Равиль Бикбаев - Как мы победили смерть
— Спасибо мальчики! — перевел дух, Филиппок, — и чего они прицепились? Не понимаю, что я им сделал?
— А виноват ты в том, что хочется мне кушать, — продемонстрировал я свои скромные познания в русской литературе.
Мои менее образованные, хорошо поддатые, собутыльники, используя не литературные выражения, предложили поднять по тревоге всю команду, и устроить доморощенным нацистам, Сталинград.
— Мальчики, вы что! Не надо, не надо шума! Пожалуйста, не надо! Вы же выпили, с кем не бывает, идите отдохните.
Нет, вы слышали? Пожалуйста! Ну и ну! Да разве это выражение для старшины? Командирский авторитет, Филиппок, утратил раз и навсегда.
— Рейс, «Рига — Ташкент» задерживается по техническим причинам на двенадцать часов, — равнодушный голос диспетчера сулил нам свободу и радость.
Надо сказать, что за шесть месяцев учебки, в увольнение, меня по изложенным выше причинам не пускали, а тут свобода, возможность погулять после казармы. Тут и настоящий командир наш жеребячий табун не удержал бы, а уж Филиппок! Куда ему! Вся наша компания, сотня оголодавших по свободе и гражданкой жизни парней, моментально растворилась. Напрасно, Филиппок метался по зданию аэровокзала, пытаясь нас собрать, напрасно вспоминал всех богов и дисциплинарный устав майор, мы исчезли.
Чего там, гуляй душа! Все равно в Афган едем! Дальше фронта не пошлют, меньше пули не дадут. Мы загуляли! Как гуляли, помню смутно, после того, как попробовал, адской смеси, рижский бальзам пополам с русской водкой.
— Мальчик! Мальчик тебе плохо? — три Филиппка покачиваясь, стояли передо мной.
— Нет, браток, мне хорошо! — заплетающим языком отвечал я Филиппкам, — Вот только откуда вас трое взялось? И почему вы качаетесь? Пьяные что ли?
— Мальчики, возьмите своего товарища, и помогите ему сесть в самолет, — попросил Филиппок.
Более стойкие бойцы взяли меня под руки, и как на занятиях переноске раненых, вот сразу и пригодились знания полученные в учебке, поволокли меня на борт. При эвакуации тяжело раненого алкоголем товарища, они восхищались, моей способностью безнаказанно употреблять большие дозы смешанных напитков, и от восторга чувствительно пинали меня ногами.
Рейс Аэрофлота, «Рига — Ташкент», был обычный, пассажирский. За время полета, мы стойкие и неустрашимые десантники, заблевали весь салон самолета, и выслушали много лестных и приятных слов от стюардесс. Эти славные женщины, дали высокую оценку нашей способности переносить дальние перелеты, и восхищались уровнем нашей парашютно-десантной подготовки.
Город Чирчик, где была расположена база нашей бригады в Союзе, находился в тридцати — сорока километрах от Ташкента. Дни, проведенные там, были исполнены суровых дум, о нашем будущем. А так, как давно известно, что лучшее средство, для борьбы с тягостными размышлениями, алкоголь, то пили мы беспробудно. Треть наших будущих интернационалистов призванных из Узбекистана, исчезла сразу, за ними приехали родственники, и больше до отправки в Афган, мы их не видели. Они только попросили сообщить им телеграммой, день отправки, оставили адреса и деньги.
«Займи руки солдата или их займет черт» эта поговорка, святая истина для нашей армии. Нас пытались занять и привлечь к хозяйственным работам. Очень удачная была мысль, деньги к тому времени уже закончились, а материальных ценностей на базе оставалась достаточно. Мы тащили и продавали все, что плохо или хорошо лежало. Моральных препон по хищению государственного имущества, у нас не было, а с техническими затруднениями, замки, запоры, часовые, мы без труда справлялись. Запоры и замки выламывали топорами и ломом, а часовых, в лучших традициях десанта, снимали. Надо пояснить, что на базе в качестве охраны и технического обслуживания, оставалась сводная рота. Это были такие соколы, что их брезговали брать к себе в подразделения, даже не взыскательные строевые офицеры. Больные, ослабленные, хронические симулянты, не годные к строевой службе, не могли противостоять нашей банде. Да, именно банде, так как солдаты без должной отеческой опеки командного состава, быстро формируют кружок по интересам, а интерес у нас был один, хорошо провести время до отправки в часть. Утром мы производили разведку, выясняли где, что лежит, днем уходили на задание, которое успешно выполняли. Потом продавали, а чаше просто меняли на вино, захваченные у Советской армии трофеи. И пили. Надо сказать, что в отличие от Афганистана, где на мародерство нас вынуждал самый элементарный голод, в Чирчике нас кормили отлично. И все наши «подвиги» были даже не воровством, а чистейшей воды озорством, веселились мальчики от души.
