ПОКА НЕ ПОГАСНЕТ СОЛНЦЕ - "Nogaulitki"
— Половина девятого, — тихо ответила я, продолжая осыпать ее спину нежными, еле ощутимыми поцелуями.
— И что это ты решила проснуться так рано? — она откинула голову назад, предлагая свою шею.
— Не знаю, соскучилась, — усмехнулась я, утыкаясь в место, где плечо соединяется с шеей.
— Ого, — тоже усмехнулась девушка. — В таком случае, не имею ничего против.
С этими словами она перевернулась и посмотрела на меня. Зеленые глаза смотрели прямо и открыто. И в них я читала любовь. Все последние недели, когда я на нее смотрела, я видела именно это. И я насмотреться не могла.
От солнечного света ее глаза были какими-то изумрудными, с редкими мелкими коричневыми вкраплениями. Они все еще были сонными, но… счастливыми. Я улыбнулась, глядя на нее, и осознала, что меня буквально начинает топить в какой-то сумасшедшей нежности. Что мне хочется разбиться на миллиарды атомов и раствориться в ней, впитаться в нее, стать ее частью. Стать ее глазами, руками, сердцем, разумом, чувствами. Буквально стать ей, чтобы она поняла, насколько сильно она во мне, насколько крепко засела внутри. Я хотела ей это показать, потому что сказать я не могла. Ничего не удавалось с собой поделать. Просто эти три главных слова никак не могли выскочить из моего рта, хотя пытались, и не раз. Не знаю, почему я так этого боялась, так страшилась, ведь она… Она, казалось, и так все это знала и понимала. Потому что я пыталась ей это сказать всеми другими возможными способами. И я была уверена, что она это знает.
Ведь за все это время мы прошли много препятствий, преодолели уйму барьеров и, кажется, пришли к тому самому равновесию.
Даша была единственной посвященной в наши отношения. Ирке я собиралась сказать, но позже. Равно как и о том, что я собираюсь переезжать после сдачи экзаменов. А к этому мою подругу нужно было подготовить. С бабушкой я также поговорила и честно попросила совета, как мне поступить. Рассказала о предложении Богатыревой, и бабушка, даже не дослушав меня, тут же ответила, что я просто обязана поехать в столицу. Тут же начала перечислять плюсы поступления в Москве, которые я и так уже знала. В итоге мы пришли к выводу, что я должна ехать. Решили, что я буду приезжать на каждые каникулы и праздники, что мы будем разговаривать с ней ежедневно, и что я, находясь даже на расстоянии в несколько тысяч километров, буду за ней следить. И что после того как я расскажу обо всем Ирке, поговорю с ней и ее мамой, чтобы они навещали бабушку. Бабуля сначала заартачилась, но я объяснила ей, что это для моего спокойствия. Сошлись на визите Иркиной мамы раз в неделю. Я была уверена, что Ольга Семеновна не откажет, ведь они знакомы с бабулей уже много лет.
Впереди были выпускные экзамены, последний звонок, выпускной, потом поступление и… совершенно новая жизнь. Жизнь в другом городе, в другом ритме, среди других, совершенно незнакомых мне людей. Но главное, жизнь с ней.
И, лежа утром в ее постели, любуясь ее нежным невинным образом, слушая ее тихие вздохи и стоны (о, а звучала она всегда особенно прекрасно, неповторимо, и ее стоны действовали на меня, как какой-то ядреный возбудитель), я понимала, что совсем скоро вся моя жизнь перевернется с ног на голову. Снова. Так всегда происходило, когда она была рядом. Она переворачивала во мне все. И даже мой привычный скепсис и недоверие она заменила умением верить в лучшее.
Я не знала, будем ли мы вместе всю жизнь… Я даже не знала, будем ли мы вместе в следующем году, потому что жизнь — она непредсказуема. Но теперь я верила. И даже если что-то произойдет, и она решит меня бросить (я, конечно же, надеялась, что этого никогда не случится), я могла с уверенностью сказать, что всегда буду благодарна ей за то, что она научила меня мечтать.
Часть 2
Глава 17
— Лер-р-ра! Лер-р-ра!
Услышав тонкий голосок, я улыбнулась и, двинув ногами, выкатилась на специальном поддоне из-под старой, буквально разваливающейся на ходу «Газели». Ей-богу, ее хозяину было бы куда проще сдать ее на металлолом, чем каждые две недели привозить сюда, приезжая к нам уже как на работу.
