Мартти Ларни - Четвертый позвонок, или Мошенник поневоле
— Ничуть. Я родом из Техаса. Техас после Соединенных Штатов — самая большая страна на свете. Поэтому там неграмотных так много. Но грамотность ведь и не очень-то нужна. Доллар, во всяком случае, каждый умеет отличить.
Джерри уже усвоил свободные манеры и, встав из-за стола, начал переодеваться в костюм, найденный в чулане. Дворник никуда не торопился. Он, видимо, ждал оттепели, чтобы не убирать снег. Вдруг внизу послышался ужасный шум и крики о помощи. Джерри беспокойно взглянул на своего гостя, мирно пьющего кофе, и с тревогой спросил:
— Вы слышали? Кто-то зовет на помощь.
— Там, верно, маленькая стычка. Не стоит обращать внимания.
— Но кто-то зовет на помощь. Надо туда пойти.
Мистер Редмэн медленно поднялся и сказал в раздумье, растягивая слова:
— По школьному уставу я не должен вмешиваться, пока меня не позовут специально. Разве только, если начнется перестрелка. Но за последнее время у нас было очень спокойно, очень спокойно, мистер Финн. Президент школы даже сказал как-то на днях, что наша мораль теперь пошла в гору. Помощь полиции не требовалось уже несколько недель.
Шум тем временем усилился, раздался жуткий грохот и треск. Джерри ясно различил голос Бобо, вопившего о помощи.
— Мистер Редмэн, мы должны идти немедленно! — сказал Джерри решительно, открывая дверь.
— О'кей, доктор. Теперь пойдемте.
Джерри толкал впереди себя плечистого техасца, который продолжал говорить без умолку.
— А в вашей Финляндии школы есть? — спрашивал мистер Редмэн, вовсе не думая спешить.
— Две-три, — отвечал Джерри, пытаясь ускорить шаги.
— Зато в нашей стране их много. И хорошие. И дорогие.
Тут слова дворника потонули в сокрушительном грохоте и душераздирающих криках, вырвавшихся из класса. Расстегнув свою рабочую блузу, техасец достал два висевших на поясе длинноствольных пистолета и распахнул дверь. Затем он с деловитостью танка вошел в класс и спокойно сказал:
— По местам!
Он оглядел просторное помещение и потянул носом воздух.
— Опять здесь курили марихуану. Кто позволил?
— Профессор Минвеген разрешил, — ответила беловолосая девочка, которая в начале урока угостила Бобо сигаретой, содержащей гашиш.
В классе царил полнейший разгром. Почти все парты были разбиты вдребезги, карты и таблицы — изрезаны ножами и изодраны в клочья, а стены и потолок залиты чернилами. Под перевернутой доской лежал Бобо, связанный по рукам и ногам и весь измазанный томатным соком.
— Развяжите старика, — сказал дворник, спокойно поглядывая на класс.
Какой-то веснушчатый мальчик разрезал веревки, которыми был опутан Бобо, и помог профессору выбраться из-под тяжелой доски. Психолог, шатаясь, поднялся, бросился в объятия Джерри и громко зарыдал:
— Я совершил психологическую ошибку… Не принял… во внимание… их полового влечения… Я был уверен, что детерминирующая тенденция… уже создала… необходи…
— Отведите его проветриться, — обратился к Джерри дворник. — Я думаю, он тоже накурился этой гадости.
Джерри увел друга наверх, а мистер Редмэн остался выяснить обстановку. Стиснув пистолеты в своих огромных ладонях, похожих на хлебные лопаты, он постоял некоторое время молча, испытующе глядя на всех прищуренными глазами, и наконец сухо спросил:
— Кто заплатит за это?
Ученики стояли маленькими группами среди нагроможденных обломков парт и молчали. Но вот Уэсли Кэтзервуд, сын богатого коммерсанта и одного из учредителей ОСВ, выступил на два шага вперед и надменно сказал, доставая из нагрудного кармана чековую книжку:
— Сколько, мистер Редмэн?
Дворник неторопливо оглядел классную комнату и, подумав, сказал:
— Этот раз похуже, чем неделю назад. А тогда ремонт и уборка стали в две тысячи долларов.
Юный Уэсли Кэтзервуд поиграл золотой паркеровской ручкой и повторил вопрос:
— Короче? Сколько, мистер Редмэн?
— Пиши три тысячи… Или давай пиши уж — три с половиной…
Юный Уэсли Кэтзервуд, отец которого владел большим универсальным магазином и несколькими нефтяными скважинами в Техасе, подал дворнику чек и сказал:
— Я тут написал четыре тысячи, и вы заткнете свою глотку!
— У меня — крепко, — пообещал мистер Редмэн и продолжал медленно, растягивая слова: — А теперь ступайте все по домам и скажите, что школа закрылась на несколько дней. Взорвался паровой котел центрального отопления. Ясно, ребята?
