Иван Попов - Наши марковские процессы
- Вот, - гордо объявил Ивайло, словно показывая шедевр искусства, и разогнул листы. - Начало можно пропустить - там все про известное, что и дети знают: что в отделе лазерной техники новые боевые лазеры разрабатывают для нужд страховой индустрии - по закону-то, они ведь еще несуществующими считаются, так что значит, и не запрещены; что в отделе коммуникационной техники для той же страховой индустрии делают устройства для подслушивания сотовых телефонов; что на кафедре финансов и спотолкистики…
- Финансов и статистики, - поправил его Фома.
- Да-да, я ее имел в виду - там тоже одни заказы «Ятагана» исполняют. Что биохимики в подвале гонят новые синтетические наркотики…
- А про мой отдел что-нибудь есть? Теории хаоса?
- Да нет, вроде.
- Жалко… Если тут что и не дает мне покоя - так это, что у меня ни малейшего представления, чем мы занимаемся в отделе теории хаоса. Шеф ненаблюдаем по определению, коллеги все скрываются где-то - даже у кассы в день получки ни один на глаза не попадался, а в ведомости - вот такой список… Для чего будем использовать суперкомпьютер, какие задачи на нем запускать - и того не знаю…
Фома замолчал, увидев, что Ивайло совсем его не слушает, а перелистывает статью и что-то ищет.
- Вот здесь интересное начинается! - сказал наконец Ивайло, показав на параграф, отмеченный сбоку толстым красным карандашом, и начал читать вслух:
- «Известно, что современное общество развивается в направлении все более глубокой специализации отдельных его членов во все более узких областях жизни. То же верно и для науки. Сегодня практически не бывает ученого, который знал бы всё о своей науке в целом; каждый специализируется по какой-нибудь узкой проблематике. Но из этого следует, что решение любой мало-мальски интересной задачи требует привлечения большого числа узких специалистов, знания которых в типичном случае не имеют никаких точек соприкосновения. Образуется «интеллектуальный конвейер» - каждый научный сотрудник выполняет свою операцию в рамках общей задачи, не имея никакой возможности обозреть и уразуметь ее в целом.
Возникает проблема: как координировать научный конвейер? Специалист, по определению, не видит дальше забора своего собственного участка. Когда его ставят координировать более широкий участок конвейера, он автоматически оказывается некомпетентным. Или, по принципу Питера:17 все руководящие кадры в науке превысили уровень своей компетентности . На практике их решения носят чисто случайный характер, а сами они не только ничего не решают, но в типичном случае вообще не имеют представления, чем конкретно занимаются и чем именно руководят.
Таким образом, чем выше стоит в научной иерархии какой-либо кадр, тем некомпетентнее ему дозволяется быть. Для профессора вполне в порядке вещей не иметь и понятия, чем он занимается; доценту пусть не совсем ясно, но он все же должен догадываться, подозревать что-то о предмете своей деятельности… Но, ко всеобщему ужасу, наблюдения в Институте показывают, что даже младшие научные сотрудники находятся в полном неведении относительно того, для чего их держат на работе. Ко всеобщему ужасу - потому что именно на самом нижнем уровне - у младших научных сотрудников - фактически и вершится вся работа, которая на верхних этажах иерархии лишь переливается из пустого в порожнее. А если и на самом нижнем уровне не знают, что делают, то это ясно говорит о том, что в Институте не делается ничего…»
- Погоди-ка, - перебил Фома своего коллегу. Его терзало смутное ощущение, будто он уже читал эту статью, и даже как будто представлял себе ход мыслей автора. - Как-то раз я слышал, как Генка из лазерной техники что-то похожее, вроде, болтал, но не уверен…
- Возможно, - не стал возражать Ивайло, нашел следующий помеченный карандашом отрывок и продолжал:
- «Таким образом получается, что наука - это система, в которой каждый отдельный ученый, даже гений, представляет собой лишь элементарную информационную клетку, вроде нейрона в человеческом мозгу - полужидкого триггера в информационных цепях, отвечающего лишь за свои элементарные операции и абсолютно неспособного обозреть всю систему в целом. Но в таком случае спокойно можно посчитать, что всякая достаточно большая научная организация, - например, наш Институт, - является своеобразным сверхинтеллектом, нечеловеческим разумом, роль информационных клеток в котором играют отдельные сотрудники. И когда любой служащий произвольного ранга - от вахтера до академика Новосельского, от аспиранта до члена научного совета, - приступает к своим обязанностям, он, сам того не подозревая, включается в мыслительный процесс гигантского нечеловеческого интеллекта, имя которому - ИХСТБ… Интеллекта, зародившегося в обитых кабинетах и залах заседаний, интеллекта абсурдного, всепроникающего, почти всемогущего, но вместе с тем примитивного и негибкого, - и до такой степени чуждого человеческому, что даже самые недвусмысленные его проявления мы обычно склонны рассматривать как глупость или злую волю руководства, искать за ними какие-то трансцендентальные или чисто земные объяснения. Признать же их за проявление деятельности иного разума, преследующего свои эгоистические цели, трудно чисто психологически…»18
…И в этот момент Фома вдруг все вспомнил.
