Дмитрий Быков - Статьи из газеты «Труд»

№ 501, 10 января 2008 года

Курить нельзя помиловать

Россия в отношениях с Западом действует по удивительно удобной матрице: мы аккуратно копируем все тамошние запреты и аннулируем разрешения.

Когда у нас вводятся какие-нибудь особо драконовские меры — неважно, за что, — мы всегда киваем на Запад: смотрите, как здорово поставлено верховенство закона в США или Британии! Зато стоит нашему человеку попросить какого-нибудь послабления и сослаться при этом на заграницу — ему тут же расскажут про русское национальное своеобразие и про то, что американский рецепт у нас не работает.

Когда в стране начинают бороться с пиратством — никому и в голову не приходит, что не-пиратская аудио- и видеопродукция по реальным ценам тут попросту недоступна большинству. Нам почему-то вообще особенно удаются карательные меры, запреты, поражения в правах, штрафы и вызовы родителей. Обратите внимание: ни один из новых законов не работает как следует — кроме гигантских штрафов (и соответствующих взяток), которыми нас прижало ГАИ. Стало ли безопаснее на дорогах — не знаю, но страшнее стало точно. А власть наша почему-то уверена, что чем в стране страшнее, тем больше в ней порядка.

Сейчас отовсюду раздаются голоса: давайте запретим курение в общественных местах! Вон в Европе везде уже запретили, в кафе теперь не курят, а когда один владелец парижского кафе возбух и вывесил демонстративный плакат «Здесь курят», его тут же поймали-арестовали. Хорошо, давайте запретим, у нас Госдума давно уже выработала привычку хоть как-то доказывать свою полезность — запрещает то порнографию, то эротику, то курение. Объяснить законодателям, что запрещения вообще-то должны чередоваться с разрешениями, а обязанности — с правами, совершенно невозможно. Нашему человеку уже очень много всего нельзя. Ему только что запрещен Британский совет, поскольку это шпионское гнездо. Нам запрещена публичная политика. Даже критика в адрес партии власти уже приравнивается некоторыми ретивыми авторами к выступлению против нации. Смотреть что-нибудь, кроме юмористических вечеров и ментовских саг, нам запретили хоть и не законодательно, но по факту. С нового года нам запрещены петарды (это бы ладно). Запрещено ездить непристегнутыми (и это бы ничего). Запрещено пить пиво на улице. Отменены льготы. Отменена большая часть отсрочек от армии. Словом, Бродский, изобразив газету «Последние запрещенья», был не так уж далек от истины.

Все эти запрещения поврозь, может быть, имеют смысл. Но вместе создают довольно пугающую картину: покажите мне за последнее время хоть одно послабление. Хоть одно разрешение чего-нибудь запрещенного раньше. Хоть какую-нибудь вертикальную мобильность, хоть призрак гласности, хоть тень общественной дискуссии — в обмен на запрещение курить, взрывать петарды, и выгуливать собаку без совка и пакета. Мы все-таки не совсем Европа. У нас всегда был такой — может, и неравный, но по-своему обаятельный — обмен: вам можно вякать и выбирать себе правительство, зато нам можно пить в сквериках и курить в общественных местах. Я вот пишу эту колонку и думаю: а можно? Или вдруг уже почему-нибудь нельзя, и единственный разрешенный жанр должен называться «Восторг масс»?

Оставьте нам курение, господа. Пощадите последнее проявление человеческого, которое еще осталось в ваших подданных.

№ 506, 17 января 2008 года

Штраф за все

Раньше дети мечтали стать космонавтами или пожарными: космонавт — всенародный герой и потенциальный контактер с другими цивилизациями, а у пожарного каска и выдвижная лестница. Сегодняшний ребенок, я думаю, обязан мечтать о полосатой палочке.

Сегодня ГАИ может отобрать права практически за все, и пойди что-нибудь докажи. Размер взяток за среднее правонарушение превысил пять тысяч рублей. Одна моя подруга, хорошая телеведущая, спасаясь от подрезающего ее «Мерседеса», одним колесом заехала на встречку. Инспектор прямо спрашивает: как будем решать? Она в ответ, робко: сколько? Он ужасно возмутился. Она еще спрашивает, сколько! И отобрал права. Потому что известный человек может сразу выложить полштуки баксов, а лучше штуку, и не задавать унизительных вопросов. Новые таксы установились удивительно быстро. А поскольку полгода обходиться без прав современному человеку трудно, у него выбора нет. Он платит по определению, потому что доказать свою правоту в мировом суде — особенно если имеешь дело с ГАИ — весьма проблематично.

Не сказать чтобы я не любил эту организацию или ждал от нее одних подлянок. Есть масса историй о благородстве и самопожертвовании дорожных инспекторов.

