Марк Твен - Янки при дворе короля Артура
— Запрещаю вамъ горевать, рыцарь, такъ какъ это еще не пораженіе. Какъ у меня, такъ и у васъ есть мозгъ, а у кого онъ есть, тотъ не можетъ быть пораженнымъ, а только одерживаетъ побѣды. Увидите, какъ мы повернемъ это кажущееся пораженіе въ громкую рекламу; въ рекламу для нашего мыла. Мы прибавимъ къ вашему бюллетеню: «Подъ покровительствомъ депутата» Какъ вамъ это нравится?
— Хорошо придумано!
Такимъ образомъ мнѣ удалось разогнать дурное расположеніе духа рыцаря. Это былъ хорошій парень и въ свое время онъ участвовалъ во многихъ битвахъ. Онъ болѣе всего прославился въ одной экскурсіи, которая нѣсколько напоминала мое настоящее странствованіе; рыцарь совершилъ эту экскурсію въ сообществѣ одной дѣвушки, по имени Маледизамъ, которая такъ же быстро работала языкомъ, какъ и Сэнди, хотя между ними и было большое различіе; первая только любила насмѣхаться и говоритъ оскорбленія, тогда какъ музыка Сэнди являлась болѣе мягкою и нѣжною. Я прекрасно зналъ его исторію и поэтому я съумѣлъ объяснить себѣ то сожалѣніе, которое выразилось на его лицѣ при прощаньи со мной. Онъ предполагалъ, что теперь и для меня настали тяжолыя времена, какія были когда-то для него.
Сэнди и я обсуждали его исторію, когда ѣхали по дорогѣ; она сказала мнѣ, что всѣ невзгоды Ла-Кота посыпались на него съ самаго начала его странствованія; шутъ короля побѣдилъ его въ первый день, а въ такомъ случаѣ, согласно обычаю, дѣвушка, сопровождавшая его, должна была перейти къ побѣдителю, но Маледизанъ не согласилась на это; она даже послѣ всѣхъ его пораженій не ушла отъ него.
— Но, — сказалъ я ей, — а вдругъ побѣдитель откажется принять свою добычу?
Она отвѣтила, что этого не можетъ быть, онъ обязанъ принять, потому что это постановлено правилами. Я принялъ это къ свѣденію. Если музыка Сэнда начнетъ мнѣ слишкомъ надоѣдать, то я постараюсь, чтобы какой-нибудь рыцарь побѣдилъ меня, и буду надѣяться, что она уйдетъ къ нему.
Въ надлежащее время мы были опрошены съ валовъ часовыми замка и, послѣ недолгихъ переговоровъ, насъ приняли. Я рѣшительно не могу сказать ничего пріятнаго относительно этого посѣщенія. Но это не было разочарованіемъ, потому что я зналъ миссисъ Фэй по ея репутаціи и не ожидалъ другого пріема. Она держала въ страхѣ все государство, такъ какъ увѣряла каждаго, что обладаетъ великимъ даромъ колдовства. Всѣ ея дѣйствія были очень дурны и всѣ инстинкты демонскіе. Она была вся пропитана хитростью и лукавствомъ. Вся ея жизнь была запятнана преступленіями, между которыми убійство считалось самымъ обыкновеннымъ. Мнѣ было любопытно ее видѣть, не менѣе любопытно, чѣмъ видѣть сатану. Но къ моему великому удивленію, эта женщина была красавица; черныя мысли не съумѣли придать ея взгляду отталкивающаго выраженія, а годы не сморщили ея атласистой ножи, не уменьшили ея свѣжести. Иногда ее принимали за внучуу стараго Уріенса, а другіе считали ее сестрой ея сына.
