Владимир Елистратов - Рассказы
Слово за слово — Ляхов переселился в Польшу. И всех стал убеждать и сам себя убедил, что он настоящий потомок ляхов. Да еще чистокровный шляхтич. Польское гражданство ему купили, и он обосновался в Варшаве. Польские братки, дружбаны Ляхова, потихоньку, как и наши, стали переводиться. Кого-то отстреляли, кто-то сам остопытился от слишком бурной жизни. А меньшая часть цивилизовалась. Ляхов устроился в охрану и дорос до одного из ведущих агентов отдела охраны при варшавской мэрии.
Он был очень доволен работой. «Тут все культурно, — рассказывал Саша. — Людей уважают. Никаких мигалок. Все скромно. Не то что у вас, азиатов».
В последних числах мая 2011 года у меня выдалась командировка в Варшаву, связанная с пропагандой русского языка. Поляки сейчас довольно активно учат русский язык. Не потому что нас любят, а потому что граждане ЕС, чтоб получать дополнительную денежку, должны иметь сертификат о знании двух языков. Первым поляки берут в основном английский, а вторым часто — русский. Им его легче учить, чем какой-нибудь немецкий или французский.
Ну так вот. Нашей делегации выделили номера в отеле «Хайят». Отличный отель. Это недалеко от знаменитого парка Лазенки, где находится знаменитый памятник Шопену (нормальный второсортный модерн) и где фазаны у пруда кричат, как безнадежно тормозящие самосвалы. Все, кроме Шопена с фазанами, в парке отлично: пруды, каштаны, белки. Японцы, конечно, куда ж без них.
Я заранее сообщил Ляхову по элетронке о приезде. Он отозвался как-то сумбурно: мол, рад, увидимся, жду, но, наверное, будет, к сожалению, много работы, однако очень рад, счастлив встретиться, и, хотя работы будет много, все-таки счастлив, но… Ерунда какая-то. Это как-то не по-ляховски.
Самолет приземлился в Варшаве с серьезной задержкой. Из самолета долго не выпускали. Когда выпустили, час с лишним ждали багажа. Получив багаж, час ждали встречающих. Что такое? Встречающие нашу делегацию примчались в мыле. — Извините! — Да ничего. А что случилось? — А вы не знаете? — Нет. — Прилетел Барак Обама и все лидеры восточноевропейских государств. — О́ба-ма! — Кошмар! Всё перекрыто! Кругом охрана! Чтоб они все сдохли с этой их политикой! Пся крев! Кому они нужны, эти говорилки?! Дальше следовал водопад шипучей польской брани, которую я краснею приводить.
Долго-долго ехали в отель. Кругом объезды, полиция. Польский язык и так шипит по-змеиному, а тут — коллективный бранный шип на весь город.
Когда долго и мучительно пробирались через пробки и объезды в центре Варшавы, около отеля «Мариотт», метрах в двухстах от входа, нас прижали к барьеру. Полчаса ждали. Наконец, к «Мариотту» подвалил огромный кортеж. Флаги американские. В небе барражировало несколько вертолетов. У отеля выстроилось сотни полторы мордоворотов в черных костюмах. Все мордовороты стояли словно зарифмованные, с лицами, привыкшими ко всему, как унитазы, и с ладошками, сложенными на причинных местах. Камеры, фотоаппараты, журналисты.
Последовало какое-то неуловимое оживление, и из толпы выделилась группа человек в двадцать, быстро продвигающихся ко входу в отель. В середине группы возвышался ушастый мшистый затылок. Затылок обернулся вполоборота, резиново улыбнулся фиолетовыми губами и заученно помахал темно-серой рукой. В нашем автобусе раздался пронзительный крик доцента Виолетты Опёнок:
— Вон он, вон он!
— Кто?
— Да Обама, Барак этот… Ну и чучело!
— Это вон тот жердь с двумя ушами?
— Ну не с тремя же…
— А чего он такой отощалый-то? Как мопед.
— Да, щека щеку ест. Может, у него глисты?
— Баскетбольная дистрофия у мужика. Заработался.
— И чего такую мумию охранять?
— Не жилец…
— Не говорите… Подкормили бы его, что ли. Вон наши какие все крепыши.
— Да и на негра он не похож. Пыльный какой-то, как сервант…
— Это он потный, а не пыльный.
— Во… Ушел Барак Кащеич…
— Да-а-а-а… Афробухенвальд. И из-за этого такой сыр-бор. Надо же! Тоже мне, Европа.
— Всё как у нас.
— Не говорите! Скучно.
Через пять минут движение было открыто.
Подъезжаем к «Хайяту». Висят флаги семи восточноевропейских стран. Кипр, Хорватия, Украина, Литва, Эстония, еще чей-то.
Нас припарковали где-то у Лазенок, метрах в пятистах от отеля. Мимо туда-сюда похотливо шныряли кортежи поменьше американского. Греческий, словенский, чешский, албанский. На входе в отель — просветка и обыск. Меня долго и нежно лапал щекастый бугай в черном костюме и с перламутровой лысой башкой в форме груши. Пан Груша любовно, как сундук родной бабушки, осмотрел содержимое моего чемодана и сумки:
— Про́шу, пан.
