Марта Кетро - Плохие кошки
Мать неожиданно рассердилась.
— Еще чего не хватало — на нищих смотреть!
— Я и одна могу сходить!..
— И не смей таскаться одна! Тебя украдут ярмарочники и сделают из тебя уродца!
Грета угрюмо отвернулась и протяжно шмыгнула.
— Да и не Варфоломей это, — смягчилась Амалия, — он же ушел на небо, помнишь? Кошки очень привязаны к дому, он бы ни за что не покинул место, где вырос. Давай дождемся отца — может, в пивной что-то знают?
Девочка нерешительно переступила с ноги на ногу.
— Кстати, Синеглазка, на месяц-другой ты останешься с отцом Я завтра уезжаю, прямо с утра.
— На… на небо? — Грета опустила глаза в пол.
— Не говори ерунды! К дяде Гюнтеру и тете Адели. Они соскучились, да и мне нужно переждать октябрьский ветер, а то опять буду кашлять дымом.
Поздно вечером, когда девочка уже заснула, Амалия обнаружила еще одну пропажу — не столь масштабную, но куда более неприятную. Из девяти гульденов, припрятанных на черный день, она недосчиталась одного. А потом и Карл прихромал из пивной (значительно позже обычного) с худыми вестями — мраморная шахта выработана, и никто не знает, откроют ли новую. А уж будет ли надобность в рабочих, или хозяева своих навезут — так и вообще один дьявол знает.
Обломав о мужнину спину черенок от метлы, Амалия так и не выбила из Карла признания, что он напился на отложенные деньги. Ну хоть душу отвела.
На следующий день Амалия уехала вся в тягостных раздумьях о безвозвратно пропитом — она была уверена в этом — гульдене. Мрачный Карл сидел дома, курил и смотрел за окно на прелую кучу листьев и давно заброшенные морковные грядки. Изредка он бросал подозрительный взгляд на Грету и, словно сплевывая, уныло и неинтересно чертыхался.
Грета, тоже в печали, возила по полу Елисавету, негромко вздыхая. Та сально ухмылялась — словно что-то знала.
Раздался тягучий долгий скрип — кто-то потянул за дверь. Грета с отцом затаили дыхание и уставились на нее.
Как-то странно — боком — в приоткрытую щель протиснулся Варфоломей. Тускло-голубыми глазами обежал комнату и уселся на пороге, поджав измочаленный хвост и странно дергая ушами.
— Варфоломей! — крикнула Грета и подбежала к коту. От него несло речной тиной, но девочка лишь дернула носом и вцепилась в пыльную рыжую шерсть.
— Явился, шалапут, — брезгливо скривился отец и снова уставился в окно, выколачивая трубку. — Как раз вовремя — мыши совсем обнаглели, того и гляди, кусок хлеба изо рта выхватывать начнут.
— Отец! — с укором воскликнула Грета, не выпуская из кулачков спутанной кудели. — Варфоломей же не ест мышей!
— Ну так самое время начать, потому что других деликатесьев не получит! — озлобился отец. — Самим жрать нечего, еще этого тунеядца корми…
Словно услышав, что речь о ней, из-за плиты выступила толстая мышь и нахально уставилась на кота. Варфоломей выпучил глаза и, тихо заурчав, попятился за Грету.
— Куда! — завопил отец, схватил кочергу и метнул ее, словно копье. Удача была на его стороне — маленькое жирное тельце перекувыркнулось и влепилось в стену. Подергав короткими лапками, мышь замерла еще до того, как утих звон отлетевшей железки.
Отец выхватил у дочери кота и принялся тыкать его мордой в трупик, свирепея с каждой секундой.
— Скотина, — орал он, — бездельник! Я за тебя мышей ловить должен? За что тебя кормить, лоботряс, тебя прибить проще, чем дома держать! Мышей лови, сволочь, мышей! Понял, что сказано? Мышей!
Грета беззвучно плакала, забившись в угол и закрыв лицо руками. Отец оглянулся на нее, выдохнул, как проколотый пузырь, и тут же выпустил кота из рук.
— Вишь как, — заговорил он, оглаживая усы, — прикормили на свою голову, вот лентяй и вырос… О тебе говорю! — прикрикнул Карл на кота, но уже без прежнего запала.
Варфоломей прижался к полу, трусливо следя за Карлом, потом медленно подтянул мышь лапой и нерешительно куснул за переломленный пополам хребет.
— Твою налево… — спустив ноги с лавки, Карл угодил правой пяткой во что-то мягкое. — Грета! Гретка! Прибери тут.
Девочка вздрогнула и еще крепче прижала к себе Елисавету. Потом проснулась, откинула тонкое одеяльце из мешковины и поднялась с плетенки. Покосилась на башмачки, но решила не обуваться. Зевнув, взяла совок и метлу с коротким — как раз ей по росту — черенком. Привычными движениями вымела два мышиных трупика из-под лавки и понесла во двор.