Лишь только мы прошли ворота замка, какъ насъ привели къ ней. Король Уріенсъ также тутъ присутствовалъ; это былъ старикъ съ добродушнымъ лицомъ, но съ властнымъ взглядомъ; былъ тутъ также и его сынъ сэръ Уэйнъ ле-Бланжилъ, который крайне интересовалъ меня, вслѣдствіе той традиціи, что онъ однажды бился съ тридцатью рыцарями, а также и по его странствію съ сэромъ Гауэйнъ и съ сэромъ Маргаусъ, о чемъ оповѣстила меня Сэнди. Но Морганъ представляла изъ себя главный интересъ, она была самая замѣчательная личность изъ всѣхъ присутствовавшихъ; ясно было видно, что Морганъ была главою дома. Она предложила намъ сѣсть и потомъ милостиво стала разспрашивать. Ея голосъ походилъ на щебетаніе птички, на звукъ флейты или на что-либо подобное. Я былъ почти увѣренъ, что эту женщину оклеветали, что на нее налгали. Ея рѣчь такъ и лилась, такъ и лилась; но вотъ появился молодой и красивый пажъ, одѣтый въ радужные цвѣта, онъ шелъ легко и плавно, какъ волна, и подалъ королевѣ что-то на золотомъ блюдѣ и хотѣлъ опуститься на колѣни, но потерялъ равновѣсіе и упалъ. Королева бросила въ него кинжаломъ такъ легко и свободно, какъ другой захватываетъ гарпуномъ крысу.
Бѣдное дитя пригнулось къ полу, путаясь въ своей шелковой одеждѣ съ сильными судорогами въ лицѣ отъ страданія, и умерло. Всѣ, за исключеніемъ стараго короля, не могли удержаться отъ восклицанія сожалѣнія. Но его суровый взглядъ остановилъ это восклицаніе на полу-звукѣ. Сэръ Уэйнъ по знаку матери вышелъ въ переднюю позвать слугъ унести тѣло, а королева опять защебетала весело и спокойно.
Я видѣлъ, что она была прекрасная хозяйка, потому что, разговаривая съ нами, въ тоже время наблюдала угломъ глаза за слугами, чтобы тѣ не производили шума, беря тѣло и вынося его; затѣмъ они пришли съ чистыми тряпками вытирать полъ, но ихъ отослали назадъ, чтобы они взяли что-нибудь другое; когда же они кончили вытирать полъ и хотѣли было уйти, то она указала на багровое пятно подлѣ слезы, чего они не досмотрѣли своими огорченными глазами. Теперь мнѣ было ясно, что Ла Котъ Майль Тойль не удалось видѣть хозяйки дома.
А между тѣмъ, Морганъ все продолжала щебетать такою же музыкою, какъ и всегда. А что за взглядъ былъ у ней? Когда она обращала его съ упрекомъ на слугъ, то этотъ взглядъ ужасалъ и пугалъ ихъ, какъ пугаетъ внезапная молнія, прорвавшая тучу. Я испыталъ это на самомъ себѣ. Тоже самое было и съ этимъ старымъ Уріенсомъ; онъ постоянно находился въ какомъ-то страхѣ; едва она обращалась къ нему, какъ онъ уже начиналъ волноваться.
Но вотъ въ самомъ разгарѣ разговора я сказалъ какой-то комплиментъ по адресу короля Артура, совершенно забывъ о томъ, что Морганъ ненавидѣла своего брата. Этого небольшого комплимента было совершенію достаточно. Она сдѣлалась мрачна какъ грозная туча, позвала свою стражу и сказала:
— Свести этихъ негодяевъ въ башню!
Меня бросило въ дрожь отъ этихъ словъ, такъ какъ у этой башни была своя репутація. Я не могъ ничего ни выговорить, ни сдѣлать. Но Сэнди была не такая. Лишь только стража хотѣла меня взять, какъ она встала съ самою спокойною увѣренностью и сказала:
— Сохрани Богъ! Что вы дѣлаете, маніаки? Васъ ждетъ погибель! Вѣдь это Патронъ!
Это была счастливая идея и вмѣстѣ съ тѣмъ самая простая; но она никогда не пришла бы мнѣ въ голову. Я отъ рожденія отличался скромностью; правда, не всегда, но при безчестіи, а это было одно изъ безчестій.
