Беру тебя напрокат (СИ) - Трифоненко Елена

— Ничего страшного, флешка с фотками в любом случае не пострадает.

Ника извивается как какая-нибудь ящерка. Я получаю от нее еще пару ощутимых тычков, и терпение мое лопается.

— Ладно, солнышко, считай, ты сама напросилась. — За пару секунд я подгребаю Нику под себя, крепко перехватываю ее запястья и завожу их ей за голову.

— Скотина! — пыхтит она, смешно брыкаясь. — Мерзкий кусок козлятины! Тебе разве мама не говорила, что с девочками дерутся только последние уроды?

Я таки вырываю у нее телефон, но тот, конечно, уже заблокировался.

— Какой у тебя пароль? — я изо всех сил пытаюсь говорить серьезно, но, на самом деле, вся эта наша возня меня жутко смешит.

Вместо ответа Ника пытается меня укусить.

Я сильней придавливаю ее к полу своим телом и, приложив немного сноровки, разблокирую телефон ее же большим пальцем.

— Свинья! — уже без прежнего пыла бухтит Ника.

— Умей проигрывать достойно, киса.

Я быстро нахожу в ее телефоне свежие фотки и, удалив их, на всякий случай чищу корзину. Мои губы растягиваются в победоносной улыбке. Ника еще раз дергается, пытаясь меня скинуть, а потом затихает.

— Вот и славно! — Я выключаю «мобильник раздора» и отодвигаю его подальше. — А теперь давай поговорим спокойно.

Глава 10. Вероника

И зачем я только переоделась в платье? Зачем? Пока я боролась с Петровым, оно задралось, и сейчас я лежу под этим чудовищем в самом непотребном виде. Ужасно, просто ужасно!

Но есть и кое-что похуже — меня медленно, но верно охватывают те отвратительные чувства, которые полыхали во мне днем. Каждый участок кожи, к которому прижимается Петров, словно раскаляется и жаждет чего-то неприличного. Во рту становится сухо.

Никита прерывисто вздыхает и долго-долго смотрит мне в глаза. Я, конечно, не отвожу взгляда, но мысленно молюсь, чтобы дорогой «партнер» не догадался о том, как меня будоражит его близость.

Почему природа вообще такое допустила? Почему мне так приятно от прикосновений мерзавца, которого я на дух не переношу? Загадка!

Петров вдруг принюхивается:

— Что это за духи у тебя? Никак не пойму. Дольче Габбана?

— Я не пользуюсь духами. И антиперспирант у меня без запаха.

— И тем не менее пахнешь очень вкусно. — Он нагло утыкается носом мне в шею. — Просто превосходно!

Его горячее дыхание чуть щекочет мою кожу и вызывает целый сонм мурашек. На мгновение мне хочется зажмуриться. Но потом я вдруг осознаю, что Петрова наша потасовка весьма взбодрила, а в одном месте даже ощутимо так тонизировала.

Мое открытие приводит меня в такое волнение, что приходится сделать над собой усилие, чтобы не начать мелко подрагивать.

— Петров, ты офигел? — с замиранием сердца восклицаю я. — Ты что себе позволяешь?

— Я? Ничего. Я вообще всеми силами пытаюсь восстановить мир.

— А в мою ногу ты, значит, трубкой мира уперся, да?

Мерзавец чуть ерзает, пытается устроиться на мне поудобней.

— Петров! — снова восклицаю я, но голос звучит предательски сипло.

Никита опять посылает мне проникновенный взгляд:

— Я же не специально. Я не виноват, что мое тело находит тебя аппетитной.

— Да плевать мне: специально ты или нет. Просто слезь с меня сейчас же!

— И не подумаю! — В его голосе прорезается умопомрачительная хрипотца. — Если я тебя отпущу, ты опять начнешь клепать на меня компромат. Или вообще решишь избить.

Он усмехается и снова неуклюже ерзает. Меня охватывает странная слабость, спина покрывается испариной.

Ничего-ничего, — мысленно утешаю себя я. — Мне просто жарко. Жарко от этой туши, навалившейся сверху.

— Петров, прекрати…

— Вообще-то, не я все это начал, — зачем-то напоминает он. — Это ты ворвалась ко мне фурией. Ты сорвала с меня полотенце, а потом повалила на пол.

