Елизавета Михайличенко - Гармония по Дерибасову
Он даже добыл пистолет!
Но и в квартире на Цветочном бульваре не было ему покоя. По ночам он слышал стуки крюков с веревками, забрасываемых на балкон, скрипы, шорохи и лязг отмычек. И часто жалел Мишель, что прогнал от себя Саньку, единственного совестливого человека в этом городе.
Саньку Мишель встретил в начале июня, на Арбате. И издалека не узнал. И одеждой, и прической, и походкой, и высокомерно-брезгливым выражением лица — всем Санька не отличался от нормального московского акселерата. Разве, что по бокам висели две девицы намного выше среднего класса.
И это было особенно удивительно, потому что в Назарьине девки сторонились Саньки. Ну не нравился он им! И тощеват, и сутуловат, и очки… Не было в нем настоящей назарьинской стати. Хоть бы на гармошке или гитаре играл, или зубы толком скалил… В общем, не щекотало у назарьинских девок в носу от Санькиных шуточек — только носики морщились…
— Санька! — отдался первому порыву Мишель.
И вдруг понял, что Санька заметил его намного раньше и не испытывает по этому поводу ни малейшего энтузиазма.
Санька что-то сказал девицам, те недовольно отцепились и уселись на бетонный вазон.
— Ну, как дела, студент? Общежитие не надоело? — Дерибасов тут же решил поселить Саньку с собой и взять на полное довольствие.
— Общага? — поморщился Санька. — Да не-е, Миш, я квартирку снял. Тут неподалеку. Кстати, я там тебе что-то должен был? — он вытащил из кармана комок купюр.
— Да брось, — искренне отказался Мишель, прощая Саньке все, даже переход на «ты», и поставил чемодан на брусчатку.
— Ну, ладно, — не стал настаивать Санька.
— А башли откуда? — не удержался Мишель. — Фарцуешь или что?
Санька впервые улыбнулся:
— Или что… Уж вагоны не разгружаю, не беспокойся. — После паузы он вяло кивнул на отпущенные космы Чхумлиана, стянутые серебряным обручем: — Хиппуешь на старости лет или народ дуришь?
— Ладно, за столиком все расскажу, — засуетился Мишель. — От тебя у меня секретов нет. Я тут такое кручу!.. Короче, бери девок, у меня в «Праге» метр прикормленный. Кто из них твоя?
— Да не-е, Миш, — поскучнел Санька. — В другой раз. У нас тут свои дела.
— Черт с тобой! — компанейски рубанул Мишель. — Сегодня я не спешу. Пройдусь с вами по вашим делам, а потом загудим. Ты ведь без меня от второй не избавишься.
Санька улыбнулся во второй раз:
— Хороший ты мужик, Миш, только женился рано, а в Москву приехал поздно. А надо бы наоборот… Ну ладно, шеф, может, еще встретимся…
Не успевший оценить степень обидности, Мишель машинально пожал протянутую руку и вспомнил:
— Стой! А почему все-таки Авгырд?
— Чего? — не понял Санька.
— Ну бык… Крылатый. Почему ты его Авгырдом назвал?
— А-а… легенда… Слушай, не помню… А, ну да — это же Дрыгва наоборот.
Через несколько шагов Санька обернулся:
— Кстати, Миш, ты в курсе… Ну, что тёть Дуня родила?
Когда к Дерибасову вернулся дар речи, Санькина спина была еще в пределах слышимости.
— Ты че брешешь?!.. От кого?!..
— От генерала! — озорно крикнул Санька, цепляя девиц.
— От какого?
— От отставного!
Девицы зашлись в молодежном астматическом смехе. Рифмованный ответ не оставлял сомнений, что Санька брешет. А это уже был вызов. Так подло мужское достоинство Дерибасова никогда не оскорбляли. Да еще перед девками. Да еще земляк, да еще сопляк, да еще единственный человек, которому он бескорыстно помог!..
Дерибасов кинулся за охамевшим молокососом, но невидимая «золотая» цепь натянулась, и Мишель, почувствовав на горле ошейник, похолодел и вернулся к чемодану. И лишь ощутив его тяжелую силу, Мишель успокоился от мысли, сколько благ потерял этот сопливый придурок за несколько минут.
Пока Дерибасов таскал свое сокровище по Москве, Дунино сокровище впервые улыбнулось.
— Зачем я не послушал свою Дунико? — сокрушался Гиви. — Построил такой большой дом! Пока добежал — Чхумлиан уже плачет…
— Чуня, Чхумлик мой сладенький, ну, улыбнемся папочке скорей! — неистово сюсюкала Дуня. — Гиви, ты вымыл руки? Положь дитё!
— Да не нервничай, Дунь. Молоко пропадет, — влезла сестра Лидия. — Ничего ему не сделается, крепкий парень! Не знала бы, что недоношенный, не поверила б!
