Уильям Джейкобс - Бенефис и другие юмористические рассказы
— За твое здоровье, Джордж, — сказал шкипер, подвигая к нему полный стакан и поднеся другой ко рту.
— Ваше уважаемое, сэр, — отвечал Джорж, медленно и с наслаждением прополаскивая себе рот ромом, прежде чем проглотить его. Затем он тяжело вздохнул и, поставив пустой стакан на стол, опустил свою большую, косматую голову на грудь.
— Спасение жизни ближних, кажется, не слишком-то тебе по нутру, Джордж, — сказал шкипер. — Я люблю скромность, но ты, по моему, уж пересаливаешь.
— Это не скромность, сэр, — возразил Джордж. — Это проклятая эта фотография! Как подумаю о ней, так всего и обдаст жаром.
— На твоем месте я не стал бы так принимать это к сердцу, Джордж, — сказал шкипер с участием. — Мало ли кто не хорош собой; не в наружности дело.
— Да и я не говорю о наружности, — сказал Джордж очень недовольным тоном. — Моя наружность для меня хороша; каков есть, таков и есть. Но все-таки, именно благодаря наружности, так сказать, я теперь попался, как нельзя хуже!
— Еще стаканчик рому, Джордж? — сказал шкипер, любопытство которого было сильно возбуждено. — Я не желаю узнавать твоей тайны, ни мало не желаю. Но при моем положении, я как капитан, если с кем-нибудь из моего экипажа случается беда, считаю своим долгом протянуть ему руку помощи, если могу.
— На свете лучше бы жилось, если бы было на нем побольше таких людей, как вы, — проговорил Джордж, приходя в умиление по мере того, как вдыхал в себя аромат соблазнительного напитка. — Но если эта газета, с этими картинами, попадет в руки одной личности, я пропал!
— Ни коим образом, если только я могу помешать этому, Джордж, — твердо произнес шкипер. — Что ты хочешь сказать этим словом "пропал?"
Матрос опять опустил свой стакан на стол и, нагнувшись вперед, изобразил губами какое-то слово; потом медленно откинулся назад, следя за произведенным им эффектом.
— Что такое? — спросил шкипер.
Тот опять проделал ту же историю, но шкипер мог только разобрать, что он выговаривает какое-то длинное слово; значение же его опять осталось для него непонятным.
— Можешь говорить немного погромче, — проворчал он.
— Двоеженство! — торжественно выговорил Джордж, переводя дыхание.
— Как, ты? — воскликнул шкипер. Тот кивнул головой.
— И если только моей первой попадется эта газета, и она увидит мою рожу и прочтет мое имя, я готов! Вот и будет мне награда за спасение жизни. Семь лет!
— Удивляюсь тебе, Джордж, — сказал шкипер строго. — И еще жена-то у тебя такая славная!
— Я и не говорю ничего против № 2-го, — проворчал Джордж, — а вот № 1-й никуда не годился! Я ее бросил восемь лет тому назад. Она была дрянь последняя. Я сначала проехался в Австралию только для того, чтобы забыть ее, и больше уж не видал ее. Что же мне будет, если она увидит все это, про меня, в газете?
— А что она, мстительная, так сказать, женщина? — осведомился шкипер, — то-есть злая, сердитая?
— Злая! — подтвердил супруг двух жен. — Если б эта женщина могла запрятать меня в тюрьму, она на голове бы заходила от радости!
— Ну, если дойдет дело до худшего, я сделаю для тебя все, что могу, — сказал шкипер. — Тебе лучше никому не говорить об этом ни слова.
— Уж я-то понятно не скажу, — с жаром проговорил Джорж, вставая. — И конечно, вы…
— Можешь на меня положиться, — сказал шкипер с самым важным видом.
Несколько раз в течение этого вечера он раздумывал о тайне, доверенной ему матросом, и, не зная в точности как относится закон к двоеженству, обратился к содействию командира "Прилежного", сидя с ним, в его каюте, за мирной партией в пикет. Благодаря многократным явкам в суде по разным делам о столкновениях судов и об испорченных грузах, господин этот приобрел солидное знание законов, установившее за ним репутацию признанного авторитета по всей реке, от Лондонского Моста до Нора.
Вопрос, которым интересовался хозяин шхуны "Джон-Генрих", был из деликатных, и с похвальным желанием сохранить тайну героя, он завел речь очень издалека. Он начал с грабежа, потом перешел на покушение на убийство, и наконец-то коснулся двоеженства, по поводу нашумевшего незадолго перед тем процесса.
— Какого рода двоеженство? — осведомился командир брига.
— Ну, обыкновенно, две жены, — отвечал капитан Томсет.
