Енё Рэйтё - Бабье лето медвежатника
Похоже, этого человека ввели в заблуждение, и теперь он призывает к ответу Пенкрофта, якобы повинного в убиении императора Максимилиана.
Горькая усмешка кривилась на устах Вандрамаса, голос звучал обреченно. Расхаживая по комнате, он бормотал что-то, тоже явно невеселое, затем просвистел мелодию военного марша, распрямил плечи и улыбнулся Пенкрофту. Что поделаешь, я человек, и ничто человеческое мне не чуждо – как бы говорил этот жест. И вдруг вытащил револьвер. Стоял он, к сожалению, лицом к кровати, так что нечего было надеяться на вмешательство доктора, совсем недавно спасшего Пенкрофту жизнь.
Пока что Вандрамас всего лишь продемонстрировал оружие. И показал на часы, яснее ясного давая понять, что у Пенкрофта есть время подумать. Ну, а там не взыщите: стукнет себя кулаком в грудь и пристрелит непокорного.
Надо бы хоть что-то ответить, но как тут ответишь!
А Вандрамас спрятал часы в карман, облобызал Пенкрофта в обе щеки и… удалился. С улыбкой на лице и со слезами на глазах.
Интересно, сам-то псих понял хоть что-нибудь из своих бессвязных речей?
Из-под кровати выбрался доктор.
– Вовремя же я там спрятался… Иначе пришлось бы расплачиваться за тот неудачный удар по голове…
– Тяжелый?…
– Теперь – да. Потому как он некстати очухался, вот и пришлось схватить его за глотку и врезать в челюсть. Но уж на сей раз без промаха!
– Врачу вроде бы положено разбираться в анатомии… Ну, развяжите же меня наконец!
– Да, надобно поторопиться! Слышали, что он сказал?
– Не глухой, слышал! И все же, стоит ли горячку пороть?
– Дружище, когда он произнес: «Fyatta та dince ci ypuroli!», тебе, должно быть, все стало ясно. У меня кровь в жилах застыла!
Нет, у этих ничего не допытаешься!
А доктор тем временем достал зажигалку.
– Подпалю веревку… Да и не веревка это вовсе, так – пакля какая-то, быстро займется.
«Пакля» никак не хотела загораться. Рукава пиджака вспыхивали трижды, галстук Пенкрофта сгорел до узла, а не будь в комнате кувшина с водой, и сам Пенкрофт зажарился бы до хрустящей корочки, пока наконец не высвободились его руки, сплошь в ожогах.
За окном послышался отдаленный свист.
– Меня зовут! – всполошился доктор. – Поторопись за нами, будем ждать тебя у Мадонны Бьоретти! – И одним махом выпрыгнул в окно.
Мадонна Бьоретти! Знать бы, где находится эта святая особа! Ладно, разберемся… Гораздо хуже, что ноги остались связанными, а доктор унес с собой зажигалку!
Пенкрофт попытался развязать веревку, но попытка оказалась напрасной: лодыжки были обмотаны несколько раз, а узлы затянуты на совесть. Хорошо хоть руки свободны! Неловкими прыжками Пенкрофт подобрался к двери, отворил ее и через перила разглядел, что внизу находится распивочная. Народу – ни души, зато и у стойки, и на столиках всюду ножи. Перемахнуть через перила – и вниз, здесь невысоко, не разобьешься, зато путы можно будет перерезать в два счета.
Сказано – сделано! Пенкрофт перемахнул через перила и… повис вниз головой, раскачиваясь на веревке, стягивавшей ноги: она зацепилась за крюк подвешенной к потолку железной лампы.
В пивную заглянул посетитель – носатый, в шляпе с широкими полями. При виде столь необычного зрелища он остолбенел.
– Смотрите-ка! Что тут у вас творится?
Болтаясь из стороны в сторону, головой вниз, Пенкрофт попытался небрежно усмехнуться, что оказалось нелегкой задачей.
– Поспорили с трактирщиком на полсотни, что я два часа проболтаюсь на лампе головой вниз. Остался еще час.
– Нашего трактирщика хлебом не корми, только дай ему подурачиться. А сами вы из циркачей будете?
– Ага… Наш цирк выступает в соседнем городе.
– Понятно. А на будущей неделе, стало быть, к нам?
– Всенепременнейше! – любезно качнулся Пенкрофт. – Я здесь в качестве рекламы – Вилли Висельник! Меня отправляют за неделю вперед, чтобы я на спор раскачивался вверх ногами.
Носатый подошел к нему и подтолкнул. Пенкрофт поплыл маятником.
– Эй, что вы делаете?! – заорал он, позабыв обо всякой любезности.
– Вы почти перестали раскачиваться, а я не хочу, чтобы вы проиграли. У нас в городе, знаете ли, все до одного ярые болельщики.
У Пенкрофта уже все плыло перед глазами, тем более что при первом толчке он опрокинул головой стул.
– Что-то я сегодня не в форме, – заметил он. – Пожалуй, на этом можно закругляться. Завтра буду качаться допоздна, а сейчас снимите меня, пожалуйста.
