Енё Рэйтё - Бабье лето медвежатника
Потрясенный Пенкрофт бросился к шкафу: действительно, в дверце виднелся глазок. Стыд и позор, ведь мальчишка запросто мог его ухлопать!
– Спасибо, что сжалились надо мной, сеньор Стивенсон!
– Какой смысл убивать попусту? Это не я придумал, один мой приятель так говорит, он контрабандой промышляет, текилу провозит в Мексику. По-моему, здорово сказано, правда ведь?
– По-моему, тоже. Позвольте угостить вас колбасой?
– Спасибо, не откажусь.
Они сели за стол. Дик Стивенсон вытащил из кармана складной ножик сантиметров в тридцать пять и откромсал себе здоровущий кусок колбасы.
– Спиртное пьете?
– Пью! – сказал, как отрезал, юный ковбой, однако покраснел до корней волос.
Видно было, что паренек спиртного даже не нюхал и соврал, чтобы не ударить в грязь лицом. Пенкрофт, однако же, сохраняя серьезность, плеснул ему глоток текилы.
– Вы не обидитесь, если я предложу вам выпить на брудершафт? – Он потянулся своим стаканчиком к компаньону. Тот сразу же поставил свою рюмку на стол, возмущенно фыркнул, и его темно-голубые глаза сверкнули гневом.
– Карамба! Да знаете ли вы, что моя мать ведет свой род от инфанты Паранна ди Костальдо эль Меркуито?! Я не пью на брудершафт с гринго, зарубите себе на носу, сеньор!
– Прошу прощения… – пробормотал посрамленный Пенкрофт. – Почем мне знать, с кем я сижу за столом? Меня сбило с толку то обстоятельство, что вы не погнушались вздремнуть у меня в шкафу, затем назвались Диком Стивенсоном и согласились принять мое скромное угощение…
– Я лично ничего не имею против гринго, но ведь происхождение обязывает. Вы – человек достойный, и все же вам следовало бы помнить, кем является моя матушка.
– Да-да… вы совершенно правы, сеньор. Только ведь всего не упомнишь… Позвольте поинтересоваться… а кто ваш отец?
– Шутить изволите, сеньор? – Паренек схватился за пистолет.
– Помилуйте, что вы!.. Как же, как же… я наслышан о гидальго Стивенсоне… – И, поскольку глаза Дика по-прежнему метали молнии, тотчас поправился: – О маркизе Стивенсоне.
– Мой отец вовсе не маркиз.
– Так кто же он?
– Вы. И не притворяйтесь, будто сами об этом не знаете. Я никогда не стыдился быть сыном гринго. Среди них немало порядочных людей. Взять, к примеру, того же Вашингтона или Эдисона… А позавчера мы проходили Бенджамина Франклина… От таких граждан даже Мексика не отказалась бы! – И он залпом опрокинул текилу. После чего застыл недвижно, чтобы, не дай Бог, не поперхнуться. Крепчайший напиток обжег горло, на глазах у мальчишки выступили слезы.
– Сразу видно бывалого человека! – уважительно заметил Пенкрофт, придя в себя от удивления. – Не моргнув глазом отправлять в себя этакую отраву… Молодцом!
Слабо улыбнувшись, паренек пожал плечами. Заговорить он все еще не решался, боясь, что кашель прорвется. Но держался мужественно. Кремень, а не мальчишка! Неужто и вправду он сын Бенджамина Вальтера? Хм… нос вроде бы похож, и в чертах лица есть что-то общее… Впрочем, не во внешнем сходстве дело. Ну что за кретин этот Вальтер: ради жалких денег отказаться от такого прекрасного сына! Господи, да если бы Мэг в свое время подарила ему ребенка, разве бы он сбежал из дому? Да ни в жисть! Ему бы и в голову не лезли такие дурацкие мысли: чего, мол, сидеть в тепле и уюте, ежели тебе пришла охота шляться по улицам среди ночи под дождем? Грел бы ребеночку воду для купания и чувствовал себя на седьмом небе от счастья! Но вот не сложилось…
Судьбе было угодно благословить Мэг во втором браке. И в результате у Мэг есть ребенок, а у него нет.
– Очень рад, сеньор, что наше родство установлено, однако славная родословная вашей матери ни в коей мере не оправдывает вашего ко мне пренебрежения.
– Что-то я вас не понимаю, – ответил юный ковбой. Щеки у него раскраснелись, глаза блестели – залюбуешься.
– Я имел в виду вот что. Если ваша матушка сочла меня подходящим на роль вашего отца, тогда чего же вы так заноситесь передо мною? Выходит, отпрыском моим быть можно, а обращаться к отцу на «ты» зазорно? Этот вопрос мы должны обсудить досконально. Дух столь почитаемых вами, сеньор, Вашингтона, Эдисона и Бенджамина Франклина прямо-таки взывает ко мне, требуя возмутиться вашим пренебрежительным отношением, пусть даже я не считаю себя вам ровней.
– Ничего не понимаю!
– Не беда, сынок, в здешних краях это принятый способ общения. Я и сам от него страдаю…
Паренек слушал, негромко насвистывая, глаза у него под воздействием алкоголя пошли враскос.