Начальник базы, только руками разводил, и молился Всевышнему, что бы нас убрали.
Вечерняя поверка, почему поверка, а не проверка, это военная тайна Советской армии, и ее правопреемников, я ее, помня присягу, разглашать не буду. Итак, вечерняя поверка, в строю стоит, когда двадцать, а иногда тридцать полупьяных воинов. Наш старшина грозный Филиппок, читает поименный список личного состава.
— Имярек?
— Я!
— Такой то?
— Я!
Все сто указанных в списке воинов откликаются на свои имена. Филиппок, не доверяя списку, начинает перечитывать нас, по головам. Не сходится. Но, вероятно вспомнив свои школьные успехи в математике, Филиппок начинает, зачитывать список вновь. Все указанные в списке, опять подают свои голоса. И почуяв, что эту мистику ему не понять, идет Филиппок докладывать, вечно дежурному, вечно пьяному капитану, — Товарищ капитан! Личный состав, на месте. Происшествий нет.
Капитан пьяно качает головой, и соглашается, что все хорошо, ну просто отлично. Как я узнал позднее капитан, этот, тогда юный лейтенант входил с нашими войсками в 1968 г. в Чехословакию, за восемь месяцев, дослужился до капитана, получил орден, и спился. Думаю, что причина, не только склонность этого человека к алкоголю, а то, что он натворил в Чехословакии, но это только мои предположения, в свою душу, он меня не пускал.
— Мальчики, — обратился к нам Филиппок, — вы мне не поможете крышу в доме перекрыть. Скоро зима, а она протекает. А я вас, — Филиппок замялся, — чаем напою, пирогами угощу.
Чаем! Нас? Вот осчастливил!! Чаем!!! Это ж на надо такое придумать.
Но был он такой маленький, безобидный, жалкий полковой музыкант — трубадур, что, отложив очередной набег на склад военного имущества, мы согласились помочь.
И еще раз хочу похвалить нашу армию, в ней чему только не научишься, если конечно хочешь жить и служить, нормально. В числе, прочих военных наук, научили нас и строительным работам. На складе мы по собственной инициативе, украли оцинкованную жесть, затем быстро перекрыли крышу, и пошли пить чай.
Жене Филиппка, весьма приятной и достойной женщине, помогала накрывать на стол юная особа, ну просто прелесть.
Глянул я на нее, и в ту же секунду умер, и снова родился, и покраснел и засмущался, в общем, типичная картина. И песни я потом ей пел, жалостливые про любовь десантника, и признавался, что чувства мои надежны как парашют, и огненно — прекрасны как выстрел из гранатомета. И стихи ей читал, а был я мальчик начитанный и любовную лирику знал хорошо, и букеты носил. Сладко млело девичье сердце, но ничего не вышло у меня. Девочка была характером, намного тверже, чем ее папа — музыкант, и прямо мне сказала, что хоть и верит она мне безоглядно, но на чувства мои ответит только после моей демобилизации.
— Возвращайся, тогда и поговорим! А пока извини, я девушка честная, — заявила мне прелесть на последнем свидании. Ну что ты будешь делать!
После дембеля, я к ней не поехал.
Все хорошее кончается, закончился и наш отдых, через десять дней после прибытия в Чирчик, приказ, отбыть в место дислокации части. Афганистан, Кундуз. Повинуясь магии приказа, все сто человек материализовались из небытия, и отправились служить, выполнять неизвестно какой долг, и защищать южные рубежи нашей Родины, неизвестно от кого.
К декабрю 1980 г. бытовая жизнь в бригаде более-менее наладилась, и комбриг решил разнообразить унылые построения и разводы музыкой. Чтобы услаждать наши уши бодрыми маршами, из Чирчика была вызвана музыкальная команда.
В день их приезда наш взвод был в карауле, и тремя постами охранял штаб бригады. Я был разводящим. Грустил я в палатке о доме и маминых пирогах, как в караульное помещение, вбежал мой соратник по подвигам в Чирчике, и сослуживец по взводу.
— Знаешь, кто с музыкантами приехал? — спросил он, меня, скалясь во весь рот.
— Кто?
— Филиппок!
— Вот это да! Пошли посмотрим!
Несчастный, жалкий, потерянный Филиппок неприкаянно бродил по штабу бригады.
— Стой! Кто идет? — сурово окликнул его, я.
— Здравствуй мальчик, — обрадовался знакомому лицу Филиппок, и, видя суровое лицо разводящего, ведущего на посты караульную смену, растеряно спросил, — Ты, что не узнал меня?
