Артур Гафуров - Учитель Истории
— Даже видеть ее не хочу, — сидевшая на диване Яна раздраженно отшвырнула выпуск «Младовских вестей». — Если и вправду вся эта содомия произошла из-за коллекции, пусть ее лучше увезут из города навсегда!
— Содомия — это немножко другое, — машинально поправил я, оторвавшись от компьютера.
— Да знаю я, что такое содомия, — отмахнулась девочка. — Ты еще меня поучи. Когда твоя жена приедет?
— Должна послезавтра. Раньше ее не пустят в город.
— Долго еще…
— Хочешь познакомиться?
— Конечно. Высказать ей все, что я про тебя думаю.
— Едва ли она узнает что-то новое.
— Ну, все равно…
— Яночка, дочка, — в комнату вошла Елена, в руках ее дымилась чашка с горячим чаем. — Каким тоном ты разговариваешь со старшими?
— Нормальным тоном я с ним разговариваю, — Яна осторожно поправила загипсованную ногу, поморщилась от боли. — Он вообще мне про содомию собирался рассказывать! Это мне чай?
— Не тебе. Филиппу Анатольевичу. И хватит на людей наговаривать всякие небылицы.
— Хорошо устроился! В квартире нетранспортабельный больной, а чаи носят ему!
Когда она злилась, то начинала картавить куда заметнее, чем обычно.
— Слышали про сокровища Юрьевских? — Елена поставила чашку на стол рядом со мной: я победно подмигнул Яне. — Их нашли. В фургончике на стоянке в Погорелом Городище. Двадцать один предмет. Видимо, громобои хотели тихонько вывезти ее, когда все уляжется. С учетом сабли и ожерелья это же получается вся коллекция! О таком и мечтать не смели!
— Ура, ура, — Яна изобразила аплодисменты кончиками пальцев. — Читали мы уже. Ну ее к лешему, эту коллекцию, если из-за нее столько бед.
— Ты не права, — возразила ей мать. — Эта коллекция, если ее оставить здесь, может принести нашему городу мировую известность.
— Громобои принесли нашему городу мировую известность. Включи телевизор.
— Да я не о том говорю! Ты меня вообще слышишь?
— Даже чаще, чем хотелось бы.
— Ладно, — женщина обратила взор в мою сторону, но, не дождавшись поддержки, обиженно поджала губы. — Мне сейчас не до глупых споров. Нужно в школу идти, сегодня собрание по поводу продолжения учебного года. И еще сбор денег на похороны… Филипп, ты собираешься куда-нибудь?
Я отхлебнул чай, но при упоминании о похоронах поспешно поставил чашку на место…
— Нет. Перевязка утром была, следующая только завтра.
— Хорошо. Тогда смотри за Яной. Все, я ушла.
— Слушай, — обратилась ко мне девочка, когда входная дверь квартиры захлопнулось с обратной стороны. — А суд-то будет? По поводу квартиры?
— Должен быть, — я подумал, можно ли уже брать чай, и решил, что пока еще рано. — Его перенесли на начало апреля.
— А ты, получается, приедешь?
— Едва ли. Если твоего папеньку будут судить по уголовной статье, ему будет не до гражданских исков. Вопрос с квартирой вновь повисает в воздухе.
— Правильно я сделала, что заперла его на даче, — едко процедила Яна, отбросив со лба прядь своих тонких черных волос. — А то сейчас вместе с женкой загорал бы в Израиле. Надо же было оказаться такой дрянью…
— Поверь мне, — наставительно заметил я. — Следствия и суда он боится гораздо меньше, чем ответа перед своими бывшими покровителями, которых он подставил, вступив в сговор с громобоями.
Юлиан Тихонов был осужден на десять лет: прикрываясь деятельностью своей логистической фирмы, он ввозил в Младов оружие и продавал его организаторам погрома.
Евгений Сизов не был провозглашен героем и спасителем города. До прессы дошла информация, что он каким-то образом успел предупредить власти о готовящейся атаке, благодаря чему многие из тех, кого громобои шли убивать целенаправленно, были спасены. И хотя это был подвиг, самый настоящий подвиг, вопрос о присуждении Евгению каких-либо наград пока что не поднимался. До завершения следствия. Ведь всплыла и другая информация — о его связи с Юрьевым. Громобои стали давать показания и назвали эту фамилию. Клубок медленно, но верно начал распутываться. Я не участвовал в расследовании — решил, что справятся и без моих догадок. Но подлинный шок меня ожидал лишь после возвращения в Москву. В первый же вечер к нам в гости нагрянула чета Телиг: мой начальник Паша с женой. Едва стихли первые крики радости и громкие вздохи по поводу моего непрезентабельного внешнего вида, мы отправили Веру с Ириной хлопотать по поводу ужина, а сами разместились в большой комнате.
