Наринэ Абгарян - Манюня
— Все! — вытерла она пот со лба. — Ба уже не сердится.
И она взяла Маню за руку и повела ее в дом.
Я осталась сидеть на скамейке. Мне вдруг стало очень жалко маму. У нее впереди был трудный вечер — скоро с работы должна была вернуться мама Рубика тетя Грета. И маме сначала надо было оправдываться перед тетей Гретой за фингал Рубика, а потом, приговаривая «сколько можно», выкручивать Каринке уши.
Я тяжело вздохнула, вытащила из кармана пакетик с сухим карбидом, который мы украли со стройки, и выкинула его от греха подальше в кусты. Этим карбидом мы намеревались прижечь пару-тройку строптивых мальчиков, которые постоянно лезли на рожон. Посидела с минуту, подумала. Расчесала до крови укус комара на руке. Вздохнула и пошла искать в кустах место, куда упал пакет. И как бы невзначай это место запомнила. На всякий случай.
А тем временем искалеченный моей сестрой Рубик экономил электричество, освещая квартиру ярким светом, исходящим от гигантского фиолетового фингала вполлица.
Был совершенно обычный летний вечер, один из многих, которые, благодаря нашим стараниям, родители потом долго вспоминали с содроганием.
ГЛАВА 16
Манюня едет в Ереван, или Как можно оставить без штанов лучшего отоларинголога республики
Все началось с того, что я завела себе привычку болеть. Я температурила, жаловалась на боль в ушах и заложенность в носу, дышать могла только ртом. Районный отоларинголог долго ковырялся в моей несчастной носоглотке.
— Ничего не вижу, — разводил он руками, — по идее, должны быть аденоиды, но я их просто не вижу!
В итоге он посоветовал везти меня в Ереван, в Республиканскую детскую клиническую больницу. «Там оборудование лучше», — сказал он моим родителям.
— Через месяц поедем, — отмахнулся папа, — сейчас у меня много работы, никак не успеваю.
Ну, я не растерялась и в отместку заболела так, что мама, замученная моим нытьем, поставила отцу ультиматум — или ты отвозишь ребенка в Ереван прямо сейчас, или я тебе больше не жена!
Угроза возымела действие. Папа взял на работе двухдневный отпуск, и мы засобирались на прием к Самвелу Петросовичу, лучшему детскому отоларингологу республики, а по совместительству — папиному хорошему другу.
Когда дядя Миша узнал о планируемой поездке, то очень обрадовался. Дело в том, что дяде Мише надо было отвезти в столицу какую-то разработку, которая создавалась под его чутким руководством на релейном заводе. Эту разработку, точнее этот агрегат с нетерпением ждали в Ереванском НИИ математических машин.
— Вот повезло, — потирал руки дядя Миша, — теперь не надо будет шесть часов кряду трястись в рейсовом автобусе!
Вы спросите, как же так, ведь дядя Миша являлся счастливым обладателем роскошного внедорожника «ГАЗ-69» по кличке Вася, почему же он не мог съездить в Ереван на своей машине? И вы будете совершенно правы в своем недоумении. Но карты судьбы легли так, что в тандеме дядя Миша — Вася верховодил почему-то Вася. Поэтому только он решал, куда дядя Миша может ехать на своем автомобиле, а куда — на общественном транспорте. Вообще, Васидис оказался неуемным собственником и ревновал своего хозяина не только к чужим автомобилям, но и, кажется, к другим районам Армении и, как только выезжал за пределы нашего горного хребта, тут же норовил сломаться. За короткий промежуток времени Вася из вредности умудрился побывать в автомастерских всех населенных пунктов, которые находились вне периметров нашего района.
А однажды он демонстративно сломался в километре от въезда в наше горное ущелье и завелся только тогда, когда вымазанный мазутом и грязью дядя Миша проорал ему под капот: «Если ты сейчас же не заведешься, я больше никогда не сяду за твой руль!»
— Кха, — испугался Васидис, — кха-кха!
— Захрмар![6] — выругался дядя Миша. — Чтоб у тебя аккумулятор сел! Чтобы твой двигатель захлебнулся и сдох в страшных мучениях! Чтобы рабочий объем твоих цилиндров оскудел до одного литра! Чтобы всю оставшуюся жизнь ты ездил только на первой скорости и исключительно задним ходом!
— Вннннн, — обиделся Васидис и, не дожидаясь своего хозяина, рванул домой. По крайней мере дядя Миша утверждал, что еле успел запрыгнуть в кабину и пальцем не прикоснулся к рулю все пятьдесят километров обратной дороги.
Так что если дяде Мише предстояла поездка в какой-нибудь другой район Армении, то он благоразумно уезжал или на попутках, или рейсовым автобусом. А Вася преспокойно балбесничал на заднем дворе Дядимишиного дома.
