Джон Шемякин - Дикий барин в диком поле (сборник)
Это бесит, даже если сексом ты занялся на кухне общественной пельменной.
Этология
Вчера, обгрызая тщательно бараньи рёбра, спросил у собравшихся: отчего так мало баранины питательной вокруг? Вроде бы все условия.
Ответили мне, что баранов крестьяне не разводят, потому что баранов не в пример легче красть, чем свиней или коров. Баран доверчив. А люди злы.
– Проклятая этология! – вскричал я с чувством.
Фрикадельки
Понижаешь планку – расширяешь границы.
Ел уличные фрикадельки. С помощью этих фрикаделек с людьми в этих местах говорит Бог.
Вкус у фрикаделек не поддается какому-то описанию. Это был извивающийся, очень порочный танец жира, баранины, специй, а тут ещё восемнадцатилетней блондинкой из Швеции – подлива!
Залез в подливу. Это была сливочная такая подлива. И я совсем было с неё начал. Но тут рядом оказалась подлива из помидоров, и я ушел к ней.
Ел фрикадельки и пел, что ли, не пойму. Ныл что-то. Сбегал к другому ларьку – там катали на вертеле поросёнка. Растопырив уши, наблюдал за весельем поросёнка, упихивая пальцами в рот фрикадельки. Глаза у меня были святы и полны великолепных слёз мужской боли. Такая красота.
Отбежал от поросёнка, накручивая на локти местные сосиски. Хохотал.
На танцах в санатории смотрел на женские красоты, представленные к осмотру. Доставал из кармана фрикадельки и доедал.
Смородина
Обнаружил неучтённые запасы красной смородины. Решил вспомнить детство.
Кто научил мою военно-строевую бабушку таким подозрительным выкрутасам, я не знаю. Возможно, рецепт родился в подвале, под светом тяжёлой настольной лампы. А может, и в другом месте. Известно же, что бабушка моя и писатель Э. Хемингуэй жили в одно время в одной гостинице в Мадриде. Короче говоря, не знаю ничего.
Берутся ягоды смородины и заливаются сиропом каким-нибудь. Если нужда в романтике и нет любопытных детей, то заливать ягоды можно любым приличным ликёром. Любым. Смородина – ягода терпеливая, хоть и себе на уме. Вытерпит куантро, вытерпит.
Взбиваем белки в крепенькую облачную пену. До такого состояния взбиваем, чтобы ангел пришлёпал босой на кухню, почесался и одобрительно хмыкнул. А желтки мы просто с ванильным сахаром вилкой перебаламутим, несерьёзно эдак, ну, такой трёхтысячный переворот в Коста-Рике, не сильнее.
Яйца, понятно, не из холодильника, а тёплые. Говорить даже неприятнее, чем делать.
На растертую сливочным маслом сковороду выкладываем белковые облака. А в них засаживаем пропитанные ликёром красные смородины. Получается красиво, кстати. Сковороду в духовку. И напряженно, хотя и скрывая волнение, зырим в огнедышащее.
Как видим, что началось погрознение облаков, зарумянивание такое, ну, вроде как утро над Гоморрой… Всё! Обливаем желтками с ванильным сахаром и ложкой хереса с ложкой коньяка.
И там совсем чуть-чуть осталось. Вынуть, посыпать пудрой (какао в пополаме с сахаром). Ну, там ещё нарезать внаброску всякой потребной ерунды: куски обжаренных яблок, например.
Так всё как-то неброско. На скорую руку. У женщин вызывает жалость, которой можно воспользоваться и доверчиво попросить что-нибудь интересное почитать вслух. Сбегать за книжкой.
Цыплята
Покупал убитых цыплят на рынке. Для поедания, отвечу сразу на вполне понятный вопрос, который вырвался, уверен, из груди сотен и тысяч неравнодушных читателей.
Читатели мои имеют приятное свойство задавать неожиданные и интересные вопросы, как бы с треском раздвигая руками распоротое нутро моего шапито и просовывая в прореху смышленые лица свои. Вслед за вопросом, а зачем я, собственно, покупал себе убитых кем-то цыплят, обычно следует рассказ о том, что вот лично он, комментатор, цыплят не ест, а если и ел когда-то, то подавился, а если отчего-то не подавился, то во всем виноват Чубайс. Или Украина.
Поэтому сразу пишу: для поедания цыплят покупал. У меня есть специальный жарочный пресс для безжалостности. Шарашу этим прессом по тушкам, брызги, чад, жадное шкворчание, я сыто и страшно хохочу под закопченными сводами, воображая уж бог весть что на месте цыпляток-то.
Но просто так покупать крошечные тельца мне скучно. Я хочу ужасных подробностей. По 150 руб. за тушку – это не подробности, конечно. Цель моих походов на рынок – обогащение внутреннего мира своего. Поэтому задаю вопросы. О чем грустит картошка, долго ли мучилась стерлядь, как звали свинку, любила ли облизывать хозяйку пахнущая сеном и молоком коровка с девичьими несмелыми губами – все это меня живо интересует.
