Илья Пиковский - Похождения инвалида, фата и философа Додика Берлянчика
— Это почему же?
— По причине здоровья вашего бесценного. Не знаете, что в городе творится? Теперь всякое случается. Вон мой сосед вышел за газетой, а теперь его портрет по телевизору показывают. Просют опознать. Видать, кому-то тоже дорожку перебег.
Додик показал большим пальцем через плечо в сторону окна:
— Крутой, надо понимать, мужик?
— Круче не бывает! Полный заворот. Банкир. Его люди по стене размажут, и следа не останется. Уходите, добром вам говорю!
— Спасибо, добрая душа. Извините, как вас величать?
Собеседница увела в сторону глаза и поправила самурайскую качалку на голове. Обычно у особ подобного типа Берлянчик вызывал тоску по несостоявшейся женской судьбе.
— А зачем оно вам надо?
— Дело есть.
— Какое ещё дело?
— Скажу, скажу...
— Марина.
— Очень приятно. Профессор Берлянчик, советник президента. Ну что же вы вскочили? — добавил он, и в голосе его появились сановные, снисходительные нотки. — Сидите, сидите. Ваш клиент не убежит.
— Какой ещё клиент?! Здрасьте... Я не знаю никаких клиентов.
Берлянчик вскинул руки вверх, словно сдаваясь в плен. В его планы не входило доводить дело до скандала.
— Верю, верю! — поспешно согласился он. — Да и это не существенно. Видите ли, Мариночка, — продолжал он дружелюбным тоном, подхватив её под руку. — Страна в тяжёлом положении. Торговли нет, казна пуста. Промышленность в упадке. Советы, которые даёт нам Международный фонд, мы пропиваем вместе с их деньгами. Естественно, что в этой ситуации мы согласны на любой способ получения валютных средств, даже на ваш промысел, мадам. Вы понимаете меня? Мне нужны...
Бандерша с облегчением вздохнула и расцвела в ухмылке:
— Девчонки, что ли?
— Не совсем...
— А кто же?
— Интеллигентные старушки. Ну, что девочка — полтинник, это разве государственный размах? Нет, нет, тут замысел другой. Вы, наверное, знаете, что на Западе полным-полно вдовых толстосумов. Они тоскуют в одиночестве. Им нужны подруги жизни. Вот где ключ к проблеме. Если вы возьмёте её на себя, мы решим вопрос миллиардных инвестиций.
Собеседница со злостью посмотрела на Берлянчика и невольно попятилась назад. Она решила, что он издевается над ней. «Мент он, что ли? — подумала она. — Или просто чокнутый какой-то?» Однако, лёгкость, с которой Берлянчик презрел все угрозы, и психология ее профессии, сопряженная с постоянными конфликтами, болезнями девиц и кражей денег у клиентов, — подсказали ей, что в данной ситуации лучше обходить острые углы.
— А что, у них своих старушек нет? — спросила она, решив закончить этот неприятный разговор осторожной логической победой.
— Есть, но своих они боятся. Те хваткие, зубастые. Чуть что — сразу к адвокату.
В это время из-под окон донёсся протяжный автомобильный сигнал, возвестивший, что терпение владельца «Мерседеса» на исходе. Бандерша шагнула в сторону окна, но затем одумалась.
— Да ладно вам! — почти грубо ответила она. — Старушки… Где я буду их искать?
— Как где? У мусорных контейнеров. У вас валюта прямо под ногами, а вы занимаетесь какими-то копейками. Если надо, мы подключим силовые ведомства.
Упоминание о силовых ведомствах окончательно вывело ее из себя.
— Да пустите вы! Я что, бандерша какая-то? Я не занимаюсь подобными делами!
С этими словами она подхватила сумку с тюльпанами и рыбьим хвостом и выбежала в коридор, громко хлопнув дверью. Некоторое время Берлянчик слышал приглушённые голоса, а затем всё смолкло. В комнату вошла Ирина Филипповна.
Глава 20. РОЗЫ ИЗ ГОЛЛАНДИИ
Берлянчик был неприятно поражён, увидав, что она уже собрана и готова к выходу: в плаще с приподнятым воротником, причёске, туфлях на высоких каблуках и с сумочкой под мышкой, над которой деловито было вздёрнуто плечо. На губах её блуждала одна из тех любезно-вымученных улыбок, коими деликатные люди обычно выпроваживают засидевшихся знакомых. Додик почувствовал, что терпит поражение. Он сделал шаг в сторону двери и обвёл взглядом гостиную, задержав его на бауле с бальными вещами.
— Фирма «Сириус» больше не тревожит вас? — спросил он как бы на прощание. Наступила мучительная пауза.