- Ясно, - перебил он Ивайло на полуслове. - Дальше читать нет смысла. То есть, хорошо, что ты нашел эту статью, только…
- Что за «только»? Статья великолепна! Другого такого исследования Института - с такой точки зрения - нигде больше не найдешь!
- Дело в том, что это я написал, - вздохнул Фома.
- Ты?!? А почему сразу не сказал?
- Потому что забыл начисто. Полгода назад еще написал, сбросил в сеть - и забыл… Совсем отупел. Еле вспомнил.
- А-а-а… - Ивайло ухмыльнулся так, будто теперь ему все стало ясно. - Вон оно что, значит! А я тут голову себе сижу-ломаю: и кто это такие апокрифы19 сочиняет? «Общая теория Института»… Звучит совсем как «Апокрифическое евангелие от Фомы», хе-хе-хе…
- Что ж ты сейчас-то приедаешься? - повысил голос Фома. - Ты же только что говорил, какая это великая статья и не знаю что еще.
- Ну так… Когда не знал, кто написал, казалась мне великой. А теперь, когда понял - так вроде и не статья, а газета «Бессмысленный труд»… Тебе как это вообще в голову взбрело - про сверхразум?
- Будто это мне в голову взбрело! Увидал в одной статье у двоих русских: одного Лазарчуком звать, а другого - не помню… И вообще, прав ты: глупости все это. Нет нам смысла ими заниматься.
- Ну почему же?
- Да потому что, когда я это писал, сам дурак был! Молодой, зеленый, и полгода еще в институте не отслужил, а давай из себя всепонимающего корчить… Ты на подзаголовок только погляди: «Критика конвейерной науки». Да какая в нашем институте наука? Нет тут никакой науки! Одни заседания, диссертации и пустая трепотня в ведомственных барах.
- Ну, в общих чертах, это так, - согласился Ивайло, и тут его словно осенило. - Постой! Ничто не мешает Институту быть сверхразумом, но сверхразумом, никоим образом не связанным с наукой. И информационные кванты в нем тогда - не научные открытия, а протоколы заседаний, пустая трепотня в барах да слухи, распускаемые вахтерами и секретаршами…
- А из этого следует, что бары - это как бы вычислительные узлы Института, - подхватил идею Фома и отхлебнул пива, чтобы расшевелить мысли. - Как бы - мозговые центры. Ведь это в них стекаются наимощнейшие потоки пустых разговоров, в них они резонируют, взаимодействуют, усиливаются, накапливаются… А мы-то с тобой всё голову ломали, откуда столько баров развелось и почему это они никак не прогорают.
- А мы с тобой, между прочим, где сейчас сидим? В баре. И что делаем? Обмениваемся потоками пустых разговоров! Которые резонируют, взаимодействуют и так далее. То есть - мы тоже участвуем в мыслительном процессе ИХСТБ. Не зная ни чем занимается отдел теории хаоса, ни что' означает само название «ИХСТБ»… Не зная ничего об этом сверхразуме. Для нас он - «черный ящик». Как именно он рассуждает, как конкретно воспринимает мир, какие условные и безусловные рефлексы движут им - совершенно не ясно… Это - нечеловеческий интеллект, Фома! А мы его с тобой на наш человеческий аршин мерить пытаемся - и удивляемся, почему ничего не получается…
* * *
Хотя професор Дамгов и был в строгом смысле слова величиной ненаблюдаемой, его присутствие в мире все же не проходило бесследно; в пользу этого говорило множество событий, предметов и сообщений. В кабинете его, например, - том самом, от которого имелся ключ у Фомы, - нередко появлялись на письменном столе новые папки с документами, исчезали старые, пепельница наполнялась окурками, хотя Фома не курил; иногда рядом с компьютером оставалась забытой газета «Бессмысленный труд». Несколько раз профессор оставлял на столе записки для Фомы, в которых просил исполнить вместо себя какое-нибудь мелкое дело: занести, например, какую-нибудь папку секретарше академика Новосельского или взять у доцента Хайгырова бланк анкеты из тех, что раздают служащим «Ятагана», заполнить на свое имя, внести свои данные и оставить ему.