— Булочка моя хорошая, — рассмеялась я, когда маленькая девочка подбежала ко мне, обнимая за шею своими ручонками. – Я же грязная, Сашка.
— Лер-р-ра, — снова повторила девчонка, широко улыбаясь. – Ты видишь, как у меня получается?
— Шикарно получается, — кивнула я, погладив ее по голове.
Буквально три месяца почти каждый день мы тренировались с ней в произношении буквы «р». Девочка активно разговаривала, но сильно картавила. И я без устали занималась с ней логопедией, повторяя «вор-р-р-рон», «кор-р-р-ров», но… Кто бы знал, что лучше всего у нее будет получаться с моим именем. Раньше я была «Леа», но теперь наконец стала «Лер-р-р-рой», о чем малышка с гордостью мне сообщала уже несколько дней подряд.
— А где мама? – улыбнулась я, снимая перчатки и убирая ее светлые растрепавшиеся волосы за уши.
— Я буду тебе отправлять каждую неделю счет из химчистки, — услышала я смеющийся голос и подняла глаза.
— Я готова взять эти расходы на себя, — улыбнулась я в ответ и встала на ноги. – Вы чего тут?
— Я закончила пораньше, забрала эту егозу из сада и… мы решили вас встретить, — проговорила молодая женщина, с улыбкой глядя, как ее дочь вцепилась в мою ногу и пытается на ней повиснуть.
— Отлично, но мне еще нужно минут тридцать, да и Леха пока еще в яме сидит.
— А что такое яма? – тут же подала голос малышка и посмотрела на меня. – И зачем дядя Леша там сидит?
— Яма – это такое специальное место, куда можно спускаться и чинить машины стоя, — объяснила я маленькой «почемучке».
— Дядя Леша чинит машину?
— Ага, пытается, — усмехнулась я. – Кстати, у меня для тебя кое-что есть, — проговорила я, и глаза ребенка тут же загорелись от интереса.
Я прошла к длинному металлическому столу, который был заставлен всякими деталями и запчастями. Над ним висела доска, на которой были аккуратно развешены инструменты. Отвертки, пассатижи, ключи и многое другое. Каждый на своем месте. Открыв длинный глубокий ящик, я достала круглый металлический подшипник.
— Держи, — я протянула «игрушку» Сашке и улыбнулась, когда она завизжала от радости.
— Подпишник! – с восторгом проговорила девочка, тут же начиная пальцем крутить шарики внутри.
— Подшипник, — поправила я ее и закатила глаза, увидев выражение лица ее матери. – Что? Ей нравится, — пожала я плечами, понимая, чем именно недовольна девушка.
— Они хотя бы чистые? – вздохнула она, глядя, как ее дочь уже забыла о нас и возится с новым подарком.
— Ну конечно, чистые, — проворчала я. – Я их лично отмыла и протерла.
— Когда ты начнешь дарить ей нормальные игрушки? Не знаю, куклы там… Домики… Книжки про принцесс…
— Это скучно и неинтересно, — пожала я плечами. – Зачем нужны куклы, когда мы с Лехой подарили ей крутой бластер «NERF»?
— Она девочка!
— Пусть играет во что нравится, — продолжала я стоять на своем. – Мы тут думали еще про крутой джип на радиоуправлении, — закинула я удочку.
— Так, даже не начинай, — подняла руку девушка, останавливая меня. – Я еще от этого бластера не отошла. Как и кошка.
— Я поговорила с Сашей, она больше не будет играть в индейцев, — еле проговорила я, давясь от смеха, потому как вспомнила, как Сашка, воткнув разноцветные перья в ободок, гонялась за бедной Муркой с этим бластером, выкрикивая, как ей казалось, клич индейцев.
— Что мне с вами делать, — покачала головой мать девочки, но тоже не смогла сдержать улыбку.
— Ну, И-и-ир, — протянула я, усмехнувшись. — Смирись, что рядом со мной и Лехой твоя дочь не вырастет изнеженной принцессой.
— Это я уже поняла, — вздохнула подруга. — Мы тогда вас подождем и вместе поедем к маме. Она уже трижды позвонила мне. Не хотела беспокоить тебя, — ткнула в меня пальцем Ирка. – Как будто работаете только вы, а я так, ерундой занимаюсь.
