Борис Привалов - Не проходите мимо. Роман-фельетон
Миша опустил свои ангорские глаза, пошевелил усами и прошептал:
— Хороший товар носите! Вчера эти туфли пахли полтыщей. Сегодня уже поношены. А завтра возьмут да и в магазин привезут. Вещь станет стандартной… Такой клиентке, как вы, положено носить только то, чего никто не носит…
Вика, Миша и Мартын долго лавировали среди ям городского парка. Там, где город уже постепенно начинал сходить на нет, они остановились возле высокого сплошного забора.
Миша отсчитал тринадцатую доску справа от калитки и начал на ней выстукивать сложную музыкальную фразу, которая положена на слова: «В нашей жизни всякое бывает».
За забором раздался лай, на соседней даче заплакал ребенок. Загремели железные засовы калитки.
Им открыла высокая старуха. Огромная, как белый медведь, собака рычала на пороге конуры, сделанной из бочки.
— Диоген! Цыц! — сказал Миша, убедившись, что пес на цепи. И, обратившись к старухе, добавил, кивнув на своих спутников: — Эти со мной. Марго у себя? Осторожно, Виктория Айсидоровна. Подальше от собаки. Она делает больно. Посмотрите, какие у нее злые глаза. Она покусала столько людей, что в ней половина человеческой крови.
— Ах, какая дача! — сказала Вика. — Люкс! Экстра!
Мартын не обращал внимания на замечания своих спутников.
«Так вот каков коттедж Самозванцева! — думал он. — Тот самый, который оформлен на Бакшиш! Гарно получается! Пожалуй, в другой раз мне придется шагать вместе с Юрой».
— Вот живут люди! — завистливо прошептал Миша. — Правильно говорится: лучше быть здоровым, но богатым, чем бедным, но больным.
И кошачьи усы грустно опустились.
Хозяйка, улыбающаяся пышная женщина, встретила посетителей на середине большой комнаты. Алмаз на ее пальце метал молнии. Синий атласный халат-безрукавка, согласно новейшей кудеяровской моде, кончался почему-то шлейфом. Новой модой веяло и от домашних туфель Маргариты Бакшиш. Спереди на каждой туфле была вышита лисья морда. Вместо глаз — две пуговки. Когда Маргарита стояла, лис не было видно. Но стоило ей пойти, патрикеевны начинали поочередно выглядывать из-под полы халата… Вместо буквы «р» Бакшиш произносила букву «х».
— Разрешите мне, — сказала Вика после положенных приветствий и рукопожатий, — звать вас просто Марго.
И женщины, прильнув друг к другу, затараторили о каких-то своих дамско-трикотажных делах.
— Вы свой кожреглан возьмете с собой? — спросил Миша Благушу. — Или Виктория Айсидоровна пришлет машину попозже?
— Я должен подумать, — ответил Мартын, пошелестев в кармане наличностью — тремя рублями, которые Юрий выдал ему из общей кассы на случай непредвиденных расходов по кожевенной экспедиции.
— Киностудия не отпустила дополнительных средств на расследование злодеяний в городе Кудеярове, — сказал Юрий, когда Мартын уходил. — Но если тебе придется катать даму на автобусе, то ты не должен ударить лицом в грязь. Вот тебе трешница и смотри, не купи на нее пальто.
«Трешница… И столько же у Юрия, — подумал Мартын. — Вика сказала: «Вы же операторы, а операторы — богатый народ. Хорошо быть женой оператора…» Слава богу, если Юрию удастся заложить в ломбарде свои и мои часы… Тогда мы разбогатеем. В конце концов, идя к славе, не обязательно считать минуты!.. Авось еще и Шишигин пришлет денег…»
— Чего же вы раздумываете? — азартно зашептал Миша, и его усы защекотали ухо Благуши. — Такой товар надо хватать. Вы народ денежный… Своим сомнением вы мне делаете больно! Цена — четыре косых. Даром!
— У меня только три, — неуверенно произнес Мартын и снова пошелестел купюрой.
— Меньше чем четырьмя тысячами это не пахнет, — погрустнел Миша. — Но в крайнем случае разницу занесете завтра. Учтите: качество. Уникальная вещь! Индпошив! Рыжее шевро с золотым отливом! Шагреневская кожа!
— Шагреневая, — поправил Мартын снисходительно.
— Это вот они, — кивнув на женщин, прошептал Миша, — общественно-политической литературы не читают. А я знаю, кто такой был Бальзак. И про кожу я его читал. Но эта лучше! Ее наш красногорский комбинат выпускает. Освоили при директоре товарище Шагреневе. Вот мы ее так и называем — шагреневская. Если вы на рынке куртку из такой кожи встретите — хватайте! Такого вы в магазине никогда не достанете: комбинат курток не шьет…
— Я вам теперь покажу моих собачек, — заявила хозяйка и, запахнувшись в халат, пошла в другую комнату. Из-под ее подола поочередно выглядывали лисьи морды.
