Енё Рэйтё - Бабье лето медвежатника
– Боргес остерегал связываться с Беном! – не унималась бабенка. – Неужто не ясно: Бен – мастер заваривать кашу, а мы потом расхлебывай!
– Кстати Боргеса припомнила! – обрушился Пенкрофт на вредную тетку. – Уж чья бы корова мычала, а его – молчала! – разошелся он, подумав, что нелишне будет швырнуть комок-другой грязи в этого зловредного Боргеса. – Стоит мне выложить все, что я знаю, и Боргес без порток припустится из Филиппона как наскипидаренный!
– Верно сказано, Боргес – тип подозрительный!
– Мне давно его рожа не нравится! Айда к Боргесу, и пусть попробует отвертеться!
– Погодите, люди, сначала надо…
Слова его потонули в шуме, возбужденная толпа устремилась куда-то. Пенкрофт отошел в сторонку перевести дух. Голова идет кругом от этой неразберихи в городе. Кто этот таинственный Прентин, заточивший его в Филиппоне и угрожающий ему смертью? Неважно! Сейчас главное – смыться отсюда поживее, иначе того гляди будешь болтаться на суку. В любой момент может выясниться, что он наугад молол всякую чушь.
Нахлобучив шляпу чуть ли не на глаза, Пенкрофт двинулся с твердым намерением выбраться из этого окаянного города. Он был вконец измучен, его терзал голод. Сейчас бы прилечь, отдохнуть…
У аптеки на углу толпилась кучка людей, и аккурат в ту сторону направлялся господин Кёдлингер. Под мышкой он крепко сжимал сломанный зонт, поскольку стоило только по рассеянности поставить его рядом, как зонт сразу же раскрывался. Пожалуй, если простроиться к чудаку, может, и удастся проскользнуть незамеченным.
– Как поживаете, господин Кёдлингер?
– Спасибо, и вам желаю того же. Вам в какую сторону, господин доктор?
– Вон в том доме на углу меня ждет пациент. Он простудился, и я опасаюсь, как бы у него не открылось желудочное кровотечение! – не моргнув глазом, выпалил Пенкрофт.
Кёдлингер гоголем вышагивал рядом с ним, лишь время от времени останавливался и тряс ногой, когда наступал босой подошвой на непогашенный окурок.
– Не понимаю я здешних людей, – качая головой, изрек Кёдлингер. Он застыл на миг, поджав обожженную ногу, что придало ему сходство с аистом.
– Вы тоже? – удивился Пенкрофт. – Хотя, казалось бы, кому, как не вам понять их закидоны.
Сзади послышался странный шум, и, обернувшись, Пенкрофт увидел, что отовсюду с возбужденными возгласами стекаются люди. Не иначе как разыскивают его, поскольку Бернс заявил, что история с Пробатбиколом ему самому не ясна. Впрочем, здесь куда ни ткни, одно ясно: что дело темное… Возможно, жаждущие справедливости граждане Филиппона сунулись к нему домой, наткнулись на околпаченных часовых, а тут заодно выяснилось, что Боргес чист, как младенец, а Хильдегард вообще ни о чем ни сном ни духом не ведает. Словом, обитатели дурдома в полном составе рыщут в поисках его, Пенкрофта.
– Господин Кёдлингер, нельзя ли поживее?
– Спасибо, я уже поужинал… – как всегда невпопад ответил редактор, однако прибавил ходу. Он судорожно сжимал под мышкой зонт, пенсне подрагивало у него на кончике носа, когда он, высоко вскидывая ноги, спешил за своим спутником.
Пенкрофт оглянулся и невольно ускорил шаги. Словно пожар занялся – во всех окнах вспыхивал свет, отовсюду сбегались взволнованные люди, толпа прибывала… Он дружески хлопнул Кёдлингера по плечу.
– Не пробежаться ли нам трусцой, господин редактор?
– Не беспокойтесь, завтра отдам, – ответил Кёдлингер и припустился бегом.
Что за дурь, с какой стати ему вздумалось тащить Кёдлингера за собою? Зачем ему нужен этот чокнутый редактор? Впрочем, не все ли равно? Человек он приятный, безобидный. Опять же, если в ходе преследования утратившие сноровку городские стрелки промахнутся и ненароком попадут в дурачка, – невелика потеря. Подвергать риску какого-нибудь уважаемого человека было бы бессовестно.
Беглецы уже почти добрались до окраины города, когда впереди послышались шум, гам, топот бегущих ног: судя по всему, взволновавшая горожан сенсация каким-то образом долетела и сюда.
– Господин Кёдлингер! Постоим в подворотне, вдруг дождь пойдет…
Кёдлингер щелкнул зажигалкой, предлагая ему закурить, и свернул в подворотню.
Шумная толпа приблизилась к тому месту, где они укрылись. Какая-то женщина высунулась сверху из окна:
– Пречистая Мадонна! Что там опять стряслось?
