Годы прострации - Таунсенд Сьюзан Сью

— Дамы и господа, — кричал он, — как вам известно, это все еще свободная страна, и гражданам этой страны позволено мирно выражать свой протест при том условии, что они предварительно проинформируют полицию о своих намерениях. Однако должен вам сообщить, что никакой заявки на шествие мы не получали, поэтому я рекомендую вам развернуться, мирно прошествовать до ваших автомобилей и разъехаться по домам.

Я был готов повернуть назад, но тут из толпы вынырнул Тони Уэллбек. Встав во главе колонны, он произнес страстную, но несколько сумбурную речь о том, что на парки сафари деньги всегда найдутся, а вот его почтовое отделение, верой и правдой служившее региону семьдесят лет, закрывают из-за недостатка средств.

Я шепнул Бернарду, что хочу уйти.

— Не ломай кайф, кореш, — ответил Бернард. — Мне прямо-таки неймется припугнуть Хьюго Фэрфакс-Лисетта, похитителя чужих жен. Эта привилегированная публика до смерти боится народа. — Он подошел к полицейскому, отдал честь: — Полковник Бернард Хопкинс в отставке, сэр. Даю вам слово офицера и джентльмена, что под моим присмотром шествие пройдет исключительно мирно.

Полицейский сказал, что его дежурство заканчивается через пять минут, и сел в машину. Колонна прошла в ворота и двинулась по подъездной дорожке Фэрфаксхолла.

У меня зазвонил телефон.

— Адриан, — раздался голос Георгины, — я не знаю, что делать. К дому приближается толпа. У них горящие факелы и сердитые лица.

— Георгина, я здесь, с ними.

— Ну тогда скажи им поворачивать назад. Дома только мы с Грейси. Хьюго где-то катается на квадроцикле, и на самом деле я больше беспокоюсь о нем, он не отвечает на звонки.

Дневник, все закончилось неразберихой, глупым фарсом и трагедией. Выслушав несколько речей, произнесенных пылкими защитниками животных, не согласных с содержанием зверей взаперти, толпа рассыпалась, и большинство направилось обратно в деревню. Когда к половине десятого Фэрфакс-Лисетт так и не отозвался, Бернард, Тони Уэллбек и еще кое-кто из деревенских отправились искать его по округе. Я, отец, мать и Венди Уэллбек зашли в дом и уселись в небольшой комнате, которую Георгина называет «гнездышком». Это была уютная комната с множеством антикварных (обитых кожей) и современных диванов.

— В остальной части дома у меня возникает агорафобия, — призналась Георгина. — Я не привыкла к таким большим пространствам.

— Вот что делает с человеком житье в свинарнике, — заметила мать.

А я не могу привыкнуть к новой Георгине. Мне до сих пор кажется неправильным, когда женщина в домашней обстановке одета в твидовый костюм.

В половине одиннадцатого позвонил Тони Уэллбек: они нашли Фэрфакс-Лисетта под квадроциклом. Он жив, но без сознания. Мне было больно видеть страдание на лице Георгины.

Прежде чем сесть в машину «скорой помощи», она обернулась ко мне:

— А вдруг у него поврежден мозг?

— Как они это поймут? — задал я встречный вопрос.

Вторник, 29 апреля

Деревня по щиколотку завалена мусором. Миссис Льюис-Мастерс организовала людей на уборку. Фэрфакс-Лисетт пришел в сознание через час после того, как его доставили в больницу. Доктора проверили его когнитивные навыки, спросив пациента, какой сейчас год, как зовут премьер-министра и когда Фэрфакс-Лисетт родился. Он ответил: 1972-й, миссис Тэтчер, в 1066-м. Словом, его не выписали. Георгина им не слишком довольна. Она расспрашивала его, как произошла авария, и он ответил, что спасался от демонстрантов. Она привезла Грейси в «Свинарню», чтобы больше времени проводить в больнице.

— Георгина, — внушал я ей, — если врачи требуют от него дать точный ответ на ряд самых общих вопросов, его могут никогда не выпустить. Он же глуп как пробка.

— Глупость мужчину не портит, — парировала Георгина. — С такими легче управляться.

