Илья Пиковский - Похождения инвалида, фата и философа Додика Берлянчика

— Вы? — изумился Додик. — Одна из богатейших женщин в стране?

— Это деньги не мои, а мужа.

— Но ведь акции на ваше имя?

— Да, но я у него ни копейки не возьму. Это будет чересчур ба­нально. Он заслужил большего, профессор. Гораздо большего. Я окуну­лась в эту грязь, надеясь, что мы с Павлом оба вынырнем другими. Он это обещал! Солидный бизнес, дети в Кембридже... Даже хотел в мэры баллотироваться. Он клялся мне в любви, а что теперь? Разве фирма «Сириус» посмела бы ставить мне такие кабальные условия, если бы не получила на это его согласие?

— Думаю, что нет.

— А мадам с рыбьими хвостами привела бы мне этот... «Мерседес»? Тоже нет. Это всё его головка. Он решил мне показать, что я стою без него, — прекрасно! Шлюха — значит шлюха. Только мы потом посмотрим на него...

— Ирина Филипповна, нет, нет. Любовью занимаются не со зла, а в удовольствие. Поверьте мне, потомку питерских лейб-медиков.

— Он будет валяться у меня в ногах!

— Не стоит, уверяю вас. Любовные репрессии — это сомнительное дело. Если вы хотите отомстить, надо вести себя иначе: думать о чём-то прекрасном, благородном. Это вас сразу успокоит, и вот тогда, ми­лости прошу, наносите свой удар. Но с холодной головой. Учтите, что большинство пакостей на свете делают в возвышенном состоянии души. Отмените эту встречу.

Тут запел дверной звонок. Ирина Филипповна вздрогнула, как от удара, и, побелев, вскочила с раскладушки. Берлянчик увидал, что в ней проснулся ужас перед предстоящей встречей.

— Успокойтесь, — сказал он. — Садитесь!

— Нет, нет. Я должна открыть. Он, он…

— Погасил фирме «Сириус» ваш долг?

— Да. Я, я…

— Не волнуйтесь, ему зачтётся. Как только вы придёте к влас­ти, он станет думским казначеем. Сидите, сидите, я открою сам. Ири­на Филипповна, позвольте ваше ожерелье...

— Зачем? Что вы задумали, профессор?

— Делайте то, что я прошу.

Повинуясь его решительному тону, Ирина Филипповна сняла оже­релье и протянула Берлянчику, который тут же порвал тоненькую нить и рассыпал жемчужины по полу. Расправа с любимым украшением возму­тила монархистку. Она порозовела и резко отодвинула качалку, кото­рая скорбно закачала своей плетёной соломенной спиной; затем монар­хистка принялась было собирать нежно-сияющие шарики, но тут силы оставили её. Рука Ирины Филипповны застыла над жемчужиной. Додик подхватил её под руки и усадил на раскладушку, заверив, что в пре­зидентском окружении его именно за то и ценят, за способность при­нимать непопулярные решения.

Снова запел дверной звонок. Берлянчик поправил седую шевелю­ру и вышел в коридор. Ирина Филипповна испуганно прислушивалась к каждому звуку. Она слышала его шаги, щелчок выключателя и даже шур­шание расчёски в волосах, видимо, Берлянчик охорашивался перед зер­калом, прежде чем открыть дверь. Затем наступила какая-то непонят­ная тишина, сменившаяся вежливыми мужскими голосами, и в комнату вошли Додик и коротышка-банкир в брючках, натянутых выше живота, в ярко-малиновом пиджаке с золотой цепью на шее и огромным букетом роз, который он держал, как веник, бутонами вниз. Пальцы монархист­ки дёрнулись к пуговице плаща, как у виноватой школьницы, опаздывающей на уроки, но тут же вяло опустились в карман. У вошедшего был большой неправильной формы лоб и мутные навыкате глаза, напо­ловину уходящие зрачками под верхние веки, что делало его похожим на слепца.

— Ирочка, прошу! — тихо сказал гость, светясь неприятной, на­гловатой застенчивостью. — Это из Голландии.

Ирина Филипповна вымученно улыбнулась и что-то невнятно про­бормотала в ответ. Она приняла букет, не вставая с раскладушки, и тут же зарылась в него лицом, делая вид, что нюхает цветы.

— Спасибо, Артур, — сказала она, не поднимая глаз. Великий шанс, который история давала монархистам, очевидно, ослабил дейст­вие главного наркотика — жажду мести мужу. Ослеплённая ненавистью к нему, она решилась на отчаянный шаг, но теперь в ней снова про­снулся лидер «Престольного набата» и ужас к живому «портрету» этой мести.

Артур, казалось, ничего не замечал. Он покосился на Берлянчика, который неторопливо собирал жемчужные горошины, и лицо его зар­делось всё той же жутковатой застенчивостью, похожей на немую иро­нию слепца. Затем он подтянул брючки, аккуратно взявшись пальцами за отутюженные стрелки, и присел было на корточки рядом с Берлянчиком, чтобы ему помочь, но тут зазвонил сотовый телефон. Артур дос­тал его из заднего кармана брюк и приложил к уху:

— Слушаю? А! Это вас.