Это произвело на королеву магическое дѣйствіе: съ ея устъ исчезла улыбка и лицо приняло совершенно другое выраженіе, но она никогда по хотѣла признаться въ томъ, что боится кого-нибудь и потому сказала:
— Ба! ты съумѣлъ выбрать себѣ служанку! Если я обратилась съ такими словами къ тому, кто обладаетъ могуществомъ, равнымъ моему, и кто побѣдилъ Мерлэна, то, конечно, это было сдѣлано не иначе, какъ въ шутку. Благодаря моимъ чарамъ, я предвидѣла вашъ приходъ, поэтому-то я и узнала васъ, лишь только вы вошли. Я разыграла эту маленькую шутку въ надеждѣ, что вы развернете тутъ все ваше искусство, призвавъ на стражей таинственный огонь и превративъ ихъ на мѣстѣ въ пепелъ; такое чудо стоитъ много выше моей собственной ловкости и мнѣ было любопытно это видѣть.
Однако, стража оказалась менѣе любопытной и поспѣшила уйти, лишь только получила позволеніе удалиться.
ГЛАВА XVII.
Королевскій банкетъ.
Королева, замѣтивъ, что я совершенно спокоенъ и нисколько не сердитъ, полагала, что я вдался въ обманъ и повѣрилъ ея извиненію; ея страхъ совершенію разсѣялся; но она стала надоѣдать мнѣ, прося меня показать образецъ моего искусства и убить кого-нибудь; но когда ея просьбы стали слишкомъ настоятельными, то это привело меня въ крайнее смущеніе. Но на мое счастье нашъ разговоръ былъ прерванъ; королеву позвали къ молитвѣ. Здѣсь замѣчу кстати о дворянствѣ; не смотря на свою тиранію, кровожадность, безнравственность, всѣ эти такъ называемые благородные были религіозны. Ихъ ничто не могло отвлечь отъ исполненія обрядностей, налагаемыхъ на нихъ церковью. Часто мнѣ случалось видѣть какого-нибудь дворянчика, побѣдившаго своего врага и, прежде чѣмъ перерѣзать ему горло, онъ останавливается и совершаетъ молитву; не разъ также мнѣ приходилось видѣть, какъ какой-нибудь дворянинъ послѣ того, какъ онъ разставилъ сѣти своему врагу и убьетъ его, удаляется въ сторону отъ дороги и совершаетъ молитву, а послѣ нея идетъ грабить убитаго. Почти всѣ дворяне Британіи со всѣмъ семействомъ присутствовали на утренней и вечерней службахъ въ своихъ частныхъ домовыхъ капеллахъ; даже самые худшіе изъ нихъ собирались съ семьею на молитву пять или шесть разъ въ день. И все это было дѣломъ церкви. Часто, думая объ этомъ, я говорилъ самому себѣ: «Что сталось бы съ этою страною безъ церкви?»
Послѣ молитвы мы обѣдали въ большомъ банкетномъ залѣ, освѣщенномъ сотнями смоляныхъ факеловъ. Въ переднемъ углу залы было устроено возвышеніе подъ балдахиномъ, подъ которымъ былъ накрытъ столъ для короля, королевы и принца Уэймъ. Отъ возвышенія тянулся длинный общій столъ, верхній конецъ котораго назначался для благородныхъ посѣтителей и взрослыхъ членовъ ихъ семьи, а также и для придворныхъ, всего тутъ было шестьдесятъ одинъ человѣкъ, а на нижнемъ концѣ стола сидѣли младшіе офицеры дворца съ ихъ подчиненными; всего за столомъ сидѣло сто восемнадцать человѣкъ; за ихъ стульями стояли ливрейные слуги, кромѣ того, масса была другихъ слугъ, прислуживавшихъ за столомъ. Это представляло великолѣпное зрѣлище. На галлереѣ помѣщался оркестръ съ цимбалами, рожками, арфами и другими ужасными инструментами, который и открылъ банкетъ нестройнымъ ученическимъ сочиненіемъ или своеобразною агоніею рыданій; это сочиненіе нѣсколько столѣтій позднѣе было извѣстно подъ названіемъ «Въ сладкомъ ожиданіи». Это была новость, которая должна была быть обработана нѣсколько болѣе. По вслѣдствіе этой причины или какой-либо другой королева приказала повѣсить композитора послѣ обѣда.
