Юлия Вознесенская - Жила-была старушка в зеленых башмаках…
— Вот вы и насадили вперемежку — цветы и овощи.
Лика не стала спорить с очевидностью, зеленевшей перед нею на грядке. Некоторое время пололи молча.
— С деньгами тоже все стало вовсе непонятно! — начала новую тему Маруся. — Вот рассуди сама. Сватья моя и тезка Мария Павловна, ну мать моей невестки Марины, была директором Стройбанка. Когда мой Степан с Мариной поженились, мы еще клин под картошку за забором раскопали, чтобы и на них хватало до весны. А зарплата у сватьи была почти две тысячи рублей, хорошие деньги по-тогдашнему. Но без своей картошки прожить было бы трудно. После реформы стало двести. Это уж вроде как меньше, чем две тыщи старыми, для того реформа и проводилась. И жили они в двухкомнатной квартире. Дальше слушай! Мариночка наша финансово-экономический закончила, где и Мария Павловна училась когда-то, и мать ее в Стройбанк, конечно, устроила. Постепенно она по службе продвигалась, с помощью матери, само собой, и вот к началу перестройки стала она начальником отдела Стройбанка. И получать она стала полтораста, только не рублей, а долларов, а через десять лет зарплата ее вдесятеро выросла — полторы тысячи долларов! Это ж с ума сойти и вовек не потратить! Машина, трехкомнатная квартира и все такое. Коровушку мою заставили меня продать, только козочку разрешили оставить — это чтобы с сеном мне не помогать, не возиться. И картофельный участок за забором бросили, да и на усадьбе стали под нее только половину земли распахивать, а остальное под грядки и парники пустили… Ты слушай дальше! Сына своего, моего внука Александра, тоже отдали учиться в финансово-экономический. Закончил он его и стал просто рядовым сотрудником все того же Стройбанка, вроде как бухгалтером. Ты знаешь, Лика, сколько он теперь получает? Три тысячи долларов! Дом решили ставить каменный, а картошка моя им, видите ли, строить мешала.
Затоптали, изгваздали землю машинами, а потом распахали и газон засеяли. Английский, понимаешь! Вот и объясни мне, подружка моя Лика, как же это получается, что простой бухгалтер теперь имеет больше, чем имела его мать — начальник отдела, а та больше, чем раньше директор банка? Что это за жизнь такая пошла, вся перевернутая с ног на голову?
— Наверное, этому есть какое-то объяснение. Ты бы у детей спросила.
— Они все объяснят! Им-то все это по вкусу, и такая жизнь им нравится. А картошка, выходит, никому теперь не нужна! И я, получается, тоже не очень нужна… Вот тебе и все объяснение нынешней жизни — лишние мы в ней.
— Марусь, ну ты же не из-за картошки им раньше нужна была? Они тебя просто любили и любят!
— Может, ты и права, Лика. А только с картошкой — оно как-то надежней было…
— Глупости! Не нужна им твоя картошка, ты им нужна!
— Ты думаешь?
— Уверена!
— А мне вот нужна и картошка, и огурцы, и все вообще овощи…
— Для еды?
— И для еды тоже. Свой огуречик разве не слаще покупного?
— Да это ведь баловство, Маруся!
— Ну и что? Разве дети не должны баловать родителей, когда те состарятся?
— Должны. Вот ты им и объясни это.
— Им объяснишь…
— А ты пробовала?
Маруся замолчала. Не пробовала она ничего детям объяснять, она только спорила, доказывая, что раньше лучше было… Она и сейчас ни с того ни с сего вдруг сказала:
— Трудно стало жить нам, пенсионерам! Лика Казимировна так и села на грядку.
— Маруська, побойся Бога! С чего это тебе-то трудно стало жить? Тебе все помогают — и дети, и внуки, и племянник с племянницей. трехэтажный каменный отгрохали, а кто в нем живет?
— Все живут, это их дом…
— Это по выходным — живут? А зимой кто тут на свежем воздухе блаженствует, в сельском доме с отоплением и горячей водой — не ты ли?
— Надо же, чтобы кто-то в доме был, а то ограбят.
— А, так ты у них за сторожа? Будто у тебя в городе своей комнаты нет!
— Да ну его, город этот! Я уж как после пенсии в Оринку перебралась, так тут и останусь, пока не подойдет время под горку переезжать. — Под ориновской грядой было местное кладбище.
— Не хорони себя прежде времени, Марусечка! Примета плохая.
— А говорят — хорошая… Помолчали.
— А вот все равно — пенсионерам трудно, — решила продолжить тему Маруся.
— Хорошо. Скажи мне, какая у тебя пенсия?
— А я знаю? — удивилась Маруся. — Глупости спрашиваешь — пенсия-то на сберкнижку идет, ну я оттуда и беру сколько мне надо. Телевизор вон новый купила, с плоским экраном. А за пенсией разве уследишь? Она же несколько раз в году меняется!