Стив Нюгард при поспешном отъезде забыл в гардеробном чуланчике чемодан, содержимое которого помогло нашим бродягам экипироваться. Они воспользовались одеждой товарища по несчастью, а свои носильные вещи запихнули в чемодан, на место взятых. Профессор Минвеген, докторская диссертация которого была посвящена психологии смеха, погрузился в глубокую меланхолию и даже перестал улыбаться. Он чувствовал невыносимую боль в висках, потому что не привык курить сигареты, начиненные одуряющей марихуаной. Его угнетенное состояние усугублялось, кроме всего прочего, грызущим самообвинением:
— Я совершил психологическую ошибку.
— Ну, придумай наконец какое-нибудь новое объяснение, — заметил Джерри, которому все надоело и который с нетерпением следил за одеванием друга. — Признайся прямо, что психология животных тебе недостаточно хорошо известна.
— Да нет, известна. Я ведь полтора года работал ассистентом в психологической лаборатории Бостонского университета, и тогда мне пришлось изучать приспособление животных к различным условиям жизни. Теперь, обдумывая последние события, я вижу, что возможности экспериментального метода были чрезвычайно ограниченны. Во всяком случае, квантитативно проанализировать их было невозможно, и лишь в очень ограниченной степени — экспериментально…
— Торопись! — прервал его Джерри.
— Я стараюсь, как могу. Меня мучит жажда.
— Воду из крана пить нельзя. Она буроватая, как пиво, и пахнет мочой. Ученички загрязнили колодец. Дворник говорит, что посылал воду в Кливленд на анализ и оттуда пришел короткий ответ: «Ваша лошадь больна диабетом…»
Бобо вздохнул:
— Несчастная школа… Откуда ты брал воду для кофе?
— Натаял снега. Ты уже готов?
— Сию минуту…
Бобо оглядел комнату с расстроенным видом.
— Это очень безнравственно — уходить таким образом, — сказал он подавленно. — А мистер Тэккер так доверял нам!..
Бобо для верности заглянул в продуктовый шкаф и схватился за мешок с сухарями.
— Ты думаешь, что мы можем взять это себе на дорогу?
— Бери!
— Значит, по-твоему, это не воровство?
— Нет, просто плата за труд.
Джерри высыпал остатки рафинада из сахарницы в тот же мешок с сухарями и сказал:
— А это надбавка к зарплате.
Психолог вздохнул и глубокомысленно произнес:
— Теперь люди ежедневно требуют надбавок и повышения всех видов платы, кроме платы за грехи.
— Ну, идем?
— Сейчас…
Бобо продолжал осматривать комнату, словно искал что-то. Вдруг он заметил на окне коробочку талька и схватил ее.
— Подожди еще минуточку. Я разуюсь и пересыплю тальком пальцы на ногах.
— Зачем?
— Удобнее идти. До Пэйнсвилля почти восемь миль.
Джерри сделал шаг к дверям и сказал торжественно:
— На этот раз мы не пойдем, а поедем на машине.
Моральное опьянение всегда вызывало у Бобо моральное похмелье. Он не желал делать ничего необдуманного и недозволенного.
— Нет, Джерри. Не пойдет. Это было бы воровством.
— Почему? Мы же имеем право пользоваться школьной машиной.
— Но не для бегства.
Джерри остановился в раздумье. Уважаемый читатель, может подтвердить, что за время течения нашей повести Джерри Финн не совершил еще ни одного преступления, о котором стоило бы упоминать. Но теперь, именно теперь он готов был пойти на это. Его оскорбили, одурачили, осрамили, и в тесной мышиной норе его самолюбия гнездилась мысль хотя бы о небольшом удовлетворении. Он героически поставлял ученикам общекультурные ценности и считал себя вправе минимально участвовать в дивидендах фирмы. Прокат школьного автомобиля казался ему вполне подходящим вознаграждением.
Он посмотрел прямо в лицо своему компаньону и спокойно сказал:
— Друг мой, если мы проедем на машине до Пэйнсвилля, то это все-таки еще не составит нашей дневной зарплаты. Иными словами: мы все еще будем страдать от снижения ставки.
— Зарплата вообще повсюду снижается — не снижается лишь плата за грехи,
— возразил психолог.
— Эту гениальную мысль ты уже только что высказывал.
— Кажется, я говорил нечто подобное, но только наоборот. Можно доказать научно, что существует примерно пять тысяч способов выражения одной и той же мысли.
— Ты гений, Бобо!
— Гениями обычно называют умерших.
— Какое счастье, что ты еще жив!
— Менее часа назад я чуть было не попал в одну компанию с гениями.
Джерри сделал нетерпеливое движение.
