Ллойд Осборн - Несусветный багаж
— Мне представляется, что существуют определенные предпосылки к тому, что наше дело разрешится благополучно, — заявил Гидеон. — У Шмидта были какие-нибудь дела с полицией?
— Мы на это надеемся. Есть все основания так предполагать. Причем, вы обратите внимание на местность: Бейсуотер! Вам это ни о чем не говорит?
Уже в шестой раз в течение разговора Гидеон задумывался, в здравом ли уме его клиент. «Впрочем, может быть, это все последствия званого обеда с алкоголем?» — решил он, а вслух спросил:
— В пределах какой суммы я могу вести переговоры?
— Ну, скажем, пока что хватит пяти тысяч, — ответил Майкл. — А теперь не смеем вас больше задерживать. Время идет, поездов до Хемптон-корт идет много, а о нетерпении моего друга мистера Томаса, надеюсь, вам напоминать не надо. Вот пять фунтов на текущие расходы и адрес. — Майкл начал было писать что-то на листке бумаги, но передумал и спрятал листок в карман. — Нет, лучше я вам продиктую, почерк у меня совершенно неразборчивый.
Гидеон записал адрес: «Граф Тарнов, вилла Кернол, Хемптон-корт»; после чего написал на другой карточке еще несколько слов.
— Вы говорили, что еще не обращались ни в одну адвокатскую контору. Смею вам рекомендовать наилучшего в Лондоне специалиста.
— Боже милостивый! — воскликнул Майкл, прочитав адрес своей собственной фирмы.
— О, возможно, вам это имя встречалось в связи с не самыми благозвучными историями, — начал пояснять Гидеон, — но я уверяю вас, что это человек очень порядочный и весьма авторитетный. А теперь, господа, мне остается только спросить, каким образом я смогу с вами связаться.
— Отель Лэнгхэм, разумеется, — ответил Майкл. — Итак, до вечера.
— До вечера, — повторил Гидеон, приветливо улыбаясь. — Я думаю, что могу посетить вас в отеле, сколь бы ни было поздно.
— В любое время, в любое время, — подтвердил адвокат, откланиваясь. А когда друзья очутились на улице, сказал Питману: — А у парня есть голова на плечах.
Можно было едва расслышать, как Питман бурчит себе под носом:
— Полный дурень.
— Ничего подобного. Он знает, кто лучший адвокат в Лондоне, а такой эрудицией не каждый может похвастать. Но признайтесь, наконец, как хитро я все это сымпровизировал.
Питман не ответил.
— О! — воскликнул адвокат, останавливаясь. — Что-то не понравилось нашему печальному Питману?
— Вы не должны были говорить обо мне в таком тоне, — вспыхнул художник. — Я ничем не заслужил подобных высказываний. Вы меня глубоко обидели.
— О вас я ни слова не сказал, — оправдывался Майкл. — Я говорил об Эзре Томасе, а должен вам напомнить, что такого человека не существует.
— Все равно это очень обидно.
Беседуя таким образом, они дошли до угла улицы, где ожидали их верный ротозей из местных, наблюдающий за лошадьми, и жалко выглядящий рояль, по крышке которого барабанил дождь, и его капли медленно стекали по лакированным ножкам. Ротозея послали в ближайший кабачок за подмогой из нескольких мощных парней, после чего начался завершающий этап всей операции. Еще до того, как мистер Гидеон Форсайт занял свое место в поезде, идущем до Хемптон-корт, Майкл сумел открыть двери его квартиры, и нанятая бригада грузчиков, кряхтя и охая, установила большой концертный рояль посреди комнаты.
— А теперь, — сказал адвокат, рассчитавшись с работниками, — еще одна предосторожность. Нам надо оставить ему ключ от рояля, причем так, чтобы он смог его найти. Надо подумать… — После этого он выстроил на рояле небольшую башню из сигар и поместил ключ внутри нее.
— Бедный парень, — вздохнул художник, когда они вышли на улицу.
— Да, его ситуации не позавидуешь, — невозмутимо согласился Майкл. — Но ему это добавит энергичности.
— И раз уж о том зашла речь, — вспомнил благородный Питман, — то боюсь, что я вел себя крайне невежливо. Я, безусловно, не имел права высказывать какие-то претензии в ваш адрес по поводу ваших слов, какими бы обидными они мне не казались, поскольку они не были направлены…
— Ни слова больше, мой Питман! — воскликнул Майкл, взбираясь на сиденье фургона. — Ни слова. Вы вели себя правильно. Ни один порядочный человек не должен выслушивать оскорбления в адрес личности, за которую он себя выдает.