— Ну и наглая у тебя рожа! — ругалась каждый раз Ба, когда шла мимо Васидиса в погреб.
В ответ Васидис пренебрежительно молчал. Женщин он считал рудиментарным явлением антропогенеза и брезгливо игнорировал факт их существования.
Когда Ба узнала, что меня везут на прием к именитому отоларингологу, то очень обрадовалась.
— Возьмите и Маню с собой, — попросила она моего папу, — пусть заодно этот хваленый отоларинголог и ее посмотрит.
— Ура! — закричали мы с Манькой. — Мы едем в Ереван!
— Нужно собрать вам в дорогу припасов, — озабоченно пробубнила Ба.
— Мам, я тебя умоляю, — заволновался дядя Миша, — не более чем три бутерброда на человека, соберешь снова провизию на целый полк — не возьму!
— Курочку запеку, — с нажимом сказала Ба, — а будешь выступать, еще и борща с собой в термосе дам! Ясно?
Дядя Миша приговоренно махнул рукой — делай что хочешь.
Выехать мы должны были ранним утром в четверг. А в среду вечером случилась катастрофа.
Папа решил чуть-чуть подкоротить волосы на затылке.
— У тебя все в порядке с прической, — отговаривала его мама.
— Всего сантиметр, — папа протянул ей огромные портновские ножницы, — совсем чуть-чуть, а то я оброс, выгляжу как баба! Не ехать же мне в таком виде в Ереван. Тебе что, трудно?
— Ладно, — вздохнула мама и повела отца в ванную комнату, — давай посмотрим, что тут можно сделать. Дети, — обернулась она к нам, — ну-ка выйдите отсюда, и так нечем дышать.
Мы выскользнули за дверь, но не стали далеко уходить, а, затаив дыхание, принялись подслушивать.
— Сантиметр, не больше, — увещевал папа.
— Не вертись, — шипела мама, — ну зачем ты головой дернул? Сейчас придется снова подравнивать!
— Это не я верчусь, это ты не умеешь стричь!
— Не нравится — стриги сам!
— Жена! Это сантиметр? Ты хочешь сказать, что это сантиметр?!
— Ну, может, два, — огрызалась мама. — Можно подумать, сантиметр что-то решает. Не оборачивайся к зеркалу, потом посмотришь!
— Может, я еще в парикмахерскую успею? — Папа сделал попытку вырваться.
— Куда? Смотри, который час! Парикмахерская давно закрыта. Лучше помолчи, не отвлекай меня!
Папа замолчал. Минут пять слышно было только щелканье ножниц.
— Ну вот, — наконец сказала мама, — вроде как получилось, можешь посмотреться в зеркало.
— Сейчас, — сказал папа. Воцарилась минутная тишина, а потом раздался леденящий душу вопль. Так мог орать только пронзенный охотничьим копьем вепрь. Так могла оплакивать погибшего в первобытных болотах мамонтенка его безутешная мать.
— Аааааа, — вопил папа, — женщина, что ты наделала!
Мы отпрянули от двери очень вовремя, потому что в следующий миг папа выскочил из ванной комнаты и промчался мимо нас на предельной для человеческих возможностей скорости. Но мы не растерялись, побежали следом и застали отца в позе жертвы цирюльника перед большим зеркалом в спальне. И смогли, наконец, оценить по достоинству мамин бесспорный парикмахерский талант — ничтоже сумняшеся, она постригла отца под горшок. То есть как под горшок: спереди у папы прическа не изменилась — те же зачесанные набок пряди и актуальные по тем временам бакенбарды, а вот сзади вместо обещанного сантиметра мама убрала целых пять.
— Агрррххххххх! — бесновался перед зеркалом папа. — Женщина, что ты со мной сделала?! Как мне завтра в таком виде ехать в Ереван?
— Можно в крайнем случае побрить тебя наголо! — Мама благоразумно заперлась в ванной и выкрикивала предложения из-за двери.
— Какое наголо, ты издеваешься надо мной? — делал попытки биться головой об стенку папа.
— Можно надеть водолазку и натянуть ее высоко на затылок, — не унималась мама, — или замотать шею шарфом. Имеешь право, может, у тебя горло болит!
— Двадцать градусов на улице, какая водолазка, какой шарф? — проорал папа и отпрянул от ужаса, снова поймав свое отражение в зеркале. — Боже мой, на кого я стал похож!
— На Емельяна Пугачева! — вспомнила я картинку, увиденную в какой-то книге. — Хотя нет, вроде у Пугачева волосы сзади были длинные. Но зато борода торчала колом, — поспешно добавила я, видя выражение лица отца.