— Марусь, а я вот все изменения прослеживаю, и пенсию свою до копеечки помню. Потому что ни детей, ни внуков у меня нет, и надо на себя рассчитывать. Но и я не живу на одну пенсию — я стихами подрабатываю.
— Это хорошо тому, кто стишки сочинять умеет: «С днем рожденья поздравляем, много счастья вам желаем!» Тебе, вот давно хочу спросить, сколько за стишок платят?
— Полтинник за строчку.
— Это всего два рубля за куплет получается?
— Да нет, Маруся, полтинник — это пятьдесят рублей.
— А-а… Ну это еще куда ни шло. А вот что бы ты делала, если бы стишки не умела сочинять?
— Я бы с детками сидела.
— То есть в няньки бы пошла?
— Нет, няней я бы уже не смогла работать, годы не те. А вот посидеть с ребенком три-четыре часа, пока родители ходят в кино или в гости, — с этим я бы справилась.
— А за это сколько платят?
— Сто пятьдесят рублей за час, я слыхала.
— Получается, что за день одинокая старушка может почти тысячу рублей заработать?
— Получается, так. Посидишь в выходные с детьми — и вот тебе приработок к пенсии.
— Да нет, Лика! А как же старушки, которые в метро с протянутой рукой стоят?
— Не знаю, Маруся. Я думаю, это такой бизнес.
— У старух — бизнес?
— Думаю, не их бизнес. Это бизнес тех, кто их в метро расставляет и просить заставляет.
— А… Ну вот видишь — все-таки получается, что трудно стало нам жить, пенсионерам! Особенно одиноким, которых могут какие-то бандюги заставить с протянутой рукой стоять.
— Я одинокая пенсионерка. Конечно, не считая подруг и собаки. Но я же не стою с протянутой рукой! Я даже и бэбиситером не работаю и собак не выгуливаю — тоже, кстати, работа.
— А за это сколько платят?
— Я платила шестьсот рублей в месяц, но это с меня по знакомству так мало брали. — Лика улыбнулась, вспомнив своего «собачьего няня» Иннокентия, чья тяжелая судьба вдруг так счастливо остановилась в своем скольжении в пропасть, развернулась и покатилась обратно на горку — и не без ее, между прочим, участия! Но, устыдившись этой последней мыслишки, Лика вслух ничего не сказала.
— Нет, собак прогуливать — это не работа! — отмахнулась Маруся. — Но я бы и с детьми сидеть уже не смогла… Следить за ними, стирать, кормить… И тяжело, и ответственность какая!
— А разве твоих внуков в этом году тебе не привезут на каникулы?
— Привезут, конечно. Так ведь это свои!
— Маруся, бабушка в семье все те же обязанности няни выполняет — охотно и за бесплатно! И зато она не считает свою мизерную пенсию и не думает, как ей концы с концами свести. Так вот все в семье, как в природе, взаимосвязано.
— А почему ж не все старики в семьях живут?
— А потому, что либо у них нет ее, семьи, либо они в семье не уживаются. Отвыкли, пока жили налегке, для себя. Либо беда, либо вина.
— А тут вот ты права! Сестрица моя Ирина все аборты делала, чтобы дети им с мужем не мешали жить в свое удовольствие. А как муж умер, да осталась она одна жить на свою пенсию, так и загоревала…
— Денег не хватает?
— Денег у нее как раз хватает. Она свою квартиру завещала одной будто бы благотворительной организации: они ей доплачивают как бы вторую пенсию, а после ее смерти квартира им отойдет.
— Так чего ж она боится?
— Два у нее страха Во-первых, боится, чтобы не поторопили эти благодетели ее смерть.
— Такое бывает, говорят.
— Бывает… А второй ее страх — дети убитые по ночам к ней приходят.
— Ужас какой! Они что, проклинают ее?
— Хуже, Ликуня, в тысячу раз хуже! Они ее жалеют. Плачут и говорят: «Бедная ты наша мамочка! Вот если бы ты нас не убила, жила бы сейчас с нами, мы бы о тебе заботились…»
Маруся села на грядку и заплакала.
— Не надо, Марусенька, не плачь!
— Так ведь жалко же!
— Кого? Деток, убитых нерожденными, или сестру?
— Всех! Я уж ее, несчастную, успокаиваю как умею, говорю ей: «Дети тоже всякие бывают! И при живых детях старики нищенствуют!». А сама думаю: как воспитаешь — так и поживешь в старости, сколько отдашь — столько и получишь. Мы растим детей и внуков и не думаем про это, а потом глядь — жизнь-то уже баланс подводит! Бедная моя Иришка!
— Полно, полно, Марусенька. Господь милостив: может, тем, кто при коммунистическом режиме родился, вырос и жил, по грехам какое-то снисхождение будет… Это ж большевики делали все, чтобы уничтожить семью.