В холле отеля толпилось десятка три упитанных мужчин все в тех же черных костюмах. У них было такое выражение лиц, как будто все они стоят в одной длинной очереди в сортир. Словом, в атмосфере витало ощущение чего-то большого.
В отеле было явно не до нашей делегации. Нас долго мурыжили на рецепции. Наконец, выдали ключи от номеров.
Мой номер был на восьмом этаже. В длинном коридоре на каждом повороте сидело по три сонных бугая в черном. Мой номер был открыт. Я зашел в него и не поверил своим глазам. В нем шарили два охранника. Один зачем-то ощупывал шторы. Другой ковырялся за телевизором. Тот, который специализировался на шторах, был Сашей Ляховым. Саша увидел меня и покраснел:
— Привет, Вовка? — не сказал, а спросил Саша.
— Привет, Сашок! Что это вы тут у меня в номере… домушничаете?..
Алый Сашок посмотрел на своего компаньона и проговорил ему что-то по-польски. Я не знаю польского, но понял, что он сказал: это мой русский друг. Телемастер-домушник улыбнулся:
— Добже, пан. Просим, — и вышел.
— Мы тут, Вовка, осматриваем номер на предмет, ну… безопасности, — полушепотом сообщил Сашок, отдергивая штору.
— Понятно. Жучки и все такое…
— Ну да. У тебя снизу украинский президент живет, а сверху литовская эта… забыл, как ее. Ну и вот.
— А я и не знал, как ее…
— Ну да. Ну и вот. Осмотрели, значит, на предмет…
— Ясное дело. Работа.
— Ну да. Ну и вот…
— Ты как вообще, Сашок?
— Да нормально. Работаем. Запарили, конечно, с той Обамкой. А тут эти еще, европейские крошки-хаврошки. Тоже мне, маленькие, а гонору! Мал клоп, да вонюч. Ну и вот. Слушай. Сегодня заканчиваю в шесть. Уже двое суток на ногах. Все ждем этих… Задолбался, как Пенелопа. Ну и вот. И до полудня завтрашнего дня свободен. Я к тебе сегодня в отель заеду в семь, лады?
— Лады!
— Ну и…
В семь Сашок пришел в штатском. Чуть навеселе. Мы пошли в бар у холла. Взяли местной зубровки. В баре клиентов кроме нас никого не было. Вообще, на весь отель, по-моему, тут, кроме клопов-хаврошек, нашей делегации из семи преподавателей и полсотни охраны, никого не было. В баре сидело шестеро в черном. Она пили воду.
— Сидят, — сказал Ляхов.
— Работают.
— Ну.
— Твои коллеги?
— Нет, это ихние, хаврошковские…
— Ясно. Ты сам-то своей работой доволен?
Сашок пожал плечами:
— В общем — да.
— Мог бы ведь и у нас то же самое делать.
— Мог бы.
— Не жалеешь, что уехал?
Ляхов усмехнулся:
— Что сделано, то сделано. Думай, как знаешь.
В холле послышался шум. Из лифта вышли двое мужчин. Вокруг — десяток охраны. Мужчины остановились в холле и стали оживленно разговаривать. Бугаи в баре сосредоточенно застыли над стаканами воды, как зимние рыболовы над лунками.
— Что, это какие-то важные персоны? — спросил я тихо.
— Они, — ответил Сашок. — Киприст со словаком, кажется.
— А-а-а-а…
— Хочешь фокус покажу? — прошептал Сашок, и в его глазах засияла озорь. Та, из детства.
— Покежник…
Он медленно сунул правую руку за левую пазуху. Шестеро бугаев мгновенно порозовели и быстро повторили его жест. Ляхов вынул руку. Мордовороты синхронно вынули руки. Ляхов еще раз сунул руку за пазуху. Розовая охрана вдохновенно скопировала Ляхова.
— Может, хватит? — шепнул я.
— Конечно, хватит. На третий раз могут и пальнуть. Ляхов достал из внутреннего кармана носовой платок и очень громко и продолжительно высморкался.
Президенты туманно посмотрели в нашу сторону, пожали друг другу руки и вместе с охраной вышли из отеля.
На следующий день Обама встретился с «лидерами восточноевропейских государств», и вся эта геополитическая тусовка рассосалась. В Варшаве стало все спокойно. Ляхов уехал в Гданьск по работе. Мы провели конференцию и без приключений улетели в Москву.
А теперь — без морали. Честно.
Хорошо, что я не эмигрант Пятимордин. И не президент Обама. И не варшавский охранник Ляхов. Вообще: какое же это счастье, быть просто человеком и просто жить на своей Родине, какой бы многострадальной она ни была.
Женщина тяжелого поведения
Так сложилось, что среди моих знакомых, приятельниц и подруг очень много сильных женщин.
Меня на них словно бы выносит. Мой студент, индус, объясняет это тем, что я сам в прошлой жизни был сильной женщиной. А теперь вот живу маломощным мужчиной.
