотя кое-что я позаимствовал из программы нью-йоркской конференции 1978 года, и так далее.

Я хотел бы выразить особую благодарность за полученную информацию (не говоря уже о других одолжениях) Дональду и Марго Фенгер, а также Сусуму Такаги. Большая часть книг, из которых я черпал вдохновение, цитаты и подсказки, упоминается в тексте романа, однако есть еще два издания, которым я не менее обязан: «Неизбежность любовного романа: Поэтика модуса», принадлежащее перу Патриции А. Паркер (Издательство Принстонского университета, 1979), и «Международный аэропорт», автором которого является Брайан Мойнахан («Пэн букс», 1978).

Только ведь небо меняет, не

душу — кто за море едет.

Когда писатель именует свое творение романтическим романом, он тем самым дает понять, что сохраняет за собой право на известную свободу в подборе материала и описании событий, на которую не решился бы притязать, если бы задумал сочинить реалистический роман.

Хорош! Чу! Исслушайся!

Пролог

Когда Апрель обильными дождями разрыхлил землю, взрытую ростками, и мартовскую жажду утоляя, от корня до зеленого стебля набухли жилки той весенней силой, что в каждой роще почки распустила, а солнце юное в своем пути весь Овна знак успело обойти, и ни на миг в ночи не засыпая, без умолку звенели птичьи стаи, так сердце им встревожил зов весны[2],- тогда, как заметил поэт Джеффри Чосер много-много лет тому назад, люди отправляются в странствия. Только в наши дни у людей интеллигентной профессии эти странствия называются конференциями.

Современная конференция напоминает паломничество средневековых христиан в том смысле, что позволяет ее участникам сполна вкусить удовольствия и при этом сохранить видимость, будто они твердо намерены изменить себя к лучшему. Разумеется, предусматриваются искупительные меры: вероятно, чтение собственного доклада и наверняка слушание чужих. Но зато у вас есть предлог посетить новые и интересные места, познакомиться с новыми и интересными людьми и установить с ними новые и интересные отношения; с новыми знакомцами можно обменяться секретами и сплетнями (все ваши заезженные истории для них новость, и наоборот), а также есть, пить и веселиться с ними каждый вечер и, тем не менее, когда все кончится, вернуться домой с репутацией человека еще более серьезного и солидного.

Сегодняшние участники конференций имеют преимущество перед паломниками былых времен: их расходы обычно оплачиваются, по крайней мере частично, тем заведением, к которому они принадлежат, будь то государственное учреждение, коммерческая фирма или, чаще всего, какой-нибудь университет.

В наши дни конференции проводятся на какую угодно тему, включая творчество Джеффри Чосера. Когда же он, как и его герой Троил, бросает взгляд с восьмой небесной сферы на

…островок наш тесный

Средь вод морских[3]-

и, наблюдая хаотичное движение по земному шару, причиной которого стал он сам и другие великие писатели, видит шлейфы самолетов, пересекающих океан, отмечает сходящиеся и расходящиеся пути ученых мужей, спешащих в гостиницу, загородное поместье или древний храм наук, чтобы провести серьезный диспут или вволю порезвиться, имея целью дальнейшее развитие английского языка или других академических предметов, — о чем же тогда думает поэт-лауреат Джеффри Чосер?

Возможно, как и дух Троила, благородного, но разочаровавшегося в любви рыцаря, он от души потешается над этим зрелищем и радуется, что от всего этого далек. И действительно, не все конференции проходят весело и беззаботно и далеко не в самых роскошных и живописных местах, к тому же не всякий апрель отмечен сиянием юного солнца и безумолчным звоном птичьих стай.

Часть I

1

«Апрель, беспощадный месяц», — беззвучно процитировал Перс МакГарригл, глядя сквозь мутные стекла на выпавший не по сезону снег, который покрыл хрусткой коркой лужайки и клумбы университетского кампуса в Раммидже. Перс лишь недавно закончил магистерскую диссертацию, посвященную поэзии Т. С. Элиота, однако начальные строки поэмы «Бесплодная земля» с равной вероятностью могли прийти на ум любому из полсотни мужчин и женщин разных возрастов, томящихся в ступенчатом лекционном зале. Поскольку поэма прекрасно известна всем им, университетским преподавателям английского языка и литературы, собравшимся в одном из центральных графств Англии на ежегодную конференцию, и мало кто из них доволен происходящим.

