Георгий Марчик - Наследник фаворитки

— Нет, — замотал головой Леон. — Это было бы банально. А я не хочу быть таким, как все.

— М-да, — с тяжким вздохом протянул Алик. Он вдруг физически осязаемо представил себя на месте Леона.

— Скажу честно, — грустно сказал эстет. — Условия здесь приличные. Только работай, только будь человеком. Но я, кажется, уже слишком далеко зашел. Послушай-ка, — оживился он, — у тебя все-таки не найдется рубля?

— Так и быть, ты получишь свой рубль, но прежде сведи меня туда, где самоотверженно трудится мой приятель.

— А кто это? — разом подскочили обе девицы.

— О, очень симпатичный мужчина. Лицо, знаете ли, такое м-м-м… слегка перекошенное.

— Это не примета, — резонно заметил Леон. — Как его фамилия?

— Фамилия? — чистосердечно удивился Архипасов и от неожиданности даже тихонько засмеялся: — Надо же? Не помню! Фу ты, черт! Просто вылетела из головы. Как же его, ну что за напасть? Такое простое слово. Только что помнил, и вдруг вылетело из головы. То ли Рысаков, то ли Рыжаков, кто его разберет? — Алика так и обдало холодной волной испуга — неужели напрочь забыл?

— Нет, не знаем такого, — с грустью молвил Леон. На глазах погибала надежда на рубль.

— Ну, как же? — задосадовал Алик. — Должны знать. У него комплекс — мечтает о «Волге».

— Не один твой друг с комплексом, — сердито сказала чернявая растрепа Милочка. Ее пристальный интерес к вошедшему почему-то быстро угасал.

— Да, да, верно, извините, — спохватился Алик. Он никак не мог попасть в струю — найти нужный тон. — Я забыл о самой главной примете. Он, знаете ли, называет себя родинкой на прекрасном теле нашего общества.

— А, знаем такого, — разочарованно протянула шатенка Людочка. — Барсуков.

— Ах, Барсук! — обрадовался Леон. Надежда на рубль вспыхнула с новой силой. — Он живет в этой комнате, вместе с нами. Очень отзывчивый человек, чуткий товарищ. Пойдем, покажу. Его участок недалеко, километрах в пяти. Девочки, вы тоже пойдете? — спросил он. — Может, прогуляетесь по воздуху? Это очень полезно для здоровья.

— Нет, мы отдохнем, — ответила, сладко потягиваясь, брюнетка Милочка. — Топайте сами.

Алик и Леон шли посредине улицы, ведущей прямо в тайгу.

В глазах Алика светились дерзкий задор и нетерпеливое ожидание, взгляд Леона, напротив, был тих и кроток. Круглая головка Алика гордо сидела на длинной шее, плечи широко и свободно расправлены, походка пружиниста и легка. Кудлатая голова Леона едва удерживалась на шее, плечи безвольно сутулились, походка была развинченной и вялой.

— Я стремился к славе. Слава — это так прекрасно! — уныло говорил Леон. Они шли через тайгу по вконец разбитой тракторами дороге. — Любой ценой, любыми средствами. А в результате оказался здесь. Печально, не правда ли? Я ехал сюда — на что-то надеялся. Хотел перековаться. И не смог. Не хватило воли. У меня что-то хрустнуло и сломалось внутри, словно веточка. И я уже не могу быть таким, как раньше.

— Почему? — машинально спросил Алик. Очень ему надо знать, что там случилось с этим законченным разгильдяем.

— Я уже сказал, — кротко пояснил Леон, — тогда я воспевал любовь. А сейчас мой идеал — смерть.

— Так почему же ты до сих пор не умер? — удивился Алик. Он даже приостановился. — Это так просто. Может быть, я ошибаюсь, но мне кажется — это очень просто.

— Я боюсь лежать в гробу. Мне страшно, когда я представляю себя в длинном деревянном ящике, — вздохнув, признался эстет.

— Тогда, конечно, другое дело, — охотно согласился Алик. Он едва слушал, нетерпеливо устремившись вперед.

— Хочешь, я почитаю стихи? — искательно спросил Леон. — Здесь все над ними смеются. Вокруг ни одной родственной души.

— Охотно верю, — равнодушно ответил Алик, быстро теряя интерес к разговору. — Потом почитаешь свои стихи. Смотри-ка, в самом деле грибы! — Он сорвал несколько грибов и с силой разбил их о дерево.

— Пойдем прямо по тайге, — предложил эстет. — Ягодок пособираем.

Они вошли в лес. Архипасов поминутно оглядывался по сторонам. Он первый раз был в тайге, и она ему нравилась. Здесь сухо и чисто, как в пустом прибранном амбаре. Земля покрыта мягким мшистым покровом, который пружинил при каждом шаге. Зелеными озерками поднимались над мхом и травой ягодники.

Путники остановились и стали рвать бруснику. Алик набрал полную горсть маленьких бело-красных твердых ягод, широко раскрыл рот, высыпал их все туда и стал медленно жевать. Все его существо, через язык, небо, слизистую оболочку рта, ощутило этот холодящий кисло-сладкий вкус.