— Меня?! — изумился Додик.

— Ваш шофёр, — пояснил Артур, глядя на Берлянчика своими мут­ными, навыкате, глазами. Ничего не понимая, Додик взял телефон и услышал встревоженный голос Алкена, который просил его немедленно спуститься вниз.

— А что случилось?

— Сойди, я всё объясню.

Берлянчик извинился и вышел. Алкен его ждал у парадной.

— Шеф, — сказал он. — У нас, кажется, проблемы. Ты видишь сзади «Мерседес»? Там сидит целая бригада с Бугаевки. Они затащи­ли меня в машину, сунули под рёбра «пушку» и сказали, что если я не вызову тебя, они нас замочат. Шеф, это не слова! Там мороза хватит.

— А что они хотят?

— Чтобы ты попрощался с монархисткой и уехал. Берлянчик посмотрел на часы и усмехнулся: лопнула его затея с ожерельем. Он надеялся, что с помощью этого манёвра задержит мо­нархистку до нужного момента, но Артур его перехитрил. Тут из «Мер­седеса» вышел долговязый вислоплечий парень с маленькими злыми гла­зками и длинным, как у ночного полумесяца, подбородком, и подошёл к Берлянчику.

— Вы забыли сказать даме «до свидания», — сказал он, и прежде, чем Берлянчик успел что-то возразить, стиснул Додика выше локтя с такой силой, что тот скривился от боли, а затем завёл его в парад­ную и потащил по лестнице вверх. «Что делать?!» — думал Додик, чувст­вуя спиной касание острого ножа. Он лихорадочно искал какой-то вы­ход, цепляясь носками лаковых штиблет за выступы мраморных ступеней, но ничего не находил. Тут послышался собачий лай, многократно уси­ленный эхом, и на лестничной площадке появилась девушка с огромным лысым и, видимо, очень дорогим псом. Она держала поводок с гордели­вой миной на лице.

— Извините, — спросил Берлянчик, исхитрившись выглянуть из-за плеча конвоира. — Что это за порода?

— Мастино-неаполитано.

— А я думал, пинчер.

— Сами вы пинчер! — оскорбленно бросила девица.

— Кто — я?! — возмутился Додик. — Да как вы смеете...

— Тише, не затевай скандала! — прошептал верзила и, как обручем, сдавил Берлянчика рукой, но тот вцепился в металлическую стойку и кричал:

— Кто пинчер — я?! Ха-ха… это как сказать! Между прочим, собаки отражают характер их владельцев, это уже замечено давно. А я потомок питерских лейб-медиков. Так что пинчером я никак быть не могу. А вот у вашей суки выражение такое, будто она торгует женски­ми колготками на седьмом километре.

— Кальвина, фас!

Огромная сука грозно зарычала и, натянув поводок, поднялась на задние лапы.

— Эээ! — закричал Берлянчик, попятившись назад. — Уберите ва­шу слюнявую дворнягу. Она что, панк — почему она лысая такая?

Тут он получил такой удар под рёбра, что наплевал на все со­веты кардиолога и запрыгал вверх сразу через несколько ступенек. Он остановился только перед дверью монархистки, шумно отдышался и хо­тел было позвонить, но грозный конвоир перехватил его поднятую руку:

— Куда? Заправь воротник и одёрни куртку. Войдёшь Кобзоном, понял? Чтоб улыбка — Голливуд! Вот так. Звони.

Ирина Филипповна и толстопузик-банкир уже поджидали их в при­хожей. У монархистки был понурый вид арестантки. Артур насмешливо улыбался, держа в руке спичечную коробку с жемчужными горошинами.

— Профессор, — сказал он, светясь своей гнусноватой застенчи­востью. — У вас из кармана торчит нитка. Это не от ожерелья часом?

— Где? Она — да, да. Конечно!

— Вот видите, а мы её искали.

— Виноват, это, очевидно, впопыхах…

— Впопыхах можно и на Таирова попасть, — пошутил второй.

— Все мы смертны, — вздохнул Берлянчик. — Один мой знакомый имел прекрасное место на толчке и квартиру на Ришельевской с двумя туалетами и видом на оперу, и тоже умер. Вот, пожалуйста. Ну-с, не буду вас задерживать.

Берлянчика перебил визг милицейской сигналки, который стих где-то рядом внизу. Артур переглянулся о товарищем, и оба вошли в комнату и направились к окну.

— Что это? — спросила монархистка, затравленно глядя на Берлянчика.

— К вам приехала милиция.

— Ко мне? Зачем?

Лицо бывшего городского фата стало неприступным. Перед тем, как открыть Артуру дверь, он набрал сигнальный код, и теперь шум­ные последствия этого «непопулярного» решения мучили его деликатную натуру. Он поправил седую шевелюру и, глядя в зеркало, сухо произ­нёс.