Книга привидений (ЛП) - Бэринг-Гулд Сабин (Сэбайн) "Баринг-Гулд"
- Ах, Боже мой! Моя дорогая! Что я буду без тебя делать? Ты самая лучшая женщина, которую я встречал на своем коротком жизненном пути.
Наверху раздался шум. Рядом с роженицей находились врач и акушерка. Сет поднял голову и прислушался. Затем бросился на колени перед столом, за которым прежде сидел, и стал молиться.
- О, Господь, сущий на небесах! Пожалей меня, пощади мою жену. Кто я без нее? Никто! Ведь я не умею даже пришить пуговиц к своей рубашке.
И в этот самый момент наверху раздался слабый писк, который, усиливаясь, перешел в крик. Сет поднял лицо; оно было залито слезами. В наступившей тишине послышался звук, похожий на щебетанье воробьев. Он поднялся на ноги, нетвердой походкой подошел к лестнице и облокотился на перила.
Из комнаты на втором этаже вышел врач, и принялся неторопливо спускаться по лестнице.
- Все хорошо, Букер, - сказал он. - Поздравляю - у вас два прекрасных мальчика.
- А моя Салли... моя жена?
- Она справилась. Я боялся за нее, но она справилась.
- Могу я к ней подняться?
- Не сейчас, минуты через две. Как только младенцев вымоют.
- Значит, моя жена в порядке?
- В полном, Букер; с рождением близнецов она как будто бы приобрела новую жизнь.
- Слава Богу! - губы Сета задрожали, лицо исказилось, он, казалось, вот-вот расплачется.
Наверху открылась дверь, показалась акушерка.
- Мистер Букер, вы можете войти. Ваша жена хочет увидеть вас. Поздравляю, у вас прекрасные близнецы.
Я последовал за Сетом и вошел в комнату роженицы. Скромно обставленную, с выбеленными стенами, безупречно чистую. Счастливая мать лежала в постели, ее бледное лицо покоилось на подушке, но в глазах светились невыразимые любовь и гордость.
- Поцелуй их, Букер, - сказала она, кивнув на две маленьких розовых головки, видневшиеся рядом с ней. Но муж сначала прикоснулся губами к ее лбу, и только потом поцеловал каждого ребенка.
- Ах, разве они не прелесть! - воскликнула акушерка.
Радость, любовь, какое-то возвышенное торжество - были написаны на лице матери; а глаза, смотревшие на детей, были глазами мистера Фотерджила. Никогда не видел я такой экспрессии в них, даже когда, за игрой в шахматы, он восклицал: "Шах и мат!"
Я знал, что последует дальше. День и ночь мать будет жить для своих близнецов; и с каждой каплей материнского молока, которым она будет их кормить, душа мистера Фотерджила будет освобождаться от черного баран. Задерживаться здесь не имело смысла. Я вышел на улицу и услышал, как часы пробили час.
- О, Господи! - воскликнул я. - Что скажет моя жена?
И я быстро, как только мог, направился к дому. Придя, я увидел, что Бесси не спит.
- Почему ты не спишь? - спросил я.
- Но, Эдвард, дорогой, - отвечала она, - как же я могу уснуть? Я немного полежала, но когда услышала о случившемся с коляской, сразу поднялась. С тобой все в порядке?
- Немного кружится голова, - сказал я.
- Дай-ка я посмотрю... У тебя горячий лоб. Ложись, я поставлю тебе холодный компресс.
- Погоди, Бесси, я кое-что должен тебе рассказать.
- Никаких историй, расскажешь ее завтра утром. Надо будет послать за льдом к рыботорговцу для твоей головы.
* * * * *
В конце концов, я рассказал жене историю обо всем, что видел на паперти Файвелла в канун Святого Марка.
И теперь жалею об этом, поскольку каждый раз, стоит мне сказать ей слово поперек или поступить вопреки ее желанию, она говорит:
- Эдвард, Эдвард, боюсь, что в тебе еще слишком много черного барана.
