Алиса Лунина - Под крылом Ангела
Барбара, увидев утром замерзшую несчастную Зою, кричала не останавливаясь: «Дура-дура-дура!»
А когда Зоя свалилась с тяжелейшей ангиной, оставила все дела и трогательно за ней ухаживала. Молоко в постель, чаи с малиной и всякие душеспасительные беседы. Трогательно — Барбара даже отменила поездку с Эдом на съемки, что, как догадывалась Зоя, было для нее нешуточной жертвой.
Барбара давала ей лекарства и говорила исключительно правильные вещи о том, что нельзя чего-то столь страстно желать и нельзя в ком бы то ни было так — до полного забвения себя — растворяться. Зоя слушала и выздоравливала. От ангины. Увы, излечиться от опасных мыслей и еще более опасных, горячих, как лихорадка, чувств было невозможно.
А тут еще наступила осень, с хандрой и затяжными дождями. И город открылся Зое с иной стороны. Он словно испытывал ее на прочность. Жестко и безжалостно: «А ну-ка, посмотрим, что ты собой представляешь!»
В какой-то момент ей захотелось уехать, сбежать: «Я сдаюсь, потому что этот город меня так и не принял».
Она уже собиралась взять билет и вернуться домой, но ее намерение жестко пресекла Барбара: «Нельзя сейчас уезжать. Это будет капитуляция! Поняла?»
Барбара окружила Зою вниманием и заботой, и, возможно, именно из-за нее Зоя осталась.
* * *Ей захотелось изменить жизнь, по возможности — стремительно и необратимо. И она устроилась работать стюардессой.
На самом деле она страшно боялась самолетов, то есть просто до колик. Боязнь летать была ее единственной, зато очень сильной фобией.
Но поскольку ей было так плохо — просто до физической боли — от осознания того, что Павлик любит не ее, а другую, что она задумалась: а может, в лечебных целях, сознательно сделать себе еще хуже?
К тому же если она пересилит себя, научится каждый день «входить в зону стресса», побеждать страх, и — мимоходом — себя, ей удастся справиться и с другими проблемами.
Первый рейс оказался трагикомическим. В середине полета ее вызвал пассажир, мужчина вполне брутальной наружности, и, стуча зубами от страха, признался, что у него аэрофобия.
Зоя лучезарно улыбнулась:
— Ну что вы?! Согласно статистике, самолет — самый безопасный вид транспорта! Сейчас я принесу вам успокоительное!
Накапав товарищу валерьянки, Зоя тут же осушила ее сама.
Первое время ей приходилось преодолевать себя — выглядеть уверенной, спокойно выполнять свои обязанности, в то время как отчаянно хотелось где-нибудь в салоне поискать пятый угол или вообще закричать: «Остановите, я передумала, дайте выйти!»
В общем, пересилить себя — задача не из легких.
Кстати, первое время, уходя в рейс, она совершенно серьезно прощалась с Павликом так, будто — кто его знает — могла не вернуться. Вот из-за этого «кто его знает» Зоя на прощание целовала Павлика особенно нежно. Он, конечно, ничего не понимал. Но ему и не нужно было понимать.
Она часто вспоминала красивый фильм про странную девушку-стюардессу и невольно проецировала трагичный финал той истории на свою собственную жизнь — представляла, что когда-нибудь не вернется из рейса, и Павлик, узнав о ее гибели, будет жестоко страдать. Что-то такое безусловно сладостное было в подобных фантазиях.
Барбара, узнав о ее выборе, пожала плечами:
— Не понимаю… Романтика, не иначе?
Зоя совершенно серьезно ответила:
— Да какая романтика? Так… Подай, принеси. А если кого стошнит в салоне — совсем грустно. Но я привыкну!
И действительно привыкла… Даже страх как-то стал растворяться, что ли…
Вот такой долгий путь — от троллейбуса до самолета.
Зое казалось, что это немало.
* * *Сейчас, в такси, события этого года пронеслись перед ней, как улицы и дома за окном машины.
Она чувствовала шальную радость; настроение было как в детстве, когда от Нового года ждешь чего-то необыкновенного. Хотелось всех поздравлять и желать всем нового счастья.
В чемоданчике лежали подарки (Зоя взяла их с собой в рейс): платок Наине, редкая книга для профессора и нечто особенное для Павлика.
Зоя выбирала подарки с любовью — она искренне привязалась к родным Павлика и любила бывать у Дубровских.
Промчались набережные, площади, яркий, сверкающий огнями Невский, и наконец такси остановилось возле дома, в котором живет ее счастье.
— С наступающим! — выдохнула Зоя.
Таксист улыбнулся:
— С Новым годом, барышня! Удачи и самой красивой любви!