— Ну, я пошел, — сказал Миша, — мы еще увидимся. У меня деловое свидание. В магазин номер шесть через пять минут привезут брюки… Кроме того, я не люблю собак, а они отвечают мне взаимностью.
— Гав! — раздалось за дверью.
— Они делают мне больно, — прошептал Миша и скрылся.
Вошла Марго с желтым кожаным пальто в руке. За ней шли семь белых пуделей мал мала меньше. Псы были подстрижены под львов.
— Собачки шик-модерн, — восхитилась Вика. — Правда, Март?
— Семь пуделей, как семь слонов, — сказала хозяйка, — приносят счастье дому.
Она помогла Мартыну надеть пальто и подпоясала его. От кожи пахло свежим теленком. Реглан скрипел, как новенький бумажник.
— Никто не скажет, что вы оператор, — произнесла Вика, отступая на несколько шагов и чуть не задавив самого маленького из пуделей. — В этом пальто вы типичный главный режиссер. Таким я себе представляю самого Протарзанова! Ах, как я завидую его жене!
— Четыхе тысячи! — назначила цену Марго.
Пудели дружно залаяли.
— Дешевле не могу! — приложив руку к району сердца, произнесла хозяйка. — За что купила, за то и пходаю!
— Вот тут царапина, — заметила Вика, поворачивая Мартына спиной к свету. — Вот здесь перекрашено. Сама крашусь десять лет, знаю толк в этом деле. Три тысячи, и ни рубля больше!
В это время пудель номер шесть начал грызть Викин каблук, а пудель номер два стал лизать пальто, которое Мартын бросил на диван.
Марго согнала собаку с дивана.
— Сколько с ними забот! Позавчеха Миша пхивез мне самого модного собачьего пахикмахеха. Он их стхиг электхической машинкой. А я плакала весь день… Вы себе не можете пхедставить, как их было жалко! Я пообещала пахикмахеху сто хублей, и он тоже плакал! Стхижет и плачет, стхижет и плачет! Тхи тысячи восемьсот, и ни копейки меньше!
— А как зовут этих чудесных песиков? — спросила Вика, игнорируя денежный вопрос.
«Зверячья дипломатия, — подумал Мартын, стоя у окна и наблюдая за бочкой с Диогеном. — Разбалакались, як свинья с гуской…»
— Собаке идет, когда ее зовут кхасиво, — сказала Марго. — Тхудно выбхать подходящее имя. Тут пхиезжал мой бхат и сказал, что если собака живет в бочке, то собаку почему-то можно звать Диогеном. Почему — он мне не объяснил, но имя мне понхавилось. А эти пуделя опхеделенных имен не имеют.
Мартын даже отвернулся от окна.
— Не имеют постоянных имен? — переспросил он. — Как же вы их называете?
Безыменные собаки залаяли хором.
— Знаете, надоедает собаку звать одинаково несколько лет. Я люблю хазнообхазие… Тхи тысячи восемьсот — окончательная цена.
— А у кого это плачет ребенок? — спросила Вика. — Вот, слышите, опять?
— На соседней даче живет известный гипнотизех. Он так скуп, что о нем говохили, будто он женился на своей домхаботнице, чтобы сэкономить на ее жаловании, — сказала Марго. — Вот сейчас он ходит по саду и усыпляет хебенка.
— Я встречала его жену, — сказала Вика. — Она красит ноги под нейлон. Три тысячи двести. Вы поглядите, какая подкладка, — это же мешок!
— А как только у гипнотизеха собехутся гости, так сидят до тхех часов ночи, — не обращая внимания на Викины слова, продолжала Бакшиш. — И почему бы, вы думали, они сидят? Все остхы на язык, и каждый боится уходить пехвым… Уйдет, а вдхуг оставшиеся начнут его обсуждать, хазбихать по косточкам, по косточкам… В тхи все встают и охганизованно уходят… Тхи тысячи семьсот пятьдесят. Я несу убытки. И вообще мои собаки культухнее этой гипнотизехши…
— Три тысячи двести, — сказала Вика, вставая с кресла, — это мое последнее слово.
— А вы, — обращаясь к Мартыну, спросила Марго, — ведь вы хотели покупать пальто?
— У вас пальто одно, — произнес Мартын, шелестя в кармане трешницей, — я уступаю его даме.
— Эта вещь пхинадлежит моему мужу, — пояснила Марго, — а у меня есть еще одно пальто — моего бхата. Я вам его могу уступить. Он его ни хазу не надевал. И вообще он любит дхап.
— Я учту это обстоятельство, — сказал Мартын, придавая голосу протарзановские интонации. — Пока я получу перевод на крупную сумму, ваш брат может носить это пальто недели две.
— Три тысячи двести, — объявила Вика и внушительно добавила: — И не забывайте, что я номенклатурная жена!