Заинтересовался биографией цыплят. Как удивятся мои земляки, если узнают, что цыплята нам достались от щедрот великой Мордовии, родины моих многочисленных предков! И куры из Мордовии. И сметана. Сбегал к капусте, размахивая варежками на резинке, – и она, конечно, и она!
Как Антей, припал грудью к мордовским же корнеплодам. Чтобы напитаться силой и мудростью, вобрать в себя неброскую красоту неосторожно брошенной прадедом родины.
Мордовский ренессанс не за горами, такое мое мнение. Самарская губерния послужит упругим трамплином великой мордовской мечты – пережить мордовское рококо в тепле.
Мороженое
Кто из мужчин в этом признается?! А я признаюсь, разорвав порочную круговую поруку.
Возвратить хорошее настроение мне может полкило орехового мороженого под взбитыми сливками и сиропом из айвы.
И возвращает! И возвращает!
В отличие от секса, при поедании мороженого я могу думать только о себе: быть эгоистичным, громко кричать своё имя и вслух комментировать происходящее в самых буквальных выражениях.
Мороженое ещё ночевать не остаётся, что плюс.
Холодец
В деревенском своём житье-бытье стал чувствовать потребности. С трудом уже могу сдерживать свои животные наклонности.
Вот сейчас, например, глядя в окно, внезапно захотел холодца. Мисочку холодца.
Мисочку! С морковью! С курятиной и хренком таким, знаете, со свеклой…
А это значит что?!
А это значит всё!
Приготовление холодца дома в наши дни – это занятие не для слабых и мятущихся душ. В самом процессе изготовления студня есть что-то преступное, сокровенное, очень настораживающее. Семьи, где варят холодец, только с виду похожи на людей. На самом деле человеческого в таких семьях немного. Вы мне верьте!
Разберём по пунктам:
1. Холодец – квинтэссенция (вытяжка в прямом и переносном смыслах) еды. Полное и окончательное воплощение идеи утилизации, поглощения, пожирания. Маски сброшены! Всё, что только возможно, будет нарублено, выварено, сдобрено, обсосано, выбито и сожрано. Всё!
Можно притворяться существом разумным и даже одухотворённым, деликатно подбирая с тарелок спаржу или нарезая пармскую ветчину. Можно, намазывая на бисквиты джем из айвы, разливая тягучий кофий в тонкие чашечки и ломая бледной рукой пирожные, слушать «Элегию» Массне. Можно хрустеть малосольным огурцом, уминая толкушкой картофель с салом, хрипло хохотать над кастрюлей с бараниной в луковой подливе и быть при этом хрупкой девочкой семи с половиной лет. Но готовить и есть холодец можно только в невесёлой, скажем прямо, звериной тишине, отказавшись в этот момент от своего имени, образования и, возможно, профессиональной ориентации.
Холодец подразумевает логово. Дымное логово на болоте. Или в буреломе. Пещера подойдёт тоже. Или бункер.
Холодец лишает человека самоидентификации, растворяет человеческое сознание. Невозможно, например, есть холодец и говорить лёгкие приятные вещи. С набитым холодцом ртом нельзя удачно острить. Невозможно делать полные игривости комплименты женщине. Нельзя быть либералом и есть при этом студень. Я пробовал – невозможно.
Вот занимать какие-то совершенно крайние позиции, стучать кулаком по клеёнке перед собеседником и задевать головой болтающуюся лампочку – это для студня органично, но уже в конце мероприятия.
В галстуке нельзя есть холодец. Немыслимо его есть в рубашке и штанах. Такое лицемерие начинается, такой наигрыш, когда к холодцу выходят люди в брюках с отглаженными стрелками. Если даже и выйдут, то посмотрят друг на друга, дёрнут уголками ртов и разойдутся, размахивая руками. «Что ж мы за мудаки-то такие? Что ж по-людски-то не можем?!» – только полуспросит вошедший последним.
Есть студень надо в специальной одежде. Радикалы едят его в трусах. Я лично ем в тренировочных штанах. Есть на периферии энтузиасты, которые пробуют есть холодец чуть ли не в кальсонах. Не знаю, на знаю… Всё же перебор, думаю.
Объединяет всех едоков, конечно, майка. Она может быть некоторое время белой, а потом уже всё равно.
Холодец едят угрюмо. На аскетичном кухонном столе только горчица – верная подруга, хрен – стоялый часовой, бутылка со вкусной и питательной водкой. Всё. Перед столом – окно. За окном – утро или ночь, неважно. В идеала должна быть зима. Главное – труба там есть, за окном. Труба должна быть от ТЭЦ.
