О.Александр Авдюгин - Господь управит
Тишина грозила взорваться чем-то страшным и непредсказуемым. Все вольно или невольно отступили от стоявшего с покрывалами в протянутой руке священника и насуплено, недобро смотрели на него. Сзади послышалось:
— Так ты что, поп, всех нас похоронить решил?
Отец Стефан ответить не успел. К нему быстро подошел немолодой уже офицер и тихонько подталкивая его к машине, вполголоса затараторил:
— Батюшка, езжай с Богом! Езжай, дорогой, дай нам еще пожить немного… Езжай, Христа ради.
Отец Стефан не упирался. Машина, чрезвычайно внимательно провожаемая несколькими парами глаз, шустро двинулась в сторону родных приходов.
Когда таможенные постройки и рубежи остались за горизонтом, батюшка попросил остановиться и долго ходил по обочине, повторяя одну и ту же фразу: «Слава Богу за всё!»
***Книжки же помогли. Бабушки, правда, как считали панихиду и водосвятие «главным делом», так и продолжают считать, но вот два семейства, начитавшись привезенных отцом Стефаном духовных произведений, переехали жить в заброшенную деревеньку и, с Божьей помощью, строят настоящую типовую церковь, где каждое положенное время уже совершается литургийное чудо.
Восьмая заповедь
Как известно, отец Стефан, был целибатом. Есть такой «ранг» у православных священников, благополучно перекочевавший к нам от католиков. И хотя к подобному образу жизни отношение у большинства служащих довольно скептическое, оно имеет место быть.
Дело в том, что православный канон запрещает создавать семью, будучи в сане. То есть, если захотел стать священником, а будущей матушки себе не нашел, то нужно или принимать монашество, или становиться целибатом. Трудно сказать, что сложнее, но как бы там ни было, сочувственных вздохов и взглядов целибат, особенно в возрасте сугубо продуктивном, слышит намного больше, чем отказавшийся от всего мирского монах. Чего с монаха взять-то? Он ведь в подчинении постоянном, под присмотром начальства монастырского да собственного духовника. У него и забот-то: молись да с грехом борись. Даже те, которые в миру, вне обителей, живут, все едино ни на кого не похожи. И для народа понятнее: монах он и есть монах.
А тут «целибат»… Пока отец Стефан на приход свой добирался, верующие и неверующие поселка и так и этак слово склоняли, спрягали и обсуждали, пытаясь выискать в нем тайный смысл. И не смогли. Остановились на двух вариантах. Первый — от деда Архипа.
— Целибат — это, девки, цельный батальон заменяющий.
Девки, возраста деда Архипа и постарше, вначале оторопели от подобного определения, а потом разом все налетели на старика со всякими эпитетами, для литературного изложения мало подходящими.
Второе обоснование появилось с легкой руки местного церковного умельца (которого в свое время метили на поповскую должность, им, по причине земельного вопроса, не принятую), и было встречено с большим доверием. Да и как не принять?! Сергей Иванович слыл сведущим в делах церковных и религиозных. Он даже ездил на съезд тщательно законспирированного православного объединения, а также подписывал почти все обращения и петиции, касающиеся масонских происков, штрих-кодов и канонизации Иоанна Грозного.
— Целибат есть священник, занимающийся исцелениями, — подвел итог диспута Сергей Иванович, чем изначально вверг в огорчение бабку Фросю, известную своими «врачебными» способностями, а затем не на шутку встревожил местного костоправа — знаменитого на всю округу «дядю Васю».
Баба Фрося вскоре успокоилась, так как у нее был хороший и очень сильный заговор супротив конкурентов, а вот костоправ Василий технике литья воска в заговоренную воду обучен не был, поэтому серьезно опасался уменьшения доходных статей по вправке вывихов и установке дисков.
Как бы там ни было, но приезда нового священника ожидали с любопытством и волнением. Готовились.
Первая служба прошла на редкость слаженно и по меркам поселка городского типа — многолюдно. Ожидаемых речей о грядущем конце света, НЛО и тайных старцах от отца Стефана не услышали, как и призывов к введению десятины. Батюшка только и попросил в проповеди своей, что: любить соседей, не обижать домочадцев, да силой внуков и внучек в церковь не тащить… Никаких исцелений и чудес не произошло, а на исповеди отец Стефан лишь вздыхал, повторял «Спаси, Господи» раз за разом и просил говорить не за всех, а только за себя.