— Тревожила, — наконец ответила она, словно колеблясь, говорить или нет. Но затем напряжение её позы ослабло. — Был тот самый молодой человек, — неожиданно охотно продолжила она. — Что, помните... тогда у вас в кабинете. Он опять привёл нотариуса. Они спросили акции моих предприятий, а когда я сказала, что их нет, потребовали закладную, — монархистка насмешливо усмехнулась. — Ему, бедняге, не терпелось получить эту квартиру. Да только ничего не вышло...
— Вы погасили долг?
— Да, я заняла у знакомых, — её лицо на миг просиявшее усталым торжеством, снова потухло. — Профессор, извините, я сейчас в каком-то дурацком состоянии…
— Да, у вас усталый вид, но вам это идёт. Вы не так бесчеловечно хороши. Что-нибудь случилось?
— Ничего особенного.
— Мда… Ирина Филипповна, я имел удовольствие пообщаться с вашей гостьей. Занятная особа. Далеко не светская на вид. На голове какая-то самурайская качалка, а в сумке тюльпаны вместе с рыбьими хвостами. Да и знакомый у ней — вон под окнами стоит. Похоже, не из Вронских... Я не понимаю, что общего у вас?
— Вы всё прекрасно понимаете, профессор, — спокойно ответила она.
Берлянчик приподнял плечи и отвесил лёгкий поклон. Тем самым он давал понять, что осознаёт всю щекотливость ситуации, но не хочет её комментировать более, чем этим жестом. Он видел, что его приход надломил Ирину Филипповну. Что он поколебал её в каком-то решении, к которому она пришла ценой бессонной ночи и напряжения всех сил. Что, утратив твёрдость духа, она нуждается в его присутствии и даже в его возражениях, и что, оставив её без них, он разрушает остатки её нервного покоя. Некоторое время оба молчали, — каждый ждал, когда заговорит другой. У монархистки шевелились губы, и против её воли мелко подрагивал подбородок. Берлянчика охватило какое-то щемящее чувство. Он подумал, что женская красота есть олицетворение радости жизни и в то же время грустный символ её неумолимой скоротечности.
Наконец Ирина Филипповна не выдержала: вынула сумочку из-под мышки, расстегнула плащ и, откинув его полу, села на раскладушку. Внизу её ждал хозяин «Мерседеса», и Додик понимал, что встреча с ним могла иметь для неё непоправимые последствия. Он видел, что её состояние требует разрядки.
— Знаете, профессор, — усмехнулась она, — иногда ум и красота — это страшная обуза! Особенно, если на тебе перелицованное платье, а в комнате таз для дождевой воды, которая сочится с потолка, и аварийные столбы, и ты, медалистка, не поступила в институт потому, что не хватило денег. Тебя всё время душит один единственный вопрос: состоится ли твое блистательное будущее, или ты погрязнешь в безысходной нищете? В такие вот минуты и находишь чёрте что... Того же Павла, например… Я всю ночь думала об этом, и знаете, к чему пришла? Я решила сложить с себя все полномочия главы «Престольного набата»...
— Я думаю, это минутная слабость, и не больше!
— Нет. Я сломлена, профессор. Я больше не могу им руководить.
— Не торопитесь с выводами, это иногда опасно. Я помню, дядя моего школьного товарища запил сразу после фултонской речи Черчилля — он испугался третьей мировой войны. Прошло пятьдесят лет, войны нет, а он стал алкоголиком. В подобных случаях никогда не следует спешить.
Снова раздался автомобильный сигнал. Монархистка поднялась.
— Ну, мне пора.
— Вас ждут?
— Вы сами видите.
Берлянчик молча взглянул на неё, думая о том, что если с высот своего «Престольного набата» она рухнет в роль обычной шлюхи на вызовах, от неё мало что останется. Он покосился на пульт охранной сигнализации у входа и, поднимаясь с качалки, горячо сказал:
— Ирина Филипповна, послушайте меня. Я уверен, что у вас ложная депрессия. Иногда наши беды — это всего лишь провозвестницы какого-то успеха. Я это знаю по себе. Поверьте, что ваша победа на подходе. Вот вам небольшой анализ. В начале века тоже бурлила демократия, ну, и результат? Всё вылилось в такую краснознамённую монархию, о которой не мечтали и Романовы. А что сейчас? То же самое, уверяю вас. Один огромный Сталин раскололся на сотни ничтожных, полууголовных сталинят. Вот и всё! Только стреляют не в подвалах, а в подъездах. Поймите, государственное тело снова принимает привычное положение в пространстве, и вы, монархисты, должны не прозевать. И вот в такой судьбоносный исторический момент вы отрекаетесь от «Престольного набата»!
— Он держался на моих средствах, а я сегодня без гроша. Я утром не могла дать отцу на но-шпу.
— Вы? — изумился Додик. — Одна из богатейших женщин в стране?
