Сергей Власов - Фестиваль
– А после этого не звонили поэту?
– Слушай, я боюсь. Может, они уже его зарезали. Я чего думаю: давай возьмем с собой каких-нибудь молодцов покрепче да все вместе съездим – посмотрим, как там идут дела.
– Сань, поедешь с нами?
– Надо подумать. Вообще-то, честно говоря, я давно уже стараюсь не попадать в сомнительные ситуации.
Увидев недоуменное разочарование на лице Бесхребетного после ответа художника, Сергей попытался сгладить затянувшуюся паузу:
– Ну, хорошо, это было утром. А где же вы пропадали целый день?
– Дома сидел. Боялся выйти на улицу – похмельный синдром. Как вы это называете – «шугалово»? Только к обеду догадался опохмелиться – Зинка в магазин сбегала.
– Так она же у вас выпивает. Что же, у нее в запасе ничего не было?
– Сказала, что нет, – грустно пояснил Егор Данилыч. – Скажу тебе честно, Сергей: я в ней разочаровался. Вообще все бабы – дуры и сволочи. Я это всегда говорил.
– Ну почему? – не согласился Данцев. – Встречаются иногда на жизненном пути приличные экземпляры. У меня вот однажды.
Бесхребетный грубо перебил художника:
– А ты вообще заткнись! Испугался с нами ехать – и молчи себе в тряпочку!
– Я не испугался и могу это вам в конце концов доказать.
– Это каким же образом? – Данилыч умел мастерски насмехаться над людьми, даже будучи сильно напуганным.
– Возьму вот да поеду с вами!
– Вот это – молодец! Вот это – мужской разговор! Как, говоришь, тебя зовут… Санька? Хорошее имя. Давай наливай, хочу за тебя выпить.
В этот момент к разговаривающим подошла флюсовская секретарша Светлана:
– Сергей Сергеевич, только что звонил Канделябров.
– А откуда он знает телефон сюда?
– Он сначала позвонил в офис на Арбат, и там Наталья ему сообщила. А что, этого делать было нельзя?
– Да нет, Света, нет. Все нормально. Я просто уточнил. Ну и что поведал тебе мой пейсатый товарищ?
Света собралась с духом, пытаясь поточнее передать бессистемную трепотню Канделяброва:
– Вы меня уже предупреждали о его своеобразной манере изложения мыслей, поэтому я не буду пересказывать все, а только самое главное. Значит так… Завтра в девять тридцать утра он просил вас приехать на корабль. Посудина будет пришвартована у пристани возле метро «Парк культуры». Еще он сказал, что съемки идут нормально, процесс движется к благополучному концу.
– Ну, и славно. Спасибо, Света.
Секретарша благодарно улыбнулась и продолжила:
– Еще он сказал, что Казимир Карлович ведет себя очень хорошо, с ним приятно работать.
– Все?! – Бесхребетный в нетерпении хлопнул ладонью по столу.
– Все.
– Тогда, девушка, можете быть свободны.
Светлана сверкнула глазами и осталась стоять на месте.
– Чего вы ждете?! – в негодовании закричал Егор Данилович.
– Указания руководства, – спокойно ответила секретарша.
Сергей Сергеевич зааплодировал:
– Светик, ты не просто умница, ты – умница в квадрате! А вы, Егор Данилович, перестаньте командовать моими товарищами и сотрудницами.
Почвенник хотел было достойно ответить, но, вспомнив, что при некоторых раскладах ему придется ехать на квартиру Файбышенко без какого-либо сопровождения, мигом затих.
– Спасибо, солнце, иди работай. И впредь поступай так же – не слушай никого, кроме меня.
Данцев снова разлил коньяк:
– Господа, предлагаю немного расслабиться.
Бесхребетный вопросительно глянул на Сергея и, увидев, что он не против, радостно поддержал:
– Давайте, ребятки, давайте! За здоровье присутствующих!
Флюсов дополнил:
– А также за здоровье нашего общего друга, гениального поэта Евгения Александровича!
– Ура! – подытожил Данцев и, чокнувшись с собутыльниками, выпил первым.
Расправившись окончательно с поллитровой емкостью, собеседники дружно встали из-за стола и проследовали в служебные помещения, по ходу окончательно сойдясь во мнении, что на самом деле алкоголь это чистый яд.
Явно приободрившийся Егор Данилович важно вышагивал рядом с Сергеем и размахивал руками, предлагая ему различные варианты сегодняшней акции.
– Послушайте, уважаемый, а может, для начала будет проще – просто позвонить ему? Во-первых, уточним обстановку, во-вторых, предупредим о нашем визите, – предложил Флюсов.