— Вот же змея, рыжее отродье, — ругался Карл, осторожно ставя ногу на пол. — Назло, что ли, сюда тащит?..
Хотя грех жаловаться, рыжее отродье избавило-таки дом от грызунов. Еду можно было без опаски оставлять даже на столе, ничем не накрывая. А что задавленных мышей под лавку приносит — ну… может, думает, что хозяева на них польстятся? Добытчик, язви его. Пусть сам мышей жрет. Не кормить же его со стола, самим есть нечего. Карл тяжело плюхнулся на облюбованный стул у окна и принялся набивать трубку. Табаку оставалось не так уж много, пальцы все чаще нащупывали дно кисета, но какого черта? Все равно когда-нибудь кончится, так лучше уж покурить в свое удовольствие.
Сонная Грета аккуратно стряхнула мертвых мышей за поленницу. Почему за поленницу? А чтоб на виду не лежали. Когда она в самый первый раз высыпала Варфоломееву добычу у забора, отец накричал на нее — дескать, вид портит. Ну а за дровами не портит, вот и все. А когда они кончатся и отец увидит, что за ними лежит, будет зима и мама дома. Он не посмеет кричать.
На дровах сидел Варфоломей и зыркал по сторонам голодными глазами. Он отощал еще сильнее — его так и не кормили, отец по-прежнему надеялся, что кот научится есть мышей. Вот сам бы их и ел. Противно? А Варфоломею не противно? Грета попыталась представить, что ест мышь, и ее скрутило от отвращения. Хорошо хоть теперь он их под лавку прячет… после первой ночной охоты кот положил их у плиты, там, где спала Грета. Наверное, надеялся, что она его покормит.
Впрочем, Грете не хотелось спорить с отцом, да еще и ради кота. Сегодня ночью он опять пришел к ней, снова тыкался противным, пахнущим мышами носом ей в лицо, а когда она отогнала его — вытащил Елисавету и попытался улечься вместо нее. Тогда Грета совсем проснулась и выдала коту полновесную оплеуху. Почти как мама.
— Варфоломей, что ты здесь сидишь? — девочка поджала пальцы на босых ногах. — Пошли в дом, вдруг отец разрешит тебя покормить?
Кот недовольно заурчал.
— Ну как хочешь, — Грете не хотелось его уговаривать, у нее были занятия поважнее. — Сиди здесь тогда.
Еще бы ему не хотеть! Но пес с вами, Варфоломей обойдется и без ваших подачек. Если бы не мыши — небось Грета и не предложила бы. Нет чтобы просто так накормить… не за мышей, не за работу, а просто так. Потому что любят. Неужели он так много хочет?
Дождешься от них… В воздухе потянуло сладким молочным ароматом. Варфоломей насторожился, огляделся, спрыгнул с поленницы и побежал на улицу. Может, удастся что-нибудь стянуть?» Как третьего дня, когда соседи оставили без присмотра кусок сыру. Сыр… Да уж, это не прогорклый запах, мерзкая шерсть и пронзительный писк.
Как же он ненавидел мышей!
— Здорово, Карл.
— И тебе, Густав, не хворать.
— Никак деньги появились?
— Не, — Карл мотнул головой. — Последний гульден вчера разменял, жрать совсем нечего. Вот решил — дай-ка схожу, пива напоследок выпью… а потом уж куда хошь — хошь в нищие, хошь в золотари… хошь в петлю…
— Все в руках Божьих. — Густав возвел глаза к потолку. — Тебе как обычно?
— Да, и еще колбасок.
— Э… Пива я тебе налью, а вот с колбасками беда — всё мыши поели. Мой-то котофей убежал вместе со всеми, тут они и обнаглели, мерзота. Уж и ледник приходится запирать, и провизию на веревках подвешивать… даже бочки в спальню перетащил, чтоб на глазах были!.. А вчера вот колбаски не убрал — и все, пиши пропало. Среди ночи стукнуло — забыл! — спускаюсь бегом, аж в ночной рубашке запутался… и что ты думаешь? — трактирщик всплеснул руками. — Спороли всё подчистую!
— Беда, — посочувствовал ему Карл и отер густую пену. — Мне-то хорошо, мой кот тогда пришкерился где-то, вот и не убежал с городскими. А потом вернулся. Правда, гад рыжий, на мышей поначалу глядеть не мог — брезговал. Однако ж я его приучил — так он всех в доме переловил, ни одна тварь носа не кажет.
Густав некоторое время озабоченно хмурил брови, вытирая кружки серым от старости полотенцем, потом заговорщицки наклонился.
— Слушай, Карл… Я тут подумал А сдай мне своего кота на пару-тройку дней? А я, к примеру, тебя за это целую неделю кормить буду.
Теперь Карл, словно передразнивая трактирщика, задвигал бровями.
— Ну не знаю… Три недели.
— М-м-м… Без ножа режешь, Карл! Десять дней.
— И мою дочку тогда тоже корми.
— Э… По рукам!