Впрочем, тревога и смятение на лицах появились днем раньше, когда участники встретились на традиционном приеме с хересом. К тому времени они уже ознакомились с жильем, предоставленным им в одном из университетских общежитий — в здании, спешно возведенном в 1969 году, в самый бум высшего образования, и теперь, через каких-то десять лет, уже изрядно обветшавшем. Они мрачно распаковали чемоданы в комнатах с рябыми стенами, украшенными узором из блеклых прямоугольников — следами наскоро, с кусками штукатурки, сорванных афиш и плакатов (собственности разъехавшихся на пасхальные каникулы студентов). Они оценивающе осмотрели перепачканную и поломанную мебель, исследовали пыльные шкафы, тщетно пытаясь обнаружить плечики для одежды, и ощупали узкие кровати с провисшими пружинами, которые утратили упругость за десять лет нещадных молодецких кувырканий и совокуплений. В каждой комнате была раковина, хотя не в каждой раковине можно было обнаружить пробку и не каждая пробка имела цепочку. Некоторые краны было невозможно открыть, иные же вовсе не закрывались. Для более изощренных гигиенических процедур или отправления естественных потребностей следовало, собравшись с духом, отправиться по лабиринту продуваемых сквозняками коридоров в общую умывальную комнату, где находились ванны, душевые и туалеты, правда, с ограниченной приватностью и нерегулярной подачей горячей воды.

Для ветеранов конференций, проводимых в британских провинциальных университетах, подобные неудобства были привычны и, при известной доле стоицизма, приемлемы; то же касалось и низкосортного хереса, которым угощали на приеме (это была малоизвестная марка, нахально заявлявшая о своей испанской подлинности аляповатой этикеткой с изображением корридыитанцоров фламенко), а равно и ужина, ожидавшего их впоследствии: супа-пюре из помидоров, жареной говядины с отварными овощами двух видов и пирога с повидлом, облитого заварным кремом, — все блюда посредством длительной обработки при высокой температуре были намеренно лишены присущих им запаха и вкуса. Еще большее недовольство вызвало то, что участникам конференции предлагалось спать в одном здании, питаться в другом, а встречаться для докладов и дискуссий в главном университетском корпусе, так что всем было обеспечено утомительное снование взад-вперед по тротуарам и тропкам, которые стали небезопасны из-за наледи. Однако самое большое разочарование ожидало их на приеме с хересом, когда, кося глазами на нагрудные значки с именами и названиями университетов, собравшиеся убедились в том, что число их ничтожно, да и состав более чем скромный. Почти сразу стало ясно, что в местном университете нет ни одного известного ученого, ради которого стоило отправляться в дорогу за десятки, а то и сотни километров. Однако в предстоящие три дня им никуда было друг от друга не деться: всем было уготовано трехразовое питание, по три ежедневных заседания секций, автобусная экскурсия и посещение театра — то есть долгие часы принудительного общения, не говоря уж о семи докладах, которые предстояло выслушать и обсудить. Задолго до закрытия конференции ее участники пресытятся друг другом, исчерпают темы разговора, испробуют все варианты застольного соседства и приобретут типичные для подобных сборищ синдромы: несвежее дыхание, обложенный язык и непрекращающуюся головную боль от табака, алкоголя и количества разговоров, раз в пять превышающего норму. Зная наперед, что обрекают себя на скуку и хандру, они уже ощущали холодную тяжесть в желудках (которые тоже выйдут из строя), хотя и пытались не подавать виду, выкрикивая радостные приветствия, заводя веселые разговоры, пожимая руки, хлопая друг друга по спине и глотая, как горькое лекарство, испанский херес. Время от времени тот или иной из собравшихся тайком принимался подсчитывать фамилии в списке участников конференции. Выходило пятьдесят семь человек, включая местную команду, — весьма разочаровывающий результат.