Гиви одарил сестру Лидию взглядом, от которого старшие офицеры опускали глаза, младшие бледнели, прапорщики смотрели в потолок, сержанты лишались дара речи, а рядовые… впрочем, на рядовых Гиви этот взгляд не тратил. Однако эта приживалка, сукина сестра Лидия сделала какой-то пас и как коза уставилась Гиви в глаза. И отставной генерал в очередной раз пожалел, что у него нет родной тещи, а ее обязанности исполняет такая мымра. Переживая свою ненужность, Гиви ушел.
— Видела, как сила моего взгляда вытолкнула из комнаты твоего? — похвасталась сестра Лидия. — А ведь раньше я так не умела. А теперь я как луна, светящая отраженным светом, отражаю духовную силу Чхумлиана! И так действую.
Дуня, перецеловав пяточки, икры, бедрышки и попочку Чуни, вернула себе душевное равновесие и смогла среагировать:
— А вот знаешь, Лид, я сегодня что подумала… Учение ваше истинное, это мне теперь понятно. — Дуня снова потянулась к Чуне. — Только ты вот молишься, то есть медитируешь, а мне некогда, да и неохота… За это кара последовать может?
Сестра Лидия задумалась, потом облегченно улыбнулась:
— Да что ты нервничаешь? Чхумлиан учит, что только мужчины разбиты на четыре варна. А женщины — на два — на красивых и некрасивых, на сапег и назирхаток. У сапег красота на лице и в теле, а у назирхаток она проникла вглубь. И это определяет клубок судьбы для каждой. Сапегам дана красота, чтобы любить, рожать и вскармливать. Поэтому сапега, чтобы реализовать свою миссию, должна стремиться выйти замуж и родить. А ты типичная сапега. Другое дело, если бы ты, как я, была назирхаткой. Тогда семья для тебя явилась бы семью бедами и сорока девятью несчастьями!
Дуня высвободила грудь и наклонилась над сыном. Чуня с большим трудом присосался к твердой поверхности и принялся добывать пропитание. Со стороны могло показаться, что он так старается из страха перед величиной и тяжестью нависшего над ним полушария.
Когда носик ребенка погрузился в помягчевшую плоть, Дуня смогла оторваться от созерцания и улыбнулась:
— Это… В народе-то говорят, ваши совсем озверели. Что в стаи сбились и как волки за коровами бегаете. И прямо из вымя молоко сосете… Зачем же так? Поначалу приехали — городские, культурные, тихие, уважительные. Ты скажи своим, чтобы покупали молоко, как раньше. А то наши их поучат, дороже станет.
Сестра Лидия поморщилась:
— Да не в деньгах же дело, Дунь. Коровы в Назарьине священные, в них кровь Авгырда и назирхатских матерей. Их молоко целительно для духа. А у кого из нас дух не подранен?
— Да, у нас в Назарьине дух крепкий, — согласилась Дуня.
— Но вы-то пьете его всю жизнь, — продолжила Лидия. — И вам нужна доза не лечебная, а профилактическая. А это намного меньше, и при вашем неправильном доении как раз такая доза и остается.
— Это у кого неправильное доение? — вскипела Дуня. — У нас? А где ж тогда правильное? В Москве, что ли?!
— Не нервничай! — нервно приказала сестра Лидия.
Глава 26
Дух начинает действовать
Этим вечером Осип Осинов перестал считать рождение Чуни самым тяжким событием своей жизни. Сегодня он получил двойной удар.
Уединенно наблюдая, в Луковом лесу наткнулся он на страшное и омерзительное в своей противоестественности зрелище: неоарбатовы, словно мухи, облепили безумно мычащую корову. Они держали лишенное независимости животное за рога, ноги, хвост и по четверо, сшибаясь лбами, мучали сосцы. Осип не выдержал взгляда поруганного животного, которому он не мог объяснить, что дух не должен действовать, и подавленно крутя педали покатил домой, ничего по пути не наблюдая.
Еще три года назад Осип установил, что коровье молоко — это душа трав. Выходило, что пока Антиназарий использует для реализации заложенной в него программы душу Назарьино, неоарбатовы высасывают душу из Назарова луга, а из Земли в целом — сок и округлость.
Только подъехав к Дуниному дому, начал Осип снова уединенно наблюдать, вернее подслушивать. Вечерняя медитация неоарбатовых, привычно оседлавших ветки, напоминала митинг обезьян. В кронах глухо роптали:
— Почему сестру Ирину-вторую пустили? Она на три недели позже меня приехала. И с дерева спускалась всегда раньше.
— Да она уже месяц вообще не дежурит!
— Правильно! Как корову держать за рога — так одни, а как к алтарю — так другие…
— В общем, что говорить! Окружила себя сестра Лидия любимчиками и подхалимами. Пользуется, что Чхумлиан не видит.