СЧАСТЛИВОЕ ИЗБАВЛЕНИЕ
Мистер Бенджамин Вулфилд был вдовцом. Он носил траур в течение двенадцати месяцев. Однако, этот траур был чисто внешним, и никак не отражал истинное состояние его чувств; дело в том, что он не был счастлив в семейной жизни. Он и Кесия совершенно не подходили друг другу. Закон Моисея запрещает впрягать в один плуг вола и осла; трудно было представить себе более неподходящую для семейной жизни пару, чем Бенджамин и Кесия.
Она принадлежала к плимутским сестрам, а он, - как она сообщала ему всякий раз, когда он позволял себе почитать игривый роман, повеселиться, покурить, отправиться на охоту или выпить стаканчик вина, - к несчастным грешным обывателям, заботящимся исключительно о земном.
В течение нескольких лет было сделано все для того, чтобы мистер Вулфилд почувствовал себя морально неполноценным изгоем, чуждым облагораживающего влияния религии. Кесия приглашала в дом и на обед тех, кто разделял ее воззрения, и в этих случаях не жалела усилий на сервировку стола, заботилась о том, чтобы гости не испытывали недостатка в еде и напитках. В такие дни мистер Бенджамин, присутствуя за столом, чувствовал себя не в своей тарелке, поскольку темы разговоров выходили за рамки его интересов и касались вопросов, в которых он был абсолютным профаном. Он пытался заинтересовать гостей Кесии другими темами; он понимал, что футбол, скачки, крикет - были табу, но предполагал, что такими темами могут стать внутренняя и внешняя политика. Вскоре он понял, что ошибался, что эти вопросы интересовали гостей только в том случае, если были связаны с исполнением или неисполнением какого-нибудь пророчества.
Когда же мистер Бенджамин, в свою очередь, приглашал к обеду своих старых друзей, их ожидала холодная баранина, запеканка из мяса с картофелем и пудинг из тапиоки. Но даже это можно было бы вытерпеть, если бы миссис Вулфилд не сидела во главе стола туча тучей, не произнося ни слова, время от времени тяжело вздыхая.
Истек год траура; мистер Вулфилд переоблачился в светлый костюм, ограничившись небольшой черной повязкой вокруг левой руки в знак траура. Кроме того, он начал искать того, кто мог бы вознаградить его за те прожитые годы, когда он чувствовал себя подобно мальчику для битья.
И вот, взор его остановился на Филиппе Уэстон, яркой, энергичной молодой леди, умной и образованной. Ей было двадцать четыре, разница в возрасте составляла, таким образом, восемнадцать лет, - по его мнению, не так уж и много.
Кроме того, они, опять-таки по его мнению, идеально подходили друг другу. Приняв решение, он стал ухаживать за ней.
В тот самый вечер, когда он признался в любви и получил ответное признание, сделал предложение руки и сердца, которое было принято, он сидел перед камином, сложив руки на коленях, глядел на огонь и строил воздушные замки. Потом улыбнулся и похлопал себя по коленям.
От грез его отвлек чей-то вздох. Он оглянулся. Было что-то знакомое в этом звуке, и он был ему неприятен.
То, что он увидел, развеяло его мечты и заставило кровь отхлынуть от его сердца.
За столом сидела Кесия, глядя на него своими черными глазами-бусинами, с суровым выражением лица. Он был настолько поражен и испуган, что не мог произнести ни слова.
- Бенджамин, - произнес призрак, - я знаю, что ты собираешься сделать. Такой поступок нельзя назвать благопристойным. И этого не случится.
- Не случится? Но почему, моя любовь, мое сокровище? - Ему пришлось собрать все свои силы, чтобы задать этот вопрос.
- Ты совершенно напрасно корчишь из себя невинность, - сказала покойная жена. - Ты никогда - никогда, слышишь? - не поведешь ее к алтарю.
- Кого, дорогая? Ты меня удивляешь.
- Мне все известно. Я читаю твое сердце как раскрытую книгу. Даже переселившись в иной мир, я продолжаю наблюдать за тобой. Когда ты распростишься с земной юдолью, при условии, что ты осознаешь свое падение и изменишь свою жизнь, - у тебя есть шанс, - небольшой, но все-таки есть, - что наш союз будет продолжаться в вечности.