Потом набрел и на гроздья пронзительно красной костяники. Эти ягоды, похожие на капельки крови, дразнили воображение. Вскоре, однако, Алик набил оскомину, и они двинулись дальше.

Алик подобрал ствол сломанного деревца и, ощутив в руках буйную силушку, играючи помахал им в воздухе. Леон боязливо отошел в сторону. Алик раскрутил ствол над головой и ударил им о березу. Ствол в его руках переломился, словно спичка. Алик тихо засмеялся, отбросил обломок в сторону, азартно улыбаясь и вращая глазами, посмотрел по сторонам, примериваясь.

Выбрал. Подошел к молоденькой сосенке, схватил ее двумя руками, качнул, рванул на себя. Деревце с хрустом сломалось. Алик подбежал к другому. Вокруг рос подлесок. Алик ломал одну за другой елочки, сосенки, березки, стройные, гибкие, беззащитные.

— Лес рубят — щепки летят! — весело закричал он Леону, азартно блестя глазами. — Эх, размахнись рука, раззудись плечо!

Он подбежал к березке, рванул ее. Она удержалась — лишь упрямо качнулась, и листья ее кудрявой вершины мелко задрожали. Архипасов навалился плечом, уперся ногой, но тщетно. Леон молча наблюдал за ним. Слепое бешенство овладело Аликом. Он с такой злобой затряс дерево, словно это был его заклятый враг, и закачался вместе с ним в разные стороны. Оно выдержало и этот натиск.

— Иди сюда, — тяжело дыша, позвал Алик Леона. — Помоги. Не дается. Мы ее все-таки одолеем.

Леон замешкался.

— Ну! — хрипло выдохнул Алик.

Они с усилием потянули деревце на себя — оно сопротивлялось. Оно боролось в последнем отчаянном усилии… И вдруг с треском рухнуло зеленой трепещущей кроной на землю.

Оба стояли бледные, огорошенные.

— Вот сволочь! — вырвалось у Алика.

Остальную часть дороги он угрюмо молчал. Еще издали они услышали звуки, напоминающие далекие раскаты грома.

— Лес валят, — прислушиваясь, пояснил Леон.

Они вышли на широкую просеку, по которой тракторы тащили спиленные хлысты. Когда дошли до участка, гул прекратился.

Рабочих они нашли у небольшого, наспех сколоченного сарайчика — котловарки, сидящими на грубых скамьях за необструганным столом. Люди не спеша обедали.

— Здравствуйте, — разом поздоровались оба подошедших.

Алик понял, что рядом с Леоном здесь, перед этими рабочими, он уже не может быть ни представителем главка, ни корреспондентом, ни чертом, ни дьяволом. Он тот, кто есть, и никто иной, весь перед ними как на ладони, и было бы нелепо затевать какой-либо спектакль.

— День добрый, коли не шутишь, — насмешливо ответил кто-то за всех. Леона знали, а второго и узнавать нечего — все и так ясно, без слов, с первого взгляда.

Десятник — парень с приятным смуглым лицом обратился к Леону:

— Если трудиться — милости просим к столу.

— Да нет, спасибо, — отказался Леон и сглотнул слюнки. — Мы уже пообедали. Вот товарища своего разыскивает, — кивнул он в сторону Алика.

И тут рассеянный эстет увидел, что стоит рядом с колодой, заслоняя ее от Алика, сплошь залитой свежей кровью. И сам он едва не стоял в луже крови. Леон крупно вздрогнул и невольно сделал шаг назад, толкнув при этом Архипасова. Лицо его покрыла бледность. Чувствительная душа не вынесла столь ужасного зрелища.

— Что это? Откуда? — растерянно бормотал он.

Рабочие насмешливо смотрели на пришельцев. Алик тоже забеспокоился.

— Ничего, пустяки, — сказал все тот же цыганистый парень, и пришедшие уловили что-то нехорошее в его голосе и взгляде — острое, неприкрытое пренебрежение и насмешку. — Мы тут одному лодырю ухо отрубили. Работать не хотел. Пришлось его маненько проучить.

Лесорубы невозмутимо продолжали жевать. Алик и Леон невольно попятились.

— Визжал, бедный, как поросенок, — улыбчиво продолжал десятник. — На коленки падал, валялся. Но сколько ж можно? А сейчас в лес побег, дурачок, плакать.

— Кажется, Барсуковым кличут. Не вам ли товарищ?

Алик и Леон сделали по шагу назад. Алик натянуто улыбался. Леон остолбенел и с усилием сдерживал себя, чтобы не припустить прочь, подальше от этого страшного места. В дверях котловарки появилась хрупкая миловидная женщина средних лет. Она вытирала руки о фартук.

— Вы не имеете права! — наконец с трудом выдавил Алик и оглянулся, чтобы, в случае чего, дать стрекача. С них хватит — чего доброго, и ему заодно с шелудивым проводником отрубят ухо. Ишь уставились. И глазом не моргнут.