– А что… Это мысль, – поддержал приятеля художник.
В жизни писателя Бесхребетного было немало унижений. Пьяные колхозники глумились над ним, когда он жил в деревне, в армии над ним два года издевался дебильный усатый старшина Ткачук, потом было нелегкая, часто впроголодь, жизнь в различных областных центрах, наполненная оскорблениями, глупостью и интригами разнообразного начальства, а уже затем – Москва, где частенько предавало и подставляло его с умыслом и без такового великое множество завистников и конкурентов.
С годами старик стал мстителен и сейчас, собираясь набрать телефонный номер поэта Файбышенко, с одной стороны боясь, что ситуация может развиваться по совсем нехорошему сценарию, и переживая за него, с другой – думал, как бы побольнее кольнуть коллегу по писательскому цеху, потрепать нервы распоясавшемуся в последнее время Женьке.
– Алле… Простите, вы не могли бы позвать к телефону Евгения Александровича, – после некоторого замешательства сказал почвенник в трубку.
В ней помолчали, а затем хриплый голос ответил:
– Ты совсем обалдел, старый павиан, это же я.
– Женька, как я рад тебя слышать! – Страх за товарища на некоторое время пересилил негатив по отношению к нему же. – Ну, говори, говори быстрей, что там делается у тебя квартире.
– Как интеллигентный человек, я не могу тебе в подробностях полностью обрисовать ситуацию. Могу сказать одно: Инна Чачава – самая удивительная женщина из тех, кого я когда-либо имел честь знать. Она запретила мне надолго отлучаться от нее, так что – извини.
– Я не понял – откуда отлучаться?
– А ты, старикан, подумай. Ну, покумекал? От ее тела.
Бесхребетный занервничал:
– Ты хочешь сказать, что она ожидает тебя в спальне?
– Именно!
– А где грузины?
В трубке засмеялись:
– Они попили, попели и убыли в неизвестность где-то примерно через час после тебя.
Егор Данилыч принял удар с достоинством, стоя: клок волос прилип к его благородному лбу, он начал переминаться с ноги на ногу, сразу приобретя сходство с породистой охотничьей собакой, получившей за неудачное преследование добычи несправедливую порку.
С беспомощным видом он положил трубку аппарата на место:
– Я обманут… Меня обошли… Негодяй Файбышенко в очередной раз нанес мне подлую пощечину. – Бесхребетный хотел еще что-то сказать, но не нашел подходящих слов.
– Ну что, почтенный, поедем мочить грузинов или вы передумали? Или, может быть, продолжим нашу высокоинтеллигентную беседу вперемежку с возлияниями?
«Сколько же в мире шляется разнообразной сволочи, – с грустью подумал Егор Данилыч. – Может, плюнуть на все и застрелиться из именного оружия? Или поехать к Зинке и набить ей морду? А кто же тогда разберется с гнусным рифмоплетом за мою поруганную честь?»
– Трогаемся, – твердо сказал он через секунду. – Я надеюсь, Сергей, тебе не обязательно пребывать на своем форуме до самого последнего аккорда?
– В принципе – не обязательно.
– Тогда – вперед!
По дороге Бесхребетный объяснял Сергею Сергеевичу, что поэт Файбышенко крайне опасен для общества. Флюсов смотрел на почвенника своими голубыми умными глазами и не знал, что ответить. Егор Данилыч поведал несколько аморальных историй из жизни поэта и категоричным тоном резюмировал свое же собственное изложение:
– Всю жизнь он жил, как подонок, им он и остался!
Неожиданно подал голос художник Данцев:
– А меня однажды одна дама охарактеризовала с помощью выражения «подонок из подонков».
– Это сильно.
– Еще бы. С тех пор я стал более внимательно присматриваться к самому себе, хотя, с другой стороны, очень гордился подобной оценкой.
– Это почему?
– Тетенька-то была круглая дура.
Дверь творческому содружеству в лице писателей и художника отворила шахматистка Инна.
– Кого я вижу! – радостно заверещала она и бросилась на шею старику Бесхребетному.
– Ну что ты, что ты… Здесь же люди… – начал было переживать почвенник.
– А мне плевать!
Приглядевшись повнимательней к девушке, Сергей сразу понял, что она пьяна.
– Позвольте куда-нибудь пройти… – сказал он и стал стягивать с уставших ног остроносые лакированные ботинки.
– Валяйте сразу на кухню, там еще сохранилось какое-то подобие праздничного стола. – Чачава громко икнула и юркнула в щель между косяком и приоткрытой дверью ванной комнаты.