— Да, да, — возразил тот, — но я имел в виду, нет ли в вашем деле каких-нибудь смягчающих вину обстоятельств, так, чтобы можно было просить у суда снисхождения?
— В моем деле! — проговорил Томсет, выпучив глаза. — Да это вовсе не мое дело.
— Ну, конечно нет, — сказал капитан Стубс.
— Что вы хотите сказать этим "конечно нет"? — с негодованием спросил хозяин шхуны.
— Ваша сдача, — сказал Стубс, подвигая к нему карты.
— Вы не ответили на мой вопрос, — настаивал капитан Томсет, глядя на него враждебно.
— Бывают вопросы, — медленно проговорил капитан Стубс, — которые лучше оставлять без ответа. Если когда-нибудь вы познакомитесь с судами, приятель, так близко, как познакомился с ними я, то узнаете, что первый принцип английского законодательства тот, что никто не обязан сам себя выдавать.
— Так вы намерены сказать, что думаете, будто я о себе говорю? — закричал капитан Томсет.
— Ничего я не намерен сказать, — сказал капитан Стубс, кладя обе свои большие, жилистые руки на стол, — но когда человек приходит ко мне в каюту и начинает обхаживать вокруг да около, а потом спрашивает у меня мое мнение о двоеженстве, не могу я не подумать кое-чего. Мы живем в свободной стране и думать никакой закон не запрещает. Ну, полно, капитан, сознайтесь во всем откровенно, и я сделаю для вас все, что могу.
— Вы — форменный идиот! — яростно проговорил капитан Томсет.
Капитап Стубс кротко покачал головой и улыбнулся с видом бесконечного терпения.
— Может быть, — сказал он скромно, — может быть! но все же есть одна вещь, на которую я способен, а именно, я могу читать в душе у каждого человека.
— И у меня, вероятно, тоже прочли в душе? — иронически осведомился капитан Томсет.
— И очень легко, приятель, — отвечал тот, все еще сохраняя, хотя и с видимым усилием, свое судейское спокойствие и достоинство. — Видал я таких и прежде. Помню в особенности одного; он теперь отсиживает свои четырнадцать лет, бедняга! Но вы не бойтесь, капитан: ваша тайна у мена совершенно сохранна.
Капитан Томсет вскочил и забегал взад вперед по каюте, но капитан Стубс оставался совершенно хладнокровен. По его словам, он видал таких и прежде. Они представляли собой интересный материал для любителя изучать человеческую природу, и он смотрел на своего посетителя с видом участливого любопытства. Наконец, капитан Томсет не выдержал: он уселся опять на место и, чтобы спасти свое доброе имя, пожертвовал репутацией Джорджа.
— Я так и знал, что это — или вы сами, или кто-нибудь такой, в ком ваше доброе сердце заставляет вас принимать участие, — сказал сконфуженный Стубс, принимаясь снова за прерванную игру. — Вы не можете совладать с своим лицом, капитан. Пока вы думали об опасности, которой подвергается этот бедный малый, оно так и содрогалось у вас от волнения. Оно ввело меня в заблуждение, сознаюсь, но ведь не часто приходится встречаться с таким чувствительным сердцем, как ваше.
Капитан Томсет, с загоревшимися дружеским чувством глазами, ухватил своего приятеля за руку, и пока шли партия за партией, выслушал от него полный курс законов о двоеженстве, переданный чрезвычайно умело и подробно, и иллюстрированный примерами и анекдотами, рассчитанными на то, чтоб устрашить самого смелого человека и заставить его задуматься, прежде чем вступать в брак.
— Но предположим, что эта женщина явится на шхуну за бедным Джоржем, — сказал капитан Томсет, — что нам тогда делать?
— Первое дело — выиграть время, — сказал капитань Стубс. — Проведите ее как-нибудь.
— То-есть куда? Прочь со шхуны, вы хотите сказать? — спросил тот.
— Нет, нет, — возразил юрист. — Обманите ее, сделайте вид, что он болен, не может никого видеть. Да вот, честное слово, нашел!
— Пусть его ложится на койку и притворится мертвым, — продолжал он голосом, дрожащим от восторга перед собственной изобретательностью. — У вас на баке довольно темно, не зажигайте только огня и скажите ему, чтоб лежал смирно.
Глаза капитана Томсета выразили на этот раз несколько сомнительное восхищение перед хитростью приятеля.
— А не будет ли это слишком внезапно? — попробовал он возразить.
Капитан Стубс взглянул на него с видом невыразимого лукавства и медленно прищурил один глаз.
— Он простудился, когда бросился в воду, — отчеканил он.
— Ну, вы мастер своего дела, — от души проговорил Томсет, — всегда скажу, что мастер! Смотрите же, чтобы все это оставалось совершенно между нами.