Мне не очень хочется это признавать, но что-то в его словах есть. Я смущенно отвожу взгляд в сторону, делаю вид, что меня заинтересовал орнамент на шторах.

— Впрочем, я не в обиде, — тихо добавляет Петров. — Никакое сотрудничество невозможно без некоторых разногласий. Можно даже сказать, что конфликты отчасти полезны для творческого процесса.

Он вдруг проводит пальцами по моей щеке. Я чуть вздрагиваю и снова смотрю ему в глаза. Петров несколько секунд миролюбиво улыбается, а потом вдруг наклоняется и целует меня в губы. Нагло целует, без всякого стеснения! Я даже пугаюсь его напора и, конечно, не сопротивляюсь.

Внутри меня поднимается волна какого-то мучительного жара. Мозги становятся ватными.

— Ника… — шепчет Петров, на мгновение отрываясь, от моих губ. — Ника, что ты со мной делаешь, а? Ты ведьма?

Я не успеваю ничего ответить, потому что он снова меня целует. Целует и чуть прикусывает мою нижнюю губу.

А я… Я в таком шоке, что просто цепенею. Но Петров, конечно, все истолковывает совершенно неправильно. Он расслабляется и отпускает мои запястья, скользит пальцами по моим ключицам.

Меня вдруг охватывает совершенно нездоровое любопытство. Мне хочется узнать, что будет дальше. Хочется отследить все реакции тела, которое плавится от одних лишь поцелуев. И вместо того, чтобы оттолкнуть Петрова, я зачем-то обхватываю его шею руками. А потом сама целую его с непонятным энтузиазмом.

Глаза у Никиты становятся по-настоящему шальные. Хотя, наверное, у меня сейчас такие же.

Мне одновременно хочется провалиться сквозь землю и новых ласк. Никита приспускает бретельку платья и скользит губами по моему плечу. Как же приятно! Здравый смысл тает как туман на солнце.

Ободренный моей податливостью, Петров окончательно распоясывается — несколько раз пробегает пальцами по моему бедру, а потом по-хозяйски поддевает край моего платья. И в этот момент (какое же счастье!) раздается стук в дверь.

Я чуть вздрагиваю, а Никита морщится. Открывать не торопится, но платье оставляет в покое.

— И кого это черти принесли? — В его голосе полно злости.

Ко мне частично возвращается способность соображать. Я вдруг понимаю, что не в себе, и мне лучше проваливать, пока не случилось непоправимое.

— Открой, — тихо прошу я, надеясь, что, когда Петров отстранится, мне удастся взять себя в руки.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Он отмахивается:

— Не буду. Я никого не жду.

Никита еще раз меня целует, и проблески сознательности стремительно блекнут. Я внутренне холодею. Если Петров продолжит меня ласкать, я не смогу сказать ему «нет». Он слишком сексуален, а я слишком сильно люблю приключения.

Петров словно читает мои мысли. Он снова возвращает руку на мое бедро, скользит по нему пальцами так нежно, что мне приходится сделать над собой усилие, чтобы не застонать.

Стук повторяется.

— Наверное, что-то случилось, — говорю я охрипшим голосом. Сил сопротивляться наваждению у меня все меньше. — Может, лайнер пошел ко дну, или на борту пожар?

— В случае пожара срабатывают системы оповещения.

Тук-тук! Нежданный визитер, сам того не ведая, добавляет мне сопротивляемости.

— Открой! — требовательно бурчу я и пытаюсь одернуть платье. — У человека явно что-то срочное.

Никита напрягается, смотрит на меня с укором.

Вот это он напрасно: я с детства не люблю, когда на меня давят. Как только стук снова повторяется, я ору изо всех сил:

— Кто там? Чего хотели?

В глазах Петрова плещется тихий ужас, а я невольно ухмыляюсь. Так тебе и надо, мерзавец! Да, я дала слабину, но ты меня все-таки не получишь.

— Никит, ты здесь? — робко вопрошает незваный гость через дверь. Он явно смущен тем, что отозвалась на стук я, а не хозяин каюты.

Петров сердито выдыхает и таки скатывается с меня. Вид у него жутко разочарованный. Я же времени даром не теряю — поднимаю с пола свой телефон и перемещаюсь на диван, разглаживаю подол платья. Мне не хочется, чтобы случайный визитер догадался о том, что со мной только что происходило. Тем более повторять подобное я не планирую.