Леонид Ленч - Тернистый путь
Воспользовавшись удобной ситуацией, Эдик Буценко обернулся к новичку и спросил его шепотом:
— Марки собираешь?
— Зачем? — тоже шепотом, вяло кривя нижнюю губу, ответил новичок.
— Как это — зачем?! Интересно же! Вот бы марку Ганы добыть!
— Чепуха!
— Что чепуха?!
— Марки все эти — чепуха!
— Это, брат, ты загибаешь! Если марки чепуха, зачем же тогда их на почте продают? И в магазине филателистическом?
— Мало ли какую чепуху продают в магазинах!
— Да почему же марки-то — чепуха?!
— Потому что когда их отклеиваешь они рвутся. А когда наклеиваешь — к языку прилипают!
Костя Гаранин не выдержал и тоже обернулся к новичку:
— Ты, Полосатиков, наверное, язык в клей обмакиваешь, поэтому они и прилипают!..
Эдик Буценко представил себе, как толстый Полосатиков засовывает длинный красный язык в банку с клеем, и громко рассмеялся. Сергей Сергеевич оторвался от карты, по которой отважно путешествовала со своей указкой Люба Морковкина, и строго прикрикнул:
— А ну потише там, дружки, Буценко и Гаранин! В журнал захотели?!..
Наконец довольная Люба вернулась на свою парту. Ее просто распирало от гордости. Она ждала, что новичок сам скажет ей что-нибудь приятное, но новичок не обращал на нее никакого внимания — он рассматривал волосы на затылке Эдика Буценко так, как будто это были не волосы, а притоки южноамериканской реки Амазонки — самой большой реки в мире.
Тогда Люба, глядя прямо перед собой, чтобы Сергей Сергеевич ничего не заметил, сама шепнула своему соседу:
— Пятерочку заработала!
— Чепуха! — ответил сосед тишайшим шепотом.
— Пятерка чепуха?!
— География вся эта — чепуха!.. Параллели, меридианы… воображаемые линии. Подумаешь! Если они воображаемые, зачем про них учить? Где хочу, там их и воображаю!
— Ты какой-то странный! — прошептала Люба, продолжая глядеть прямо перед собой, и отодвинулась от Полосатикова на край парты.
Заболела «англичанка», и последний урок оказался свободным. Анна Павловна предложила всем классом пойти с ней в Третьяковскую галерею — посмотреть картины знаменитого художника Васнецова.
Все были очень доврльны, и все решили пойти, все, кроме Сережи Полосатикова. Он быстро собрал свои учебники и тихо нырнул в гардероб — одеваться. Там его и настиг Эдик Буценко.
— Ты разве с нами не пойдешь, Полосатиков?
— Не пойду! Что я там не видел, в этой Третьяковке?!
— А богатырей, которых Васнецов нарисовал, ты видел? Илью Муромца, Добрыню Никитича и Алешу Поповича? Которые сидят верхом на богатырских конях и гордо смотрят вдаль?!
— Подумаешь! Они и на папиросных коробках гордо смотрят вдаль!
— Чудак! То коробка, а то картина во всю стену!
— А какая разница, если они и там гордо смотрят вдаль и тут гордо смотрят вдаль?! Чепуха!
Мнения о странном мальчике в классе сложились разные. Одни решили, что Сережа Полосатиков очень умный, потому что, если он называет все чепухой, значит, он знает про это «все» то, чего не знают остальные. Другие, наоборот, полагали, что Сережа Полосатиков — круглый дурак, потому что только дурак может считать чепухой то, что считать чепухой никак нельзя. Третьи — к ним принадлежали Костя Гаранин и Эдик Буценко — думали, что странное и загадочное поведение Сережи Полосатикова объясняется не свойствами его рассудка, а чем-то другим. И они решили во что бы то ни стало разгадать эту «ходячую загадку природы», как они в разговорах между собой стали называть Сережу Полосатикова.
Разгадка произошла, как это часто бывает в жизни, совсем случайно. Однажды в воскресенье Костя Гаранин и Эдик Буценко пошли вместе погулять и заглянули в парк культуры и отдыха. В парке было весело и шумно. Друзья побродили по аллеям и дорожкам и остановились у лотка мороженщицы, чтобы купить себе по вафельному стаканчику орехового пломбира. И тут выяснилось, что Костя Гаранин потерял деньги. Он обыскал все карманы, даже зачем-то снял ботинок и потряс его, — денег не было.
— Я вас выручу, ребята! — вдруг сказал сидевший рядом на скамейке молодой парень в спортивной куртке на молнии и в вязаной шапочке, какие носят лыжники. Лицо у него было широкое, чуть скуластое, в синих глазах — смешинка. — Дайте-ка им, уважаемая тетя, два стаканчика, я заплачу.
Он дал деньги бесстрастно-важной тетке — мороженщице с клюквенным румянцем на щеках, взял у нее два стаканчика и подал один Косте, а другой Эдику.