Хотя одно смущение произошло, но его отнесли к отсутствию у нового священника навыков поселковой жизни. Дело в том, что отец Стефан, после четкой, по брошюре «Как нужно каяться», построенной исповеди Сергея Ивановича, спросил у отрапортовавшего грешника:
— Чужое брали?
Сергей Иванович совершенно искренне возмутился:
— Батюшка, я же православный, как же можно?!
— А где Вы работали до пенсии? — не отставал священник.
— Как где, в совхозе, овощеводом, — ответствовал Сергей Иванович, — пока он не развалился из-за этой власти антихристовой.
— И что же, — продолжал спрашивать настырный священник, — домой ни огурца, ни помидора с капустой не брали?
Тут Сергей Иванович изумился:
— Как это не брал? Оно же совхозное, а вот от чужого — Боже упаси!
«Странный какой-то поп», — подумал Сергей Иванович, но все же серьезностью исповеди остался доволен, а разговор о грядущем на днях апокалипсисе отложил на ближайшее будущее.
Других изъянов за батюшкой православный и просто пришедший посмотреть на нового священника поселковый люд не обнаружил и даже дивился, что отец Стефан был со всеми уважителен, внимателен и на «Вы».
Сложность произошла через пару недель, когда отец Стефан, вечно спешащий по приходским делам, совершенно не в соответствии с саном, споткнулся о ступеньку притвора и растянулся во весь свой богатырский рост на церковном дворе. По мнению приходского люда, священник должен быть степенным и немного важным, а не прыгать по двору и строительным лесам, как молодой прораб. Не солидно это для пастыря душ человеческих.
Но батюшка не только упал, он еще и ногу умудрился подвернуть. Подняться без посторонней помощи ему удалось, а вот дальше бежать он уже не смог, впрочем, и просто идти, тоже никак не получалось.
Тут же появилась прилучившаяся именно в это время на данном месте баба Фрося, которая, мелко-мелко крестя полулежащего на ступеньках священника, затараторила:
Лом, лом, выйди вон изо всех жил и полужил,изо всех пальчиков и суставчиков.Лом колючий, лом могучий и стрелючий,и денной, и полуденной, и ночной, и полуночной,часовой, глазной и куриный, и лом серединный.Ступай, лом, в чистое поле, в синее море,в темный лес под гнилую колоду.Не я хожу, не я помогаю,ходит Мать Божья Пресвятая Богородица….
До отца Стефана дошло, чем его потчуют, и он, вспомним семинарские годы, и, забыв нынешнюю свою священническую стать, рявкнул: «Изыди!»
Ефросинья сгинула с настоятельских глаз, как будто ее и не было, лишь ее причитания и сетования еще долго раздавались по селу.
Сергей Иванович был более практичен и рассудителен:
— Вам, отче, к нашему костоправу надо. Он тут рядом живет…
— Я лучше в больницу, — морщась от боли, выдавил из себя отец Стефан, — а то и там мне начнут «как на море-Океяне бесы кости собирали…»
— Нет, батюшка, — уверил Сергей Иванович, — наш костоправ читать ничего не будет, а вот ногу на место поставит. Да и больница далеко…
Настоятель, по причине полного отсутствия возможности двигаться, согласился. Сергей Иванович тут же подогнал свою, купленную во времена советские, «копейку», усадил в нее вздыхающего и кривящегося от боли батюшку, а затем спросил:
— Бутылку в лавке возьмем или благословите церковного из кладовой принести?
— Какую бутылку? — не понял отец Стефан.
— А рассчитываться с костоправом вы чем будете, отче? — удивился Сергей Иванович.
Настоятель благословил взять «церковного».
Василий, с утра вставив «диски» на пояснице очередного, «из городу» приехавшего клиента, пребывал в настроении отдохновительном и философском. Это значит — сидел на скамейке в собственном палисаднике в обществе соседа, дымил «Примой» и рассуждал на околомедицинские и философские темы.
Сосед внимательно слушал. Да ему и не оставалось больше ничего делать, так как еще сто грамм из васильевского гонорара за лечение горожанина он мог получить только при условии полного согласия с идеями костоправа.
Тут и подкатил видавший виды «жигуленок» Сергея Ивановича.
— Вот видишь, сосед, — прервав философские изыски, сказал Василий, — мне сам Бог помогает. Ко мне служителя Своего направил… Ты пойди, соседушка, помоги попу дошкандыбать до хаты, вишь на нем лица нет, и в юбке своей он путается.