– Разве вы не знаете, молодой человек, – попытался упростить свою речь Пенкрофт, – что ребенок должен уважать своего отца?
– Знаю. Но отец должен уважать мать своего ребенка.
Что ответишь на это дерзкому мальчишке, тем более что тот, к сожалению, прав? Пришлось опрокинуть еще рюмку текилы, а когда паренек тоже протянул свою, Пенкрофт убрал бутылку со стола.
– Хватит, сеньор, с алкоголем на сегодня завязываем. Вот вы мне лучше скажите: вы не уважаете меня, потому что я гринго или потому что я не выказывал должного уважения вашей досточтимой матушке?
– Я не люблю вас, потому что за двенадцать лет вы ни разу не удосужились проведать меня. А мама, когда думала, будто я сплю, и разговаривала с другими, повторяла: тот, кто не интересуется своим ребенком, вовсе даже и не мужчина.
Не в бровь, а в глаз! Жаль, что Бенджамин Вальтер, гнусный мерзавец, не слышит этих слов!
– В таком случае, сеньор, за что вы удостоили меня чести поспать в моем шкафу?
– Хотелось посмотреть, какой вы.
– Только поэтому?
– А потом… все вокруг только и говорят, что сейчас место каждого мужчины рядом с вами. – Вынужденное признание опять вогнало мальчика в краску. – Вот я и гордился вами. Отец вы, может, и не из лучших, зато мужчина что надо, и мне это приятно. Мое место тоже среди мужчин.
– Верно. Только с согласия вашей матери.
– Мама знает об этом, – сказал Дик и покраснел до ушей.
– Вам уже приходилось врать, сеньор?
Глаза у парня сверкнули, и он выхватил револьвер. Пенкрофт ничтоже сумняшеся врезал ему по затылку и отобрал у него оружие. Дик уставился на него с такой яростью, что Пенкрофту сделалось не по себе.
– Вы ударили меня?! – с угрозой произнес Дик.
– Ударил, – признался Пенкрофт. – Если сын – будь он хоть отпрыском испанского короля – поднимает оружие на родного отца, в таких случаях родительский долг – угостить сынка подзатыльником. Пока мальчишке двенадцать годков, его еще не поздно поучить уму-разуму. Кстати сказать, я ни разу не слышал, чтобы испанский дворянин поднимал оружие на родителя. Это, знаете ли, в ходу среди техасского отребья! – повысил голос Пенкрофт, да и сам поднялся во весь рост.
Пенкрофт рассчитывал слегка припугнуть мальчишку, ан не тут-то было. Маленький – плечами где-то на уровне живота мужчины – он бесстрашно смотрел на своего обидчика.
– Меня еще никогда не били!
– Эка важность! Обязуюсь каждый раз давать вам урок, если вздумаете непочтительно со мной обращаться. Потому как вы, сеньор, всего лишь сопливый мальчишка.
– Это оскорбление!
– Не оскорбление, а констатация факта! Теперь я не жалею, что не показывался дома двенадцать лет: Бог уберег от встречи с непочтительным сынком. После такого приема еще двенадцать лет меня не увидите. Вот ваше оружие, сеньор! – Он протянул Дику револьвер.
– Вы не боитесь дать мне в руки оружие?! – оторопел мальчишка.
– Чего тут бояться? Двум смертям не бывать, а одной не миновать. – Пенкрофт отвернулся, пытаясь сдержать улыбку, потом растянулся на кровати.
С револьвером в руках парнишка застыл в полной растерянности.
– Подите прочь, сеньор! – Пенкрофт решил отослать мальчонку домой, чтобы мать не волновалась. – Глаза бы мои не глядели на того, кто способен поднять оружие на родного отца! – И повернулся к стене. Какое-то время он прислушивался к возбужденному дыханию ребенка, потом уснул. Разбудил его доносящийся с улицы шум. Вскочив с постели, он бросился к окну.
Смеркалось. Возле дома группы людей что-то горячо обсуждали; отовсюду к Главной площади стекались горожане. Пора сматывать удочки! Жаль, конечно, что он втравил филиппонцев в заварушку, ну да сделанного не воротишь!
Пенкрофт отворил дверь – и испуганно отпрянул. У порога, прислонясь к дверному косяку, сидел сеньор Дик. Не выпуская из рук револьвера, он крепко спал. Выходит, «сынок» оберегал его покой! Пенкрофт тронул его за плечо. Паренек мигом вскочил, однако при виде грозного папаши поспешил спрятать оружие.
– Сеньор! – тихо проговорил он. – Я обдумал ваши слова.
– Я видел… – кивнул Пенкрофт. – Вы глубоко задумались. И к какому же выводу пришли?
– Вы… мне кажется… пожалуй… – Запинаясь, мальчишка с трудом подбирал слова. – Вы кое в чем правы! Сыну негоже поднимать оружие на отца… Даже если тот – гринго.
– Рад, что ход ваших мыслей, сеньор, оказался столь результативным. В таком случае не держите на меня зла за тот подзатыльник.