Дождь перестал. Майкл достаточно протрезвел. От трупа они благополучно избавились, и друзья быстро помирились. Поэтому сегодня они возвращались (особенно в сравнении с предыдущим днем) словно с приятной прогулки. А когда они вернули фургон в конюшню, где их никто ни в чем не подозревал и вообще ни о чем не спрашивал, из груди мистера Питмана вырвался вздох нескрываемого облегчения.
— Теперь можно и по домам, — сказал он.
— Питман! — строго сказал адвокат, останавливаясь. — Ваше легкомыслие меня беспокоит. Мы с вами мокли целый день под дождем, а теперь вы хладнокровно предлагаете идти домой! Нет, мой дорогой! Только горячее виски!
И взяв своего приятеля под локоть, решительно повел его в сторону ближайшего питейного заведения. С сожалением должен отметить, что Питман не особенно сопротивлялся. Теперь, когда душевный покой был вновь обретен, а покойник надежно сплавлен, в характере художника начала проявляться некая бесшабашность. И когда они с Майклом чокнулись рюмками, над которыми клубились облачка пара, Питман вдруг захохотал во весь голос, словно беззаботная курсистка на пикнике.
Глава девятая
Прекрасное завершение «каникул» Майкла Финсбюри
С Майклом Финсбюри я знаком лично. Мои юридические дела — о, я понимаю, сколь не выгодно признаваться в том, что поверяешь защиту своих интересов такому адвокату, но в конце концов, есть обычное чувство благодарности, да и вообще дело это прошлое — короче говоря, все мои отношения с законом, нынче, слава Богу, вполне невинного свойства, и сейчас в руках Майкла. К несчастью, у меня плохая память на адреса. О каждом своем знакомом я в состоянии запомнить только один его адрес. Назовет мне человек свой адрес при знакомстве, потом переедет куда-нибудь — и все, приятель этот для меня потерян, поскольку память за его перемещениями следить отказывается. Та к вот и получилось, что Майклу я пишу всегда на адрес его конторы, поскольку номера дома на Кингс-роад, где он живет, не помню. Конечно, на званых обедах у него мне случалось бывать. В последнее время, с тех пор, как он сколотил состояние и не так уж активно занимается практикой, подобного рода мероприятия участились. Происходит это так: несколько хороших знакомых, которых объединяет наличие классического чувства юмора (как, например, у меня) случайно встречаются в курительной комнате клуба, и вскоре их можно видеть тянущихся гуськом по аллеям Сент-Джеймс-Парка. Четвертью часа позже компания уже восседает за одним из самых шикарно накрытых столов Лондона.
Но во времена, описываемые в этой повести, в указанном доме на Кингс-роад (будем считать, что его номер 233) было еще тихо. Дружеские приемы Майкл устраивал в залах Николя или Веррея, двери же его частного жилища даже для большинства друзей оставались закрытыми.
Второй этаж, комнаты которого выходили окнами на солнечную сторону, был предоставлен в распоряжение отца. Двери гостиной были постоянно закрыты, а сам Майкл облюбовал для проживания столовую. В этом удобном помещении, оберегаемом железными ставнями от любопытных взглядов пешеходов Кингс-роад, в окружении книг по проблемам права, томиков поэзии и описаний известных уголовных процессов, мы и застаем его во время ужина по завершении путешествия с Питманом. Прислуживает адвокату пожилая дама со сверкающими глазами и плотно сжатыми губами. Весь ее вид свидетельствует о принадлежности к давним обитателям дома, а каждое сказанное слово — о достойном шотландском происхождении. Чувство почтительной боязни, которое сочетание этих двух качеств способно вызвать даже у самого смелого человека, не было чуждо и нашему герою. Это было впечатляющее зрелище, когда хозяин дома под пристальным взглядом прислуги старался всячески замаскировать в своем поведении следы обширного возлияния в компании Питмана. А когда Майкл, наконец, проговорил:
— Знаешь, Тина, я не прочь бы выпить рюмочку бренди с содовой, — то слова эти были сказаны без особой веры в их убедительность и без надежды на то, что они будут приняты к исполнению.
— Ни в коем случае, мистер Майкл, — последовал мгновенный ответ. — Только красное вино с водой.
— Очень хорошо, замечательно. Ты, конечно, права. У меня сегодня был очень трудный день в конторе.
— Что вы говорите? Да вы и близко к конторе сегодня не подходили.
— Ну, как же, я несколько раз заезжал на Флитстрит.
— Распутничали вы весь день, вот что! — язвительно объявила Тина. — Осторожно! Вы хрусталь разобьете! — вскрикнула она, когда адвокат чуть не уронил бокал со стола.