– Вальтера ищем! Он отправил нас к Хильдегард с поручением…
– Ну и что?
– А Хильдегард возьми да и застрелись!
– Святое небо! – возопила женщина. – Где же Бернс?
– Подпалил дом и сбежал!
Меж тем людской поток рос и ширился, по всему городу эхом разносилось его имя, люди с факелами и автомобильными фарами рыскали по всем улицам-переулкам, разыскивая его, а он с гудящей головой стоял, прижавшись к стене, и чувствовал: это конец!
Брякнул сдуру какую-то чушь, а оказалось, что в ней заложен смысл. Не иначе как Эрвин его посредством осуществил акт возмездия!
Неужели и другие имена-события несут какой-то определенный смысл? Похоже, он вляпался в нечто грязное, гнилое, смертельно опасное. Чего ни коснись, либо убьешь кого-то, либо тебя пристукнут.
И вот наконец прозвучали револьверные выстрелы. Крики, вопли раненых, грохот… Вон что: там, оказывается, возводят баррикаду! Набежали стрелки с ружьями. Опустились на колено – пли!.. Только и слышно, как свистят пули. Один из сражающихся вскрикивает, хватается за грудь рукой, роняет оружие и падает… Стрельба идет и из окон, на крыше дома наискосок мокрыми одеялами пытаются сбить языки пламени, одного из тушителей пожара настигает пуля, и он камнем летит вниз.
Адская стихия разбушевалась.
Какой-то молоденький парнишка бросается на колени у подворотни, где укрылись Пенкрофт с Кёдлингером; паренек спасается от пуль, которые знай впиваются в штукатурку. Откуда ни возьмись прибегает разгоряченная перестрелкой женщина с двумя револьверами; лицо ее покрыто пороховой гарью.
– Ну что, удалось отыскать этого пса?! – интересуется наблюдательница сверху.
– А как же! Отыскали с божьей помощью! – отвечает та, у которой в каждой руке по револьверу. – Всадили в него десяток пуль и. повесили на самом высоком столбе. Вальтер оказался прав! Боргес тоже был с Прентином заодно. Под полом обнаружили тайник, а там деньжищ видимо-невидимо и письма от Прентина… – продолжить женщине не удалось: пуля задела ей щеку.
От ужаса у Пенкрофта перехватило дыхание. Дернула его нелегкая заявиться сюда и наболтать черт-те чего. А теперь люди мрут как мухи… Или это глас судьбы, а он – всего лишь безумный глашатай, возвестивший то, что этим людям хотелось знать? Погруженный в звуковой хаос город был почти не виден за жаркой дымовой завесой.
Отовсюду доносятся голоса, выкрикивающие его имя, стрекочут очереди – в ход пошли уже автоматы, горят дома, и стоящий рядом с ним Кёдлингер задумчиво произносит:
– Ну и столпотворение…
2
Иной раз поражаешься, до чего же несправедливы так называемые поверья. Принято считать, к примеру, будто бы в Техасе только и делают, что дерутся, стреляют, устраивают поножовщины и пускают красного петуха, а между тем мы уже успели убедиться, что для беспорядков требуется поистине серьезная причина. Но даже в этом случае полиция не забывает о своих обязанностях. Стражи порядка заботятся о поддержании оного, отговаривают желающих попасть в город от этого намерения, потому как между горожанами возникли расхождения во взглядах.
Притом сами полицейские тоже находятся за чертой города, чтобы обеспечить водовозам свободный доступ и помогать в переноске раненых на школьный двор. Какой смысл рваться в очаг беспорядка, чтобы навести порядок, а значит, тоже пускать в ход оружие. Там и без того пальбы хватает.
Нет, полиция не должна подавать дурной пример, приумножая суматоху! Капитан Стоуренс старался довести эту мысль до своих подчиненных, которые возбужденно переминались с ноги на ногу и поглядывали в ту сторону, где шла перестрелка.
Был поздний вечер, а бои на улицах города не затихали.
…В одном месте Пенкрофт угодил между двух огней: навстречу ему неслась разгневанная толпа, другая настигала сзади. Поди пойми, кто здесь кого преследует; по всей вероятности, друг друга. Это ему на руку, лишь бы не за ним гонялись. Пенкрофт ворвался в калитку какого-то дома и по пожарной лестнице взобрался на крышу. И начался аттракцион почище циркового: бегом по кровле, головокружительные прыжки, перескакивание с крыши на крышу. Знать бы только, куда бежать из этого ада!
Взрыв страстей наверняка готовился давно и исподволь, сдерживаемый Прентином. Но ведь горячая южная кровь не склонна к долготерпению. Так хищник мигом превращается в необузданного зверя, стоит ему учуять царапину на руке дрессировщика. Запах крови пробуждает инстинкты… Кровь! – подсказывает хищнику голос природы. Лучше этого нет ничего на свете! Этот первобытный зов побуждает забыть все навыки дрессуры и нападать, бросаться на жертву, рвать и терзать…