Я другого не понимаю: какой смысл в ужесточении правил? Объяснения напрашиваются, их два: первое — нам всем дают сигнал, что власть уже по-серьезному закручивает гайки, и коснется это не отдельного телеканала или банка, а всех, у кого есть четыре колеса. Есть несколько способов борьбы с правонарушениями: можно изменить абсурдные правила, можно ужесточить наказания. Россия традиционно следует вторым путем. Не то чтобы нарушений становится меньше, но страха явно больше. А страх — главный способ управления нашим обществом: все должны чувствовать себя виноватыми, уже только усевшись за руль. Ведь виноватыми людьми в самом деле нетрудно управлять: они никогда у тебя не потребуют отчета. С ними можно сделать что угодно.

Но есть и второе объяснение, куда более приятное. Видимо, государство просто решило дать людям нормально заработать, и это повод для отличных прогнозов. Если ужесточатся все правила, у нас хорошо заживут не только гаишники, не только милиция или, допустим, провизоры, выдающие за взятку безрецептурный валокордин, но и врачи, и учителя, и военные! Представим себе ситуацию с ужесточением школьных правил: каждая двойка — вызов родителей, каждое замечание — сообщение им на работу, плохо написанная контрольная — оставление без обеда, как в царской гимназии… Школьники у нас теперь богатые, непременно начнут откупаться. Отмена отсрочек от армии уже здорово повысила благосостояние военкомов — чем простой учитель хуже, ему тоже жрать надо. А дворник, штрафующий жильца за собаку, которая покакала на его территории? А водитель троллейбуса, взимающий дополнительный штраф за появление на территории его машины в нетрезвом виде?

И тогда станет ясно: ужесточение ПДД и штрафов за их нарушение — только начало. Страна перешла на самообеспечение.

№ 511, 24 января 2008 года

Кубок большого орла

Много золота уйдет на орлов для фильма Никиты Михалкова «Утомленные солнцем-2». Уж там-то как-нибудь поучаствуют не 12, а несколько десятков ведущих артистов. Картина большая — собственно, и не одна, а две, в одну военные мытарства комбрига Котова не уместились.

Значит, умножаем все на два: два орла — за лучшую режиссуру, еще два — за лучший сценарий (Никита Сергеевич лично участвует в очередном произведении своих новых соавторов), два — за главную роль, плюс по пятьдесят орлят ведущим исполнителям, включая эпизоды. В фильмах Михалкова нет маленьких ролей, все выкладываются. Наградили же в этот раз Арцибашева с Адабашьяном, чье экранное время в «12» не превышает десяти минут на двоих.

А премьера «Утомленных» будет в сентябре — по крайней мере, так запланировано. Так что следующий «Орел», надо полагать, расписан уже сейчас. Впрочем, не менее предсказуемым кажется и «Белый слон», на котором все призы стяжает Алексей Герман с «Трудно быть богом». Если закончит монтаж к своему семидесятилетию. Они с Михалковым идут буквально ноздря в ноздрю: и гениальный производственник Михалков, прославившийся умением делать два шедевра в год, и легендарный перфекционист Герман вот уже второй раз подряд одновременно выпускают долгожданные шедевры.

Проблема, собственно, не в том, что Никита Михалков снял очень плохой фильм (его подробный разбор предприняла одна из лучших отечественных критикесс — Наталья Сиривля, и к этой виртуозной статье в январском «Новом мире» я отсылаю всех желающих). На мой взгляд, фильм «12» свидетельствует о том, что профессиональные навыки большого художника, утратившего вкус, меру и элементарное умение себя вести, сопротивляются дольше всего — но рано или поздно падает даже этот бастион.

Но о вкусах, в конце концов, не спорят, и Никита Сергеевич вправе сослаться на массовый успех своей картины — хотя в наше время такой успех скорее должен заставить режиссера несколько насторожиться. Ладно, не в успехе дело, есть аргумент посерьезнее — «Оскар». Но и «Оскара» на моей памяти давали фильмам откровенно конъюнктурным и слабым.

Все это, однако, вещи непринципиальные, и о вкусах, в конце концов, не спорят. Но вот когда руководитель союза кинематографистов принимает от коллег «Орла», да не одного, а шестнадцать, за картину, которая может оказаться хоть величайшим прорывом в истории кинопроцесса, — это, братцы, уже неприлично. Неприличие тут такое откровенное, явное и, казалось бы, невинное, что как-то даже и не тянет осуждать его всерьез. Ведь Никита Сергеевич так весел, так обаятелен. Так искренне уверен во всеобщей любви. А главное, его понятия о приличиях за последнее время так расширились, — что киносообщество и голоса поднять не смеет: кто вообще сказал, что это неправильно — так любить начальство? Ведь Владимир Владимирович Путин видел фильм «12», и он ему понравился. А за фильм, понравившийся Владимиру Владимировичу, можно отдать хоть всех орлов и все золото в обозримом пространстве.