Она взбежала по ступеням. Сердце ухало — вот сейчас откроются двери, и она увидит его…
* * *— Ну, снега им насыпали! — расхохотался Рыцарь. — Ни пройти ни проехать, последние сто лет такого не припомню! Все бы тебе, Нимфа, шутки шутить! Снегу-то столько зачем?
— Затем! Декорации должны быть красивыми и настраивать на лирический лад. — Нимфа вздохнула. — Слушай… Тут такая история. Женщина, скажем деликатно, в возрасте… Ну, по человеческим меркам. Приехала специально на Рождество издалека. Когда-то жила в этом городе. Любила. Не без страданий.
— Давай короче, — попросил Рыцарь. — Суть в чем?
— Она очень хочет увидеться с тем, кого любила, о ком страдала, кого не забыла… Хотя, кажется, дама и сама себе боится в этом признаться… А старик профессор был бы счастлив. Как раз сейчас о ней мечтает!
— Ну и что?
— Ну и то. Как думаешь, устроить им встречу в веках?
— Устрой, — улыбнулся Рыцарь. — Жалко, что ли… Все-таки Новый год. Чего-то они всегда ждут от этих дней. Не будем разочаровывать!
Глава 12
МАТЕРИАЛИЗОВАВШИЕСЯ СУЩЕСТВА
Это действительно было оно — то самое…
Бася стала кричать так, будто через нее пропустили электрические разряды, а Сонька от ужаса прыгнула на колени к Чувалову, позабыв про все разногласия.
— Чего вы орете, идиотки? — недовольно спросило существо и гневно сверкнуло глазами в прорезях маски.
Бася застыла, услышав знакомый голос, но кому он принадлежит, так и не поняла. В этот момент она вообще начисто утратила любую способность соображать. Ее внутреннее состояние можно было описать одним словом (помните, как Ватсон сказал Холмсу: «Это не страх, Холмс, это ужас!»). Вот. Внутри Баси ожил и приподнял голову ужас.
— Кто это? Ради всего святого — кто это? - спросила Соня, чье внутреннее состояние было сродни Басиному.
— Кто, кто?! Конь в пальто, — рассмеялось существо. — Возьмите!
И оно протянуло Басе огромное блюдо, которое держало, как бы точнее сказать… в своих инфернальных руках. Или лапах?!
На блюдо Бася вообще вначале не обратила внимания, даже не рассмотрела, что на нем, а когда существо в красном предложило ей его взять, в ужасе отшатнулась, как будто там лежала говорящая голова или еще что похуже… В отчаянии взмахнув руками: мол, изыди и блюдо свое забери, Бася задела его и выбила из рук существа. Блюдо не понятно с чем упало на пол.
— Да какого черта? — заорало существо. — Дура безмозглая! Я этот торт полдня пекла! — И оно схватилось за голову от отчаяния.
Оцепенев, Бася разглядывала гору из крема и ягод на ковре и наконец спросила:
— Что это было?
— Мой фирменный торт! — с болью в голосе отозвалось существо и рывком стянуло с лица маску.
Бася уже была готова завопить от ужаса с удвоенной силой, но вдруг замерла, увидев перед собой… Наину!
— Ты?
Наина, чертыхаясь, принялась расстегивать свой длинный, до полу, балахон. Сняв, бросила его на диван, оставшись в обычной женской одежде — кофта, юбка, ничего инфернального или необычного.
— Зачем ты это сделала? — спросила Бася, едва не плача.
— Тьфу! Стоило ли метать бисер перед свиньями?! — возмутилась Наина. — Хотела, понимаешь, удивить ее, устроить венецианский карнавал! Пришла к ней, как к человеку, с тортом! А она — идиотка! — разоралась, как будто увидела привидение, и даже сказать ничего не дала! Наполнила дом какими-то придурками! — Наина кивнула на Витю. — Я его спрашиваю, где хозяйка, а он, как баран, мычит, ответить ничего не может, только пальцем тычет! Ну ладно, думаю, сейчас разберемся. Прохожу в комнату, а тут такое начинается! Вопят, торты из рук вырывают! Безобразие!
Бася возмутилась:
— Так, значит, это ты бегала у меня по квартире прошлой ночью?
Наина уставилась на Басю во все глаза.
— Перепила, что ли, матушка?!
— Я тоже вас видела! — сказала Соня.
Наина оглядела Соню и, судя по всему, осталась недовольна.
— Это что за лахудра с голой спиной? Вы что, девки, на пару принимали? Это ж надо придумать — я бегала у них ночью по квартире!
— Но это была ты! — настаивала Бася. — Ты зачем-то проникла к Соне в спальню, а потом подбросила нам под дверь розу!
— Так, — мрачно произнесла Наина. — Ясно. Это по профессорской части. Надо старика попросить о помощи. Значит, розу… Ну-ну… Что вам еще померещилось?
