Борис Егоров - Маски
В приемной — мертвая, томящая тишина. Только тикают часы.
Костиков нетерпеливо дергается, потом говорит секретарше:
— Послушайте, я жду уже целый час! Когда же…
Секретарша перебивает:
— Товарищ Жежеренко просил но беспокоить — занят. — И снисходительно-успокоительно, нараспев добавляет: — А вы почитайте газетку…
— Но ведь сейчас время приемное! — недоуменно и с возмущением говорит Костиков.
— …или «Огонек»… — продолжает секретарша, не обращая внимания на доводы посетителя.
— Но я не могу…
— …или «Советскую женщину»…
На лице Костикова раздраженно-ироническая усмешка. Он спрашивает, повысив голос:
— А «Крокодила» в этом доме нет?
— Вы, кажется, угрожаете… — многозначительно замечает секретарша.
В эту минуту Костиков срывается со стула и устремляется в кабинет. Выбежавшая из-за стола секретарша задержать его не успевает.
Монументальный кабинет. За столом сидит столь же монументальный начальник. Не обращая внимания на вошедшего, он продолжает говорить по телефону:
— Ну, привет, привет! А теперь дай-ка мне Тарантасова… Тарантасов? Так как, старик, насчет рыбалки? На Варварином озере карасей, говорят, тьма. На голый крючок берут. Ха-ха… И щука, и ерш, и плотвичка… На мормышку… Да-да… Конечно. Без этого нельзя. Три бутылочки, меньше не уложишься. Ну, бывай.
Жежеренко, улыбаясь, кладет трубку и видит Костикова. Лицо его становится каменно безразличным, непроницаемым.
— Товарищ Жежеренко, произошла нелепица…
— Н-да? — бесстрастно произносит Жежеренко. — Ничем не могу…
— Послушайте, так дальше жить невозможно. Я не сплю, жена заболела… — жалуется Костиков.
— Так мы же не поликлиника, — прерывает Жежеренко.
— Мой дом…
— Мы не жилищный отдел.
— Понимаете, это вроде как хулиганство.
— Хулиганством занимается милиция.
— Мне дали номер вызова такси. Совсем не тот, что обещали. Я прошу переменить.
— Напишите заявленьице. Разберем. В общем порядке, — неторопливо, с паузами, отвечает Жежеренко.
Костиков хватает со стола листок бумаги, карандаш и пишет.
— Не карандашом, а чернилами, — говорит Жежеренко.
Костиков берет другой листок, снова пишет и отдает начальнику, но тот возвращает:
— В двух экземплярах…
— Почему?
— Так принято.
Костиков снова пишет и отдает.
— Не мне, секретарю отдайте, — говорит Жежеренко. — И ждите.
— Но поверьте, так же невозможно! — жестикулируя, восклицает Костиков.
Жежеренко чуть поднимает голос:
— А что вы мне тут истерику устраиваете?!
В кресле, откинувшись, сидит Анфиса Петровна. Голова обмотана полотенцем. Рядом стоит Костиков. Звонит телефон.
— Витя, я так больше не могу. Сегодня ровно неделя, как начался этот сумасшедший дом.
— Но что делать? Жежеренко еще не рассмотрел.
— Дальше я не выдержу! — восклицает Фиса. — Васко да Гама умер от карбункулов, Александр Македонский — от малярии, а я умру от телефона!
— Нет, нет, пусть умрет он! — с трагической интонацией в голосе отвечает Костиков.
Квартира Жежеренко. Он и его жена. Пьют чай. Звонит телефон. Жежеренко берет трубку.
— Нет, это не такси.
Снова звонок.
— Какое такси? — возмущается он. — Это частная квартира. Да, мой номер 55–25…
Опять звонок.
— 55–25. Но это не такси! — кричит Жежеренко и кидает трубку.
Квартира Костиковых. Костиков сидит у телефона. Открывает портсигар, достает сигарету, хочет закурить, но в это время раздается звонок телефона. Костиков откладывает сигарету, снимает трубку и любезно отвечает:
— Вам такси? Позвоните 55–25.
Костиков кладет трубку, берет в зубы сигарету, спички, но прикурить не успевает: снова звонит телефон. Костиков отвечает:
— Будьте добры, 55–25. Там много машин, и все с шашечками.
Опять пытается закурить Костиков, и опять не получается: звонок за звонком. Костиков вынимает изо рта сигарету и говорит:
— Наберите 55–25… Что? — Костиков улыбается. — Это говорит Жежеренко?
У телефона Жежеренко.
— Гражданин Костиков, перестаньте давать всем мой номер, иначе я выключу ваш телефон.
У телефона Костиков. Он говорит спокойно, уверенно:
— Нет, не выключите. В газету напишу, как мы с вами совместно страдали. Вот смеху будет!