— Кушайте на здоровье, братцы-кролики!
Братцы-кролики помялись, хмыкнули и стали кушать
на здоровье. Потом пошли гулять уже втроем. Новый знакомый оказался отличным парнем. В прошлом году кончил десятилетку, поступил на завод, работает токарем. И, кроме того, занимается лыжным спортом, имеет разряд. Зовут Сережей, как Полосатикова. Очень симпатичный! И так интересно рассказывает и про завод, и про лыжные состязания!
Незаметно для себя друзья оказались у аттракциона «чертово колесо». И вдруг увидели… кого бы вы думали? Полосатикова! Он сидел в корзине вращающегося колеса и визжал от наслаждения. Он визжал буквально на весь парк. Когда колесо, совершив круг, остановилось, Полосатиков вылез из корзины и сейчас же побежал за билетом на «следующий сеанс». Конечно, ребята тут же рассказали своему новому другу про эту «ходячую загадку природы», которую они поклялись разгадать.
Когда Полосатиков, совершив еще один рейс на «чертовом колесе», спустился вниз на грешную землю, братцы-кролики и Сережа-большой подошли к «странному мальчику».
— Здорово, Полосатиков!
— Здорово!
— Ловко у тебя получается. Ты, наверное, летчиком хочешь быть, тренируешься на мертвую петлю, да?
Глаза у Сережи загорелись от этой похвалы, но тут к троице подошел стоявший поодаль молодой человек без шапки, с бледным, скучным, полным лицом, с копной длинных волос на голове; сзади, на шее, они сбивались в колечки, как шерсть у пуделя.
— Это мой старший брат! — с гордостью сказал Сережа Полосатиков.
Полосатиков-старший посмотрел на вежливо поклонившихся ему Костю и Эдика безразлично, словно перед ним были не мальчики, а забор, заклеенный старыми афишами, и молча выплюнул изо рта окурок сигареты прямо им под ноги.
— Очень интересное это колесо, правда? — сказал Костя Гаранин, обращаясь к Полосатикову-младшему.
Глаза у Полосатикова-младшего снова загорелись, но Плосатиков-старший, скривив рот, сказал:
— Чепуха!
И тогда Полосатиков-младший тоже скривил рот и с такой же презрительной миной процедил сквозь зубы:
— Чепуха!
— Идем, малявка! — приказал старший брат, и младший послушно пошел следом за старшим.
Когда они затерялись в толпе гуляющих, Сережа-большой положил свои руки на плечи оторопевших друзей и сказал:
— Ну что же, братцы-кролики, теперь, когда эта «ходячая загадка природы» разгадана, вам остается только одно — сделать из него человека. Можно из него сделать человека, как вы думаете?
Мальчики переглянулись, и Эдик Буценко ответил очень серьезно:
— Можно, но трудно. Двенадцать лет прожил на свете, но такого еще не видел. Придется поработать!
— Придется! — подтвердил Костя Гаранин.
ВСЕМУ ВИНОЙ ВИРУС
Матч не кончился потому, что зрители, недовольные судьей, перемахнули через ров, отделявший стадион от трибун, и на футбольном поле началась драка.
В центре поля мгновенно образовался топчущийся на месте клубок из ярких цветных рубашек и синих полицейских мундиров.
В воздухе замелькали кулаки и палки.
Мы не могли понять, кто кого и за что бьет, мы понимали только, что нам тут делать нечего! Тем более что зрители, оставшиеся на трибунах и болевшие за дерущихся на поле болельщиков, тоже готовы были перейти от слов к делу. Цепная реакция большой драки неминуемо должна была закончиться всеобщим взрывом. Надо было вовремя убраться восвояси.
Повторяя на каждом шагу единственное испанское слово «пердоне!» (извините!), которое мы знали, мы с трудом пробрались к выходу. Спустя пятнадцать минут мы уже спокойно пили свой кофе, сидя за столом под полосатым тентом маленького уличного кафе.
Вошел новый посетитель и сел рядом с нами за свободный столик. Это был мужчина средних лет с крупными чертами лица индейского склада. На нем были надеты разорванная на плече рубаха навыпуск — белая, с нарисованными на ней где попало маленькими красными попугайчиками — и узкие голубые брюки, тоже разорванные на коленях.
На его смуглой скуле под правым антрацитно-черным глазом красовался здоровенный темно-лиловый кровоподтек. Кроме того, мы заметили, что он хромает.
Мужчина в рубахе с попугайчиками заказал прохладительного и жадно, прямо из горлышка, выпил почти целиком всю бутылку. Потом он закурил сигарету, посмотрел на нас и, дружелюбно подмигнув нам здоровым глазом, сказал что-то по-испански. Жестами мы ответили, что не понимаем его. Тогда он перешел на беглый, но плохой английский, и вожжи разговора взял в свои надежные руки Вася Коломейцев, молодой ленинградский архитектор, — он понимал и объяснялся по-английски лучше всех из нашей маленькой группы советских туристов.