– Что вы, остался всего какой-то часок! Соберите волю в кулак, и айда: вправо, влево!.. Будьте же наконец мужчиной!
– Нет-нет! Я уж прошу вас… Снимите меня!
– Не шутите! Потом сами же мне спасибо скажете, что я вас не послушался! Огрести полсотни за здорово живешь – редкая удача. Э-э, да я смотрю, вы опять раскачиваться перестали!..
Болельщик снова подтолкнул Пенкрофта, а тот, стиснув зубы, попытался схватить его за руку. В голове гудело, боль разливалась по всему телу, а носатый взял на себя роль зазывалы.
– Эй! – закричал он, высунувшись в окно. – Все бегом сюда! Не пожалеете!
В заведение хлынул народ, в том числе молодой парень, который разливал пиво.
– Что это он здесь вытворяет?! – возопил малый при виде такого непорядка.
– Они поспорили с хозяином, что этот циркач проболтается тут два часа вниз башкой. Сам знаешь, твой хозяин большой любитель розыгрышей…
– Мне он ничего не сказал, когда уходил. А я не против: нравится ему, пущай висит вверх тормашками!
– Прошу вас… – непослушными губами вымолвил Пенкрофт. Кровь прилила к голове, предвещая близящийся апоплексический удар. – Я… с меня хватит… Снимите, заради бога!..
– Держись, парень, осталось меньше часа! Потом нас же благодарить станешь, что дали тебе подзаработать. Хозяин заплатит, ты не сомневайся! Сам-то он честный, вот только бабы своей побаивается.
Минут через десять народу набилось столько, что яблоку негде было упасть. Все с интересом наблюдали за свисающим с потолка человеком, и стоило живому маятнику замедлить ход, как его услужливо подталкивали. От одного такого толчка он врезался лбом в пивной кран.
– Ох уж эти шуты гороховые, чего только не придумают!
– Эй, Билл! Слетай за Ритой, скажи, пусть чешет сюда!
– А по дороге заскочи к Альмаро! Они сегодня всем семейством в кино собирались, а здесь поинтереснее всякого кина!
Еще через четверть часа зеваки, отталкивая друг друга, пытались заглянуть, кто в окна, кто в дверь. Запыхавшись, примчался корреспондент – взять интервью у висящего вниз головой акробата. Сообщение пойдет в нью-йоркскую газету, просьба ответить на вопросы. Каков максимальный рекорд в этом виде спорта? Можно ли петь, вися вниз головой?
Что-что? Чего он спросил?… А наш что ответил? – спрашивали друг друга напиравшие сзади.
– Петь щас будет!.. Эй, малый, налей пивка!
Раздались аплодисменты, стали собирать пожертвования бедному артисту. Корреспондент отправил по телефону срочное сообщение в Нью-Йорк: в скромном провинциальном городке смелый акробат на спор часами висит вниз головой, при этом поет, ест и пьет пиво…
Через несколько недель сообщение перепечатала одна из парижских газет, объявив мировым рекордом висение вниз головой в течение тридцати шести часов. Один молодой человек из Бостона решил побить этот рекорд, но по прошествии нескольких часов его хватил удар.
Пенкрофт чувствовал, что ему хана. Сквозь невыносимую духотищу и шум до него иногда долетали отголоски заключаемых пари: один утверждал, будто бы циркач уже перекинулся, другой ставил десять против одного, что тот благополучно отбудет на своих двоих. Малый у пивного крана поступил не по-спортивному, но из лучших побуждений: неожиданно окатил висельника содовой водой из сифона, отчего тот едва не окочурился.
– Эй, ребята! Пора его снимать!
– Пускай сам слезает! В этом весь трюк!
– Не велик барин, слезет и без посторонней помощи!
– Эй, Висельник! Слезай с веревки!
– Эту бы веревку да тебе на шею! – задыхаясь буркнул Пенкрофт, и в этот момент судьба над ним сжалилась.
Лампа оборвалась, и Пенкрофт грохнулся головой об пол. Кожа на голове и ушах была содрана, однако этими пустяками он и отделался, поскольку расстояние до пола было невелико. Пенкрофт скоро пришел в себя и плюхнулся на стул, пытаясь отдышаться. Руки-ноги у него тряслись. Пожертвований набралось с десятку, мелочь деликатно сунули ему в карман. Постепенно мутный взгляд его очистился, и он увидел, как толпа разгневанных посетителей обступила хозяйку заведения.
– Деньги на бочку! – требовали болельщики.
– Знать не знаю ни про какие пари! – негодовала хозяйка. – Муж отбыл на виноградники…
– Ясное дело – понял, что проигрывает, вот и смылся! А человек тут виси вниз башкой задарма!
– Неужто у вас хватит духу обмануть несчастного циркача, который добрых два часа потешал народ?
– Плетут невесть что… – ворчала женщина. – Вы правда, что ли, с мужем моим об заклад побились?