— Я звонил тебе, — начал шеф. — Еще тогда, в прошлое воскресенье. Но твой телефон был отключен.
— Да, — ответил я, задергивая шторы: на улице стояла ясная погода, и садящееся солнце немилосердно светило в окна верхних этажей. — Его забрали у меня сразу после того, как я угодил в пещеру. Так и не нашел его потом.
— Понимаю. Поэтому я и не мог сообщить тебе раньше, а потом уже, когда узнал обстоятельства твоего спасения, моя информация потеряла всякий смысл. И я решил не тревожить тебя до времени.
— Что за информация?
— Насчет Сизова. Понимаю, сейчас не время, но все же…
— Ты что-то разузнал?
— Да, — между бровей шефа пролегла глубокая складка. — И без обиняков могу заявить: если бы ты обратился ко мне с этим вопросом раньше, возможно, многих бед удалось бы избежать.
— Поясни, — такое начало мне не понравилось.
Перед тем, как продолжить, Паша сходил на кухню и вернулся оттуда со стаканом воды.
— Ты знаешь, где родился твой погибший друг?
— Понятия не имею, — признался я, с подозрением покосившись на стакан. — Но сейчас это и вправду уже не актуально.
— В Бресте, — шеф склонил голову на бок, с любопытством наблюдая за моей реакцией. — Только не в белорусском. Как у тебя с географией?
— Не во Франции же?
Это действительно была бы новость. Я искренне верил, что Сизов, подобно Ааронову, был урожденным младовчанином: настолько хорошо он знал историю этого края.
— Бинго, — Телига отпил и поставил стакан на подлокотник кресла. — Мать его была француженкой, а отец, Валерий Сизов — наш с тобой соотечественник. Они оба умерли, когда их сын был совсем маленьким: папочка в порыве ревности случайно убил мамочку, а потом раскаялся и наложил руки на себя. Творческая была семья, музыканты, что ли. Уже одной этой истории достаточно, чтобы у ребенка поехала крыша, согласись?
— Соглашусь… — я почувствовал подступивший к горлу комок: и без того говорить про Женю было нелегко, а тем более узнавать такие подробности о его прошлом.
Но, как выяснилось, это было только начало.
— В Россию, — продолжил Паша, который, подобно Еремицкому, не был склонен к излишней сентиментальности. — Маленький Женечка вернулся только после развала Совка. В девяносто втором. До этого были проблемы с документами, да и опекуны выступали против: им за его содержание капала неплохая рента. Но родственников во Франции у мальчугана не было. Зато они нашлись в Младове, где жила его бабушка. Так что вопрос об обратной миграции решился довольно быстро. Бабушка эта, — она, кстати, тоже умерла в конце девяностых — приходилась матерью отцу Евгения Валерьеича. Соответственно, фамилия ее, как не трудно догадаться, была Сизова. Фамилия в замужестве. А вот девичья… Ее девичью фамилию назовешь мне ты, мистер Марпл.
— Понятия не имею, — я развел руками. — Но думаю, ты прав: мне следовало уделить куда больше внимания его биографии. Раньше, когда он еще был жив. А сейчас…
— Юрьева.
— Мать честная! — я вдруг почувствовал острое желание начать ругаться матом. — Отец небесный! Не может быть! Но как же тогда… Неужели…
Паша говорил что-то еще, но кубик Рубика перед моими внутренним взором уже сложился сам собой. И как сложился! Сказать, что неожиданно, значит, использовать самое банальное слово из всех пришедших на ум. Неожиданной можно назвать гибель «Челленджера» или победу греков на Евро-2004, но тут… Все мои обвинения и подозрения, высказанные в адрес Жени, оказались правдивыми лишь отчасти. Он не был подручным Юрьева, действовавшим в его интересах. Он и был самим Юрьевым! Далеким ли потомком графского рода или просто человеком с близкой по звучанию фамилией — бог весть. Но это именно он изначально загорелся идеей собрать все предметы пропавшей коллекции. Не какой-то абстрактный дядя, коего я заочно записал в виновники всех бед, а сам Женя! Это он вышел на связь с громобоями и платил им за совершенные находки. Это он вел Ааронова в его исследованиях, рассчитывая обмануть своих же собственных наймитов и оставить их без денег. Это он спланировал нападение на Младов — спланировал, чтобы затем попытаться предотвратить! Вот откуда была у него информация, вот почему он всегда выходил сухим из воды. Сухим из воды… Смешно звучит, право. Но зачем? Что двигало им? Я ведь знал совершенно другого Женю: честного, открытого и искреннего, как ребенок! Да он и был ребенком по сути. Мы же вместе лазили с ним по этим чертовым полям, ручьям и деревням. Два великовозрастных дитяти, движимые идеей найти сокровища. Кто же знал, что одного из них мечта заведет так далеко…