Поняв, что с «позиции силы» ничего не добьешься, Жежеренко меняет тон:
— Товарищ Костиков, я вас прошу… Извините, как вас по имени-отчеству?
— Виктор Петрович.
— Так вот, Виктор Петрович, мы, конечно, виноваты: не разобрались быстро. Но я обещаю. Тут один номер освобождается: парикмахерская переезжает…
— Что-о-о?! — угрожающе говорит Костиков и бросает трубку.
Снова звонок. Костиков берет трубку.
— Такси? Звоните по номеру 55–25.
Ночь. Квартира Жежеренко. Супруги спят. Звонит телефон. Жежеренко поднимается, снимает трубку. Из трубки слышится:
— Какого черта спите? Дежурить не умеете!
Жена Жежеренко откидывает одеяло.
— Коля, дай мне пирамидон.
— Сейчас, — говорит Жежеренко. — Я бы и сам чего-нибудь выпил…
Звонок. На столике у кровати появляется пирамидон.
Звонок. На столике появляются ландышевые капли.
Звонок. На столике появляется люминал.
Звонок. На столике появляется четвертинка водки. Звонок. Стеклянная трубочка из-под пирамидона пуста, пузырек из-под ландышевых капель пуст, от люминала — одна обертка, четвертинка пуста.
Приемная. На двери кабинета табличка: «Главный инженер Костиков В. П.» За столом сидит секретарь-машинистка. Напротив нее — сумрачный Жежеренко с помятым лицом.
Мертвая тишина, слышно только, как тикают часы. Жежеренко нетерпеливо ворочается, потом спрашивает возмущенно:
— Сколько же можно ждать?!
— Я доложила о вас. Товарищ Костиков сказал, что он занят, — отвечает машинистка и успокоительно добавляет: — А вы газетку почитайте…
— Но я не могу…
— …или «Огонек»…
— Нет у меня для этого времени!
— …или «Крокодил».
— Нет, знаете, с меня хватит! — раздраженно отвечает Жежеренко. В этот момент он встает и бросается в кабинет. Выбежавшая из-за стола секретарша не успевает его задержать.
Кабинет Костикова. Вбегает Жежеренко. Костиков делает вид, что не замечает его, берет трубку и набирает номер.
…Звонит телефон в квартире Костиковых. Анфиса Петровна снимает трубку.
— Такси? 55–25.
— Фиса? Это я. Так, значит, на рыбалку в субботу едем… — говорит Костиков и мечтательно продолжает: — Говорят, на Варварином озере меченосцы клюют со страшной силой…
На лице Анфисы Петровны удивление, переходящее в испуг.
— Витя, ты никогда в жизни не удил рыбу и сейчас говоришь какой-то бред. На тебе явно сказалось нервное напряжение…
Костиков продолжает увлеченно:
— Вуалехвостки идут прямо на голый крючок. Еще вобла… Эту на лимонную корочку берут… Да, да! Пару бутылочек захватим, мормышку…
Фиса говорит, всхлипывая:
— Витя, покажись врачу, возьми бюллетень и немедленно — домой.
Костиков кладет трубку и сухо спрашивает Жежеренко:
— Чем могу служить?
У Жежеренко глаза навыкате от злости.
— Товарищ Костиков, сколько это может продолжаться?! Это же тиранство. Я не сплю, жена заболела.
— Так мы же не поликлиника, — спокойно, бесстрастно отвечает Костиков.
— Мой дом…
— Мы не жилищный отдел.
— Понимаете, это вроде как хулиганство.
— Хулиганством занимается милиция.
— Я прошу вас не давать больше моего номера. Я бы выключил свой телефон, но я ответственное, руководящее лицо, и мне могут звонить по особо важным делам… Так что я прошу…
— Напишите заявленьице. Разберем.
— Куда? На чье имя?
— На мое имя, — говорит Костиков, с достоинством указывая на себя.
— Как? Какое заявление?
— Такое: что вы просите меня не давать вашего номера заказчикам такси и обязуетесь завтра же переменить мой номер…
— Но я не могу…
Костиков говорит спокойно:
— Извините, я занят. Вынужден прервать нашу беседу.
Жежеренко машет руками:
— Нет, нет, нет!
Он хватает со стола листок бумаги, карандаш и пишет.
— Не карандашом, а чернилами, — брезгливо замечает Костиков.
Жежеренко нервно рвет листок, берет другой, пишет, подает Костикову, но тот возвращает:
— В двух экземплярах.
— Это что еще такое? — возмущается Жежеренко.
— Такой порядок.
Жежеренко пишет и отдает оба экземпляра Костикову. Костиков говорит:
— Отдайте не мне, а секретарю. И ждите.
— Издеваетесь? Да?! — кричит Жежеренко. — Глумитесь?!