Днем Грейси захотела опять поплескаться в ручье. Мы взяли бутерброды, пакет шоколадного печенья, термос с чаем и устроили пикник. Я сказал ей, что дерево, нависающее над ручьем, называется плакучей ивой. Ей захотелось узнать названия других деревьев вокруг, и я был рад, что могу ей помочь.

К нам присоединилась мать, но не выдержала и пяти минут — ее достали комары. Впрочем, спустя четверть часа она вернулась. Села на поваленное дерево и закурила. Я высказал свое недовольство, но мать заявила:

— Я курю ради тебя, Адриан. Иначе комары тебе всю лысину искусают. — Она достала открытку из кармана джинсовой куртки: — Хорошо, что нашла ее, прежде чем отец увидел.

Открытка представляла собой фотографию старой пивоварни в Бертоне-на-Тренте, от снимка веяло меланхолией. На обороте Рози написала:

Дорогая мама,

Просто хочу, чтобы ты знала, у нас с папой все нормально. Желаю тебе всего хорошего, и, пожалуйста, передай привет Джорджу и Адриану.

С любовью,

Грейси весело играла с прутиками, камешками и всем тем, что нашла вокруг ручья.

— Ты слыхал про ландшафтный дизайн? Этот ручей мог бы стать украшением нашего участка, — сказала мать, — если его вычистить, а по берегам посадить какие-нибудь пышные кусты.

— Он останется таким, какой есть, — твердо ответил я.

Среда, 30 апреля

Сегодня к нам на чай приходила миссис Льюис-Мастерс. По такому случаю я, следуя рецепту Делии Смит, испек булочки с сыром и ягодами.

Миссис Льюис-Мастерс больше не пользуется ходунками. Я поздравил ее с этим, и она сказала:

— Меня теперь Бернард поддерживает.

— Я тоже благодарен Бернарду за поддержку.

— Но я не вообще говорю, — слегка рассердилась наша гостья. — Бернард буквально поддерживает меня, когда я куда-нибудь иду.

Я заметил, что мне будет очень не хватать Бернарда, когда он съедет.

Миссис Льюис-Мастерс выразила озабоченность «трудным периодом притирания», когда Бернард переберется к ней.

— У меня есть пара мерзких привычек, цыпленочек, — пояснил Бернард. — К примеру, один день я ношу трусы на одной стороне, а на другой те же трусы выворачиваю наизнанку.

— Личная гигиена меня ни капли не волнует, — отмахнулась миссис Льюис-Мастерс. — Я жила среди людей пустыни, а они моются лишь дважды в год — песком.

После чая мы пошли погулять, и я показал гостье мои угодья. Остановившись передохнуть у ручья, она пообещала одолжить мне на пару дней своего садовника и ротоватор.

Бернард ушел вместе с миссис Льюис-Мастерс, но сначала поинтересовался, буду ли я завтра дома.

— А где же мне еще быть? Разве что на химии.

В час ночи позвонила Пандора пожелать мне добрых снов. Я не сказал ей, что лег спать в половине десятого.

— В последнее время я часто думаю о тебе, — добавила Пандора. — А ты обо мне?

Я ответил, что думаю о ней с тех пор, как мне исполнилось 13 лет и девять месяцев. Однако умолчал о том, что теперь мои мысли почти целиком заняты моей землей, — все голову ломаю, как ее лучше возделать.

Май

Четверг, 1 мая

ВЕЛИКИЙ ПРАЗДНИК!

Мне отменили химиотерапию.

Бернард подарил мне четырех кур и курятник с оградой, которая не по зубам лисам! Все это доставили сегодня утром двое рабочих. Они возились до полудня, устанавливая курятник.

Отец уже который час сидит в коляске перед проволочной сеткой, пристально наблюдая за курами. Утверждает, что каждая обладает собственной ярко выраженной индивидуальностью:

— Вот эта — робкая, а та — наглая гадина, а вон та, что стоит в питьевом корыте, — дура набитая.

Пятница, 2 мая

Фэрфакс-Лисетт вышел из больницы и долечивается дома. Когда Георгина приехала за дочкой, я поинтересовался, действительно ли поврежден у